У вас в руках был нож.
Тропинин бросил беспокойный взгляд на Смирнова.
Неправда это! Не было у меня ножа! почти крикнул он.
Как неправда, спокойно, но строго возразил Воронов. Его выбили у вас из руки. Или сержант меня неправильно информировал?
Показалось ему. Да вы и сами посудите, что увидишь в такую темень.
Дернув кончики усов, Воронов повернулся к Смирнову. Смирнов невольно переступил с ноги на ногу, прищурил левый глаз и бросил Тропинин:
А ты посмотри, у тебя руки-то в крови.
Тропинин испуганно глянул на руки, зачем-то торопливо спрятал их в карманы, но тотчас вытащил и смущенно пробормотал:
Ничего у меня на них нет. Воронов еле заметно улыбнулся.
Тропинин замолчал, опустил голову на грудь, его серое лицо казалось безжизненным.
Уведи его, сказал Воронов.
Меня? В тюрьму? со страхом спросил Тропинин.
Следствие покажет, куда.
Оставшись один, Воронов несколько раз прошелся по кабинету. Потом вытащил из стола лупу и стал осматривать ручку ножа. На ней виднелись отпечатки пальцев.
Вернулся Поляков. У Потапова при себе оказалась пачка «Беломорканала», в которой недоставало двух папирос. Значит, на Заводской улице они встретились, закурили. Опять поссорились? Непонятно. Человек ставит на прошлое крест, устраивается на работу. И вдруг
Воронов бросил на стол полушубок, вместо подушки положил книги. Домой идти не было смысла скоро утро. Опять завтра от жены нагоняй. Это точно. Но что поделаешь, служба!
Начальник отдела полковник Разумов, откинувшись на снимку стула, слушал доклад Воронова. Его выцветшие глаза смотрели по-отцовски тепло. Когда Воронов закончил, он приподнял соломенного цвета косматые брови, пухлой ладонью провел по чисто выбритым обвислым щекам.
А дальше что?
Сейчас отправлю нож на экспертизу. Думаю, нужно побывать на заводе. Смирнову поручили поговорить с жильцами дома, возле которого все это произошло, может быть, кто-нибудь видел
Действуй. Если нужны будут люди, приходи.
Воронов вышел из отделения. Ярко светило солнце. Его лучи радужно переливались в кристаллических снежинках инея, которыми были покрыты дома, площади и мостовье. Собравшись стайкой на наличнике, радуясь солнцу, наперебой чирикали воробьи. Задумчиво стояли тополи в скверах и палисадниках. Под ногами поскрипывал снег, со станции доносились гудки паровозов. Нескончаемым потоком по улицам шли люди.
Воронов зашел к отцу Потапова. Бодрый старичок, с торчащей редкой бородкой, с худым морщинистым лицом, но еще живым взглядом, принял его радушно. Он подтвердил показания Тропинин; рассказал, что сын не придал серьезного значения ссоре, объяснив ее нервозностью друга, и надеялся на примирение. А когда узнал, что в покушении на сына обвиняют Тропинина, Потапов насупился.
Сомнения меня берут, заговорил он после небольшого раздумья, не скрытный Ванюшка, что думает, все по лицу прочитать можно. Не поднимется у него рука на это. Разве сейчас другим стал. Ты получше присмотрись к нему, попросил Потапов.
«Тут хоть с какой стороны смотри, а нож у него в руках был», думал Воронов, идя на завод.
Завод встретил Воронова шумом станков, звоном железа, глухим завыванием моторов. Он долго ходил по цехам, беседовал с рабочими, с руководителями. Перед Вороновым постепенно складывался образ Потапова. Молодой, волевой юноша, скупой на слова, но хороший и внимательный товарищ.
В последний день он работал до шести, получил аванс 350 рублей и до девяти часов занимался с учениками, обучал их токарному делу. В девять часов вышел из проходной.
Рядом с ним вырастал образ Тропинин, песенника и плясуна, веселого и скромного паренька. Но его заслонял тот Тропинин, жалкий, измученный, которого Воронов видел у себя в кабинете.
«Ты еще умолчал о деньгах, а у тебя их изъяли 350 рублей. Что ты на это ответишь? Скажешь, были свои. Потапов получил три сотенных бумажки и две по двадцать пять. То же самое и у тебя». Воронов решил еще раз вызвать Тропинина на допрос.
За сутки парень сильно похудел. Глаза провалились и под ними легли широкие тени, нос заострился, резко обозначились скулы.
Вы, кажется, хотели что-то сказать мне? спросил Воронов. Я? Я все рассказал.
А о деньгах?
Что вы! Какие деньги?
Которые изъяли у вас при обыске. Может быть, объясните, где их взяли?
Максим дал.
Где он вам давал их?
На взводе.
Кто может подтвердить?
Тропинин потупился и немного помолчав, полушепотом проговорил:
Никто. Мы один на один были. Но это правда. Я не виноват. Вы обязаны разобраться.
Этим мы и занимаемся. Но зачем вы лжете? Вот заключение экспертизы, Воронов положил лист бумаги на стол. Отпечатки пальцев на ноже ваши. А вы говорите, что не брали его в руки. Как вам после этого верить?
Тропинин не ответил.
Доложив о проделанной работе Разумову, Воронов пошел домой. Город уже спал, небо было низкое и звездное, из-за туч выглядывал молодой месяц. Воронову ни о чем не хотелось думать, уставший организм просил отдыха, и он, засунув руки в карманы полушубка, неторопливо шагал по пустынным улицам, прислушиваясь, как под ногами скрипел снег.
А мы уже тебя потеряли, встретила его жена. За годы армейской жизни Воронова она привыкла к внезапным отлучкам мужа, а поэтому никогда не надоедала расспросами.
Как и всегда, явился живой и здоровый.
После ужина Воронов подошел к письменному столу. Проведенная за работой прошедшая ночь и напряженный дневной труд давали себя знать. В висках сильно стучало, ноги, казалось, стали тяжелей и толще.
Ты устал, ложись отдыхай, положив руку на плечо Воронову, ласково проговорила супруга.
Спустя несколько минут, Воронов уже крепко спал.