А что, давай, коли не шутишь, приятель.
«Как он ехидно сказал приятель, пронеслась и исчезла мысль в моей голове. Ну да ладно, в конце концов у нас есть что-то общее».
И я пошел быстрым шагом в свой магазин, взял бутылку коньяку, потом подумал и прикупил еще одну, не забыв захватить закусочки. И через полчаса снова был рядом с беднягой в переходе. Что меня поразило, так это отсутствие дурного запаха, ведь, в принципе, от пьянчуги обычно ожидаешь букета неприятных ароматов, но возле моего нового знакомого можно было находиться вполне комфортно.
Ну, садись, приятель, проявил гостеприимство мой визави, слегка подвинувшись и освободив мне местечко рядом с ним на одеяле. Оно, кстати, выглядело довольно прилично. Ну, давай, не бойся. Я только позавчера его поменял. Блох у меня тоже нет: я моюсь регулярно. Так что садись и расслабься. И давай выпьем, не то предложил, не то повелел «приятель».
Я, оценив все сказанное, решил, что вроде мужик говорит правду, и, передав ему коньяк, приземлился около него. Каково это? Я никогда еще не сидел в переходе вот так, будто нищий, пьянчуга или бомж. Я какое-то время прислушивался к своим ощущениям внутри, оглядывался по сторонам: будут же ходить люди, смотреть на нас (на меня!) и думать думать.
«А не похер, что они будут думать? взвилась во мне яростная мысль, буйным порывом порвав в клочья все мои сомнения. Сколько можно тебе мучиться этими кошмарами? Если тебе выдался шанс, который может тебе помочь, хватайся за него, идиот, и держись, держись, пусть даже тройкой правит сам дьявол».
Я взял из слегка трясущихся рук «товарища» бутылку.
Позвольте мне, и я передал ему стаканчики, в которые уверенно налил янтарного зелья.
А теперь позвольте мне, бескомпромиссно заявил мой новый знакомый. Не проходит и дня, чтобы я не поднимал этого тоста. За тебя, моя любимая, моя Людочка, пусть земля тебе будет пухом
Голос его начал дрожать, а последних слов было уже и не разобрать. Он едва пошевелил губами и, посмотрев в стаканчик, как мне показалось, с какой-то надеждой, осушил его до дна. Я последовал его примеру. Люда. Вот, теперь я знаю, как ее звали, и эту мысль смыла внутрь меня огненная вода и протащила сквозь все мое естество.
Надо же, как бы странно и неуместно это ни прