Пока Кэп так размышлял, голос Новицкого вновь всплыл в комнате. И почти сразу окрик Кости его остановил.
Стоп, стоп! Суржицкий Суржицкий, Суржицкий Фамилия очень знакомая, только не могу вспомнить, откуда. Очень интересно. Действительно пошло самое интересное. Я сейчас быстренько попробую в Интернете глянуть, что там есть про Суржицких. Продолжаем, я внимательно слушаю. Сделай громче.
Да что за Доппельгерц, Сверчок даже никак не комментирует прозвучавший титул. Не расслышал, что ли? Не может быть. Просто какая-то фамилия, видишь ли, куда важнее. Зато Таня дёргается и смотрит на подругу с недоумением.
Княгиня неужели? Что это значит для него, скромного парня Володьки Платонова родом с рабочих окраин? Теперь она, столбовая (или ещё какая) дворянка, как звезда, к которой он всю жизнь ведёт свой космический корабль, вдруг сменит орбиту, улетит и станет вовсе недосягаемой для него?
Голос Бруно вновь заполняет пространство, но теперь запись останавливает уже Таня.
Ты чего?
Двадцать два миллиарда это правда?
Цифра и впрямь оглушительная. Как хорошая пощёчина, думает Володя. Хлёсткая такая, основательная. Только он-то больше не на проклятые доллары внимание обратил, а на то, что Алине всё-таки угрожают. Да ещё и друзей по косточкам разобрать собираются.
Костя отрывается от ноутбука и отвечает Татьяне:
Правда. Необходимо было откупиться. Причём от своих же. Они бы вас замордовали, не выпустили из того санатория. А то, глядишь, и к стенке где-нибудь поставили.
У нас же нет смертной казни. И вообще за что?
Ну, я, может, палку перегибаю, но посидеть в тюрьме вероятность у нас была хорошая. Считайте, что я купил нашу свободу, и забудем об этом.
Хороша забывчивость, однако. Но Володя видит, как Алина резко дёргается разок, не отнимая рук от лица. Большое сердце влюблённого сжимается, а затем начинает делать под сотню ударов вместо привычных шестидесяти. Похоже, сейчас будет самое плохое. Всё-таки надо вмешаться, сказать, чтобы прекратили
Воспроизведение.
Брякает о крышку стола уроненный телефон. Следом Таня хлопает дверью в соседнюю комнату с такой силой, что две картины сыплются со стен на пол. Костя, естественно, кидается следом.
Алина продолжает сидеть в той же позе, как скорбное изваяние.
Такой вот весёлый выдался вечерок. Только он ещё не закончен.
* * *
Теперь уже второй час ночи. Если верить зеленоватому циферблату над входными дверями. Для чего захудалый бар работает до четырёх утра, непонятно. Посетителей практически нет.
Володя сидел за столиком в самом тёмном углу, свесив голову и бессмысленно нажимая в который раз одну и ту же кнопку. Один наушник был в левом ухе, второй болтался где-то на уровне груди.
Кэп сидел всего ничего, а в нём уже сидело два больших крепких коктейля. Но хмель не приходил. Наверное, мешал сытый после ресторана желудок. Там только что-то булькало и переливалось, не желая перемещаться в голову и отключать мозги.
Как он здесь оказался, Володя сказать не мог. Когда запись закончилась, он просто ушёл из гостиницы. Шагал, не разбирая пути. Неважно куда, лишь бы двигались ноги. Хотя, наверно, повинуясь инстинкту, хотел оказаться как можно дальше от того места, где услышал страшные слова. Нет, Кэп не стал паралитиком, мышцы не окаменели. Всё нормально двигалось и работало. Окаменело что-то внутри.
Слон, говорил он сам себе, встряхивая головой и насмерть пугая редких полуночников-прохожих, шарахающихся от него. Я слон, тупой и шершавый. Нет, толстокожий. Наверно, лев всю жизнь ей нравился, а я только радостно покачивал головой и шевелил хоботом. А лев ого! Он отрастил шикарную гриву, чтобы быть ещё краше.
Потом Капитан, судно которого, видимо, потеряло управление и было близко к крушению, внезапно менял тему и начинал бормотать:
Какая она духовная бедность? А-а, знаю! Кто написал «Лунную сонату»? Я ни черта не помню! Какие оперы сочинил Глинка? Понятия не имею. «Песня о Буревестнике»? Горький? Надо же, знаю! Ещё не совсем тёмный и бедный. Кто такой Бедный? А, Демьян! Был такой поэт. Что за стихи он писал? Много? Я стихи писать не умею, ну и пёс с ними!
Кэп совсем не смотрел под ноги. Где-то залез в грязь, испачкал туфли, а заодно и штанины внизу. Потом зацепился за торчащий из земли штырь, растянулся и стал напоминать недавно бомжующего гражданина. Было всё равно. Шок сотрясал внутренности, клещами терзал сердце, колол куда-то в лоб. Иногда Володьке казалось, что у него высоченная температура, как было разок при тяжеленном гриппе, и он бредит из-за неё. Машинально прикладывал руку к голове, отпускал и продолжал брести.
В какой-то момент, видимо, сработало подсознание, что стоит прекратить бесцельное перемещение в неизвестном направлении и как-то сориентироваться в пространстве. Тихо и безлюдно, маленький сквер. Очень далеко слышен перезвон гитары и нестройные голоса ночных доморощенных исполнителей. Мелькнула кошачья тень, за ней сразу другая. Через дорогу светится непонятная вывеска, хотя рюмка под ней прозрачно намекает на характер заведения. Двери распахнуты, значит, внутри наливают.
Почему она ничего не сказала? спросил несчастный слон громко, обращаясь в сторону кустов с притаившимися там котами, выслеживающими друг друга. Почему не возразила, не вступилась за нас и за себя тоже? Она же умная, могла найти достойные слова. А она смолчала. Как будто признала, что фриц сказал чистую правду
Постояв и не услышав ответа, пошёл в сторону рюмочной, твёрдо решив попробовать. Может, ответ тогда найдётся сам, чёрт его дери! Володя никогда не пил, и даже поминки Милвуса прошли мимо. Помнится, было потом жутко интересно, как они там выпили, а потом Алина вроде захмелела и несла что-то неприличное. Кэп с каким-то странным и сладким замиранием сердца всё хотел выпытать, что же такого она могла сказать непристойного, но ему так и не сообщили подробности.
Никакой истины в вине не наблюдается. Во всяком случае, пока. Коктейли оказались недорогие и невкусные. Точнее, он не почувствовал вкуса, проглотив их залпом один за другим. Потом обнаружил, что сумка с плейером висит у него через плечо и никуда не делась.
Теперь Капитан десятый раз проигрывал одну и ту же песню. Она звучала не только в наушнике, но и где-то внутри. Сидящий в голове неведомый исполнитель старательно подпевал, потому что слова Володя давным-давно знал наизусть. Когда-то они странным образом помогали ему переживать подростковые душевные муки. Сейчас падали тяжело и ничего не облегчали, но он всё равно продолжал их повторять.
Рядом возник другой посетитель. Мужик, небритый, с жилистыми татуированными руками. Руки худые, а грудная клетка широкая. Да неохота его разглядывать. Чего припёрся?
Нарушитель тоскливого одиночества между тем глотнул коричневой жидкости, хрюкнул слегка. Несёт от него каким-то хлевом, а сам чистый коньяк или ром лакает. Другого столика не нашёл, что ли? Вон их целый десяток пустует. Песня закончилась, надо ещё раз запустить.
Давай, что ли, поздоровкаемся, предложил мужик. А то сидеть без разговора не по-людски.
Володя презрел рыпающегося на неприятность приставалу. Чего ещё прицепился с болтовнёй? По рогам ему дать, что ли? Но не набрался внутри нужный градус злости или раздражения. Скорбь преобладает и придавливает к стулу, так что кулаки чесать не хочется.
Ты пересел бы лучше, вонючий, посоветовал Капитан. Отдыхать мешаешь.
Ты сам-то не красавец! усмехнулся мужик. А вот со скалы сигать долго и тяжело. Пока заберёшься, десять раз передумать можно. Под поезд некрасиво. Кровяки много, кишки наружу. Лучший способ это с Командора грохнуться. Быстро и надёжно, я тебе скажу.