Одна ночь, и партия дублёнок ваша по установленной цене, заявил он напрямик.
Цену мы подрегулируем, ответила она. Я не за дублёнку имею в виду цену, а за ночь. Не партию, а ранг постоянного заказчика для меня, и ночь ваша. Только непременное условие предохранитель.
Принимается, сказал директор.
Выйдя наутро после беспокойной ночи из гостиницы, Алла заглянула в магазин фото-музыкальных товаров и не поверила глазам: в продаже были пластинки с мелодиями тридцатых-пятидесятых годов! Она закупила все, что были в магазине, отправив их домой по железной дороге в одном контейнере с дублёнками.
Пластинки разошлись в два дня по «бешеной» цене. Алле как-то не пришло в голову, что покупали их те, кому приходилось выбирать: или чай с баранкой, но без музыки, или чай с музыкой, но без баранки. Сбыт дублёнок занял больше месяца, потому что приходилось осторожничать, на рынке Алла и не мыслила высвечиваться с ними, сбывала через знакомых, приобретённых во время работы продавщицей. Чистая выручка опять превзошла все ожидания. Теперь у неё был капитал, с которым не стыдно выйти в зарубежье.
5
Наташа с Ксюшей пришли с работы домой в девятом часу вечера. Николай, как всегда, лежал на диване в одежде и ботинках, только плевал на пол не раз в пятиминутку, как обычно, а гораздо чаще. Такое изменение режима показывало, что он или чем-то сильно опечален, или не принял во весь день хотя бы граммов сто одеколона.
Ксюша тут же бросилась в драку с сиамской кошкой Муркой. На плевки отца она внимания не обращала. Он всегда плевался. Он даже ночью, если бывал пьян не до «отключки», специально просыпался, чтобы плюнуть.
Случилось что? встревоженно спросила мужа Наташа.
Скосив к жене порыжевшие от трезвого дня глаза, он в очередной раз плюнул и сердито буркнул:
Завтра отправляют.
А говорил, участковый дал отсрочку.
Ага, верь ему! Ты, говорит, помнишь, о чём мы вчера с тобой говорили? А я говорю: «Я тебя вчера в упор не видел». А он говорит: «Ну тогда собирайся». Оказывается, он меня вчера пьяного до дома вёл, а я и не помню. На два года. В Удмуртию. Лагерь, говорит, в живописном месте.
А где эта Удмуртия? спросила Наташа. На севере, юге или востоке от нас?
А тебе не всё равно? Приготовь мои шмотки и пожрать что-нибудь в дорогу. Николай привычно сплюнул. Завтра к часу надо быть у психушки
Наташа, опустившись на стул, с осуждением глядела на рыжие, непролазно густые, нечёсанные космы мужа.
Так устала сегодня, пожаловалась она. Машина за машиной: то сахар, то конфеты Хорошо, что завтра у меня на работе по графику выходной, хоть провожу тебя.
Муж сплюнул. Наташа, вздрогнув от прострела в натруженной пояснице, принялась выкидывать из шкафа на пол нестиранное бельё. Николай, прищурив один глаз, другой скосил на неё:
Ты не очень, там казённое дадут.
Наташа молча отмахнулась. Всю ночь она стирала, штопала, готовила съестное. Утром Николай ушёл попрощаться с друзьями, и назад те принесли его в «отключке». В себя он пришёл лишь незадолго до отправления на сборный пункт. Наташа стала выговаривать мужу за безответственность.
Напоследок, возразил он грустно. Два года теперь выпить не дадут. А то и насовсем излечут. Поседеть ведь можно, как подумаешь.
Время на сборном пункте тянулось медленно. Провожавшие украдкой наливали алкоголикам «на посошок». Наташа ничего на посошок взять не догадалась, и муж учащённо плевался. Она с трудом подавляла зевоту от бессонной ночи, не зная, о чём приличествует говорить при проводах в антиалкогольный лагерь. Наконец подошёл автобус.
Напиши, если что будет надо, сказала Наташа на прощанье.
Дура! Что мне надо, ты не пришлёшь. А если и пришлёшь, всё равно не передадут. Ксюшу береги и себя. Муж ткнулся лицом ей в плечо, и она еле разобрала приглушённое «прости»
Наташа долго смотрела вслед ушедшему автобусу. Потом вспомнила об оставшейся дома без присмотра Ксюше. Из-за навалившихся внезапно хлопот с проводами мужа Наташа не смогла отвести дочь в детсад. Но Ксюша, как оказалось, в одиночестве не скучала: она самозабвенно дралась с Муркой.
Отсутствие мужа ощутилось в десятом часу вечера. Обычно в это время он приходил с работы. Он работал слесарем на автобазе, и там у них было принято после окончания рабочего дня поговорить о политике. Когда выпивка кончалась, кто-нибудь из шофёров садился за руль и мчался за добавкой. Для продолжения разговора. Когда кончалась добавка, ехали за следующей. В общем, домой муж приходил в десятом часу вечера. Наташа вдруг осознала всю безмерность срока, в продолжение которого не будет мужа. Неутомимо, как всегда, носилась по полу, по стенам и чуть ли не по потолку вперегонки с сиамской кошкой Ксюша. По обыкновению, бубнил не выключавшийся вечерами телевизор. Но без лежавшего на диване мужа стало пусто. Вспомнилось его прощальное «прости». Вспомнилась его прямо ребяческая радость, когда она давала ему утром пять рублей на опохмелку.
Несмотря на бессонную предыдущую ночь, Наташа долго не могла заснуть без привычного мужниного храпа. В пять утра гнусаво запищал будильник. Не открывая глаз, она нажала кнопку, чтобы он замолк, и несколько минут лежала, сопротивляясь властной силе жестокого слова «надо».
Когда, сдав Ксюшу с рук на руки нянечке в детском саду, Наташа пришла в магазин, у приёмного окна во дворе уже стояла машина с чёрным хлебом. Замзаведующей Лукьяновна, предав анафеме опаздывающего грузчика, приказала начинать разгрузку без него.
Грузчик Саша пришёл, когда машину уже разгрузили. Увидев в широком проёме задней двери его худенькую, малорослую фигурку, продавщицы дружно прыснули. Не рассмеяться при виде его испуганно-сосредоточенного пьяного лица было невозможно. Года полтора назад Саша, всегда слегка нетрезвый, запнулся о порог задней двери и упал вместе с коробкой, в которой было четыре трёхлитровых банки гранатового сока. Банки вдребезги разбились. Саше пришлось за них платить из своего кармана, вдобавок он сильно ушибся. С тех пор он переходил этот порог со всеми доступными ему мерами предосторожности. В шаге от непредсказуемого препятствия он остановился и носком дырявого ботинка стал ощупывать прилегавшую к порогу территорию, как если бы это была лужа неизвестной глубины. Убедившись, что «неглубоко», он перенёс через порог правую ступню и короткими рывками подтянул к порогу левую. Потом, сосредоточась, перебросил и её через порог и, сразу про него забыв, зашагал без напряжения, как посуху.
Всё ржёте, лошадушки, добродушно поприветствовал он продолжавших смеяться продавщиц.
Замзаведующей Лукьяновна, грузно переваливаясь на непомерно толстых ногах, двинулась на Сашу, точно крепостная башня. Приблизясь на дистанцию в три шага, дала залп отборной брани, от которой пятидесятилетний Саша стеснительно потупился. Мощную «артподготовку» Лукьяновна завершила угрожающей фразой, которой заканчивались все её посвящённые грузчику монологи:
Ставлю перед заведующей вопрос о твоём увольнении.
Едва открыли магазин, как пришла машина с белым хлебом. В помощь грузчику Лукьяновна направила Наташу. Лотки с хлебом выскальзывали из пьяных Сашиных рук, батоны сыпались на землю, под машину. Он с кряхтением садился на помост и, неуклюже нагибаясь, вылавливал их оттуда, словно рыбу, остриём крюка, прямым назначением которого было доставать лотки от дальнего борта машины. «Поймав» батон, Саша рукавом халата старательно размазывал пятнышки мазута по всей его поверхности, потом начинал «охотиться» за следующим. Поэтому они затратили на разгрузку больше часа против тридцати минут по норме. Как раз пришла Лариса Гелиевна, заведующая магазином, и устроила им разнос. Саша после этого пошёл с бурчанием на двор курить. Наташа встала за прилавок в хлебном отделе, сменив Лукьяновну.