Душевно тут! Как-то по-настоящему всё!
Так и минуло пару дней, что счастливый миг! И не заметил никто этого из дома райского, словно место то и есть родовое гнездо, какое ласточки в поднебесной вьют.
Приехали родители за детьми. Накрыли стол огромный во дворе, чтоб уместиться всем здесь можно было: шесть внуков, шесть родителей и баба с дедом во главе стола старейшины. Ух и уважали их все. Да было за что. Никто в доме ругань не позволял не уживалась такая грязь в доме этом. Никто зла не помнил. Но стержень семейный такой воспитывался, что ничем не сломить ни войной, ни распрями, ни распутством. Дух русский! Настоящий, сильный, чистый, лишённый порока.
Бывало, за такими семейными посиделками растянут гармонь, а хор семейный так и льётся песней: «Ой ты степь широкая!.... Ой, ты степь раздольная» и тоже река, да не Волга, но Тура, по которой на покосы на лодках ездят мужики рода стар и мал, выискивали самые добротные места.
А пейзажи вокруг, Богом отмеченные! Святым Симеоном Верхотурским Чудотворцем облюбованные. Величает тайга уральская ягодами, грибами, шишками кедровыми. А водица в реке чистая чистая! Глубока река та, что до платины. Судоходной в исторические времена была. Так и грезится: плывет навстречу атаман Ермак со своим казачьи войском, врата в Сибирь отворять. Да. Так всё было.
Вот и поют, затягивая песни за семейным столом душевные, раздольные, как сама Россия Матушка. Начнёт запевать бабушка голосищем своим сильным, добротным, русским народным, да все подхватывают, а потом в разноголосье разбиваются по нотам, тут же сливаясь в песнь красивую так, что парит она, словно птица, по всей округе до соседних берегов разносится!
Хорошо! Так и жить бы не тужить, остаться.
Но выросли давным давно детки и разлетелись кто куда. Свили свои гнёзда, лишь проведают, помогают и гостят у старших.
Вот и Саню Попова долг офицерский зовёт. Пора собираться с семьёй домой завтра на дежурство заступать чуть свет заря.
***
Здравья желаю, товарищ подполковник! Щелкнув сапогами и отдав честь, приветствовал Александр. Попов на службу прибыл! Вызывали?
Капитан? Здравствуй! Уставившись на служивого, подполковник Ковязин и начальник трудовой лечебной части как-то неохотно приподнялся со стула. Он начал свои медленные шаги вокруг стола слишком настороженно. Отвернулся, избегая прямого взгляда прибывшего офицера. Ты уж прости, что по тревоге ночью поднял. Из отпуска выдернул приказом
Так точно, товарищ подполковник!
Ситуация такая Тебя требуют! И с чем это связано?
Ни как не знаю! Кто требует?
Отставить разговор не по уставу!
Есть отставить разговор не по уставу! Не могу знать, товарищ подполковник кто требует!
К службе приступить, не медля! Подавить бунт! Разобраться!
Есть приступить к службе! Подавить бунт! Разобраться!
В ту ночь, как Александр вернулся с учёбы и привёз семейство своё из деревни, случился мятеж заключенных. «Попова! Попова!! Попова!!!» скандировали осужденные, отметая все варианты переговоров. Сначала заключённые просто массово отказались есть, а ночью подняли шум, стуча по стенам и дверям во всех казармах и в изоляторах. «Попова! Попова! Интеллигента!»
Тяжелой поступью, сдерживая внутреннюю тревогу, вышел Александр из стен лечебницы навстречу отряда служащих, выстроившихся для оцепления территории к разъяренным алкоголикам и наркоманам. На сей раз подъём на прогулку был скомандован раньше: «Вымотать! Чтоб с ног валились! К следующей ночи, чтоб ни одна душа не пикнула!» Вопил подполковник Ковязин. «Весь состав поднять по тревоге!»
«Это что ж получается, меня месяц здесь нет, я ни сном, ни духом, но орут так, будто сам причастен? Что за чертовщина?! Я ещё четыре часа, как в учебном отпуске. Нет! Вызывает Держись, Сашка, держись! Служба у тебя такая начальник оперативного штаба едрить колотить! Вот и должен разрулить. Кто, если не я. Так?!»
Находясь на дистанции около четырех пяти метров, он остерегался сделать шаг ближе, сохраняя максимально безопасное расстояние для маневра в случае нападения. При виде Попова, толпа загудела, словно превратилась в живую массу, зашевелилась на прогулочной площадке, укутанной серым июньским туманом. Светает А служить здесь хочется ли? Справедливости! Вот всегда чего хочется Попову. Так и живёт.
Только сейчас, глядит он, как люди реагируют на него буйно, но тут же притихают, остановившись, не знает радоваться тому, аль нет?
Чего бунтуете, мужики?!
Безликая масса расступилась. Где-то в середине показалась стайка блатных рецидивистов. Вышел Пахан. Взъерошенный, он глядел исподлобья, словно прицеливался в холостую выстрелит словом? Или все-таки повлияет «базар» на начальника?
Сан Иваныч, слово имеем сказать! Мы не скоты!! Пойло своё, для свиней пусть сами жрут! Хрипло прошипел он. Хавать невозможно все кишки наизнанку третьи сутки!
Сидят на госхарчах, ещё скалятся, кто б меня кормил. Сам семью кормлю Буркнул за спиной Попова не менее озлобленный офицер.
Реакция не заставила себя ждать:
«Хайло» завали, провокатор!
Иваныч покосился с предостереженьем. «Молчи, мол, идиот, если хочешь здоровым уйти домой сегодня, иль в живых остаться упаси Бог от резни!» подумал он, но в ответ вступил в диалог с заключённым сдержанно и спокойно. Заговорил так тихо, словно в кабинете один на один беседу вёл. Но слышно было всем и всё. И чем тише говорил Попов, тем внимательнее слушали все вокруг.
Я не повар, а старший оперуполномоченный службы. Но
Ты вопросы решаешь! А этот изоляторы вешает!
И жрать не даёт!
На вольном баб тоже не даёт!
Гогот прокатился волной по ораве осужденных, как кто-то шибко громогласный завопил:
Начальника колонии меняй! Ты наш начальник!
Не хотим эту гниду! прохрипел второй заключённый, глядя из-за плеча Пахана. Интеллигента давай!
Интеллигент! Интеллигент! Интеллигент! заревела разъярённая толпа.
Ну и дела. Вот оно что!? Шок, смешанный с удручённым осознанием случившегося тенью мелькнул на лице Попова. Эк вы хапнули, братва! Ясный пень! Ковязин теперь зуб на меня будет точить! Ну, спасибо! Ну, удружили! Ну, облегчили службу, так сказать! Напряжённо, капитан Попов нахмурил лоб, отпуская мысли, но переходя к действию.
Тихо! Поднял он руку усмиряющим жестом. У меня нет цели становиться начальником ЛТП! И руководство назначается не так. Есть закон. Есть Устав. Служба, офицерский долг, в конце концов. Иерархия! Так было и так будет. Вывести заключенного Ермолова за мной! Пошли, потолкуем
Ермолова привели на допрос сразу, следом за капитаном, окружив конвоем.
У этих нутро прогнило, на каждого маляву черкану хоть ща! Шипел он, наклонившись вперёд. А ты чист, как белый лист. И толковать умеешь. Разжевать могёшь.
Не было у Сашки к этому заключенному ни ненависти, ни злости. Разобраться силился, конечно, что греха таить во всех судьбах стремился разобраться так, чтоб по-честному. Чтоб если человек не прав, то понял это и встал на путь исправления. Была присуща некая наивность нашему капитану верил в чудо победы благостного над бедовым в человеке. И в каждом старался видеть хорошее. От того, видать, и тянулись к нему люди.
Вот и теперь, смотрит он на рецидивиста этого. Ясно понимает озлоблен Пахан. Но Иваныч упрям и твёрд в своей манере не чернить никого. В каждом есть то качество, за которое можно вытянуть человека, что за уши из всякого срама.
Но и разговор надо вести так, чтоб не дать управлять собой: свора блатных та ещё компания манипуляторов. Чуть расслабишь узду уведут туда, куда им выгодно. И потом прыгай, как ёж по раскалённым углям.
Стало быть: я лист, а вы на нём малевать вздумали?! Без тени иронии заметил Иваныч.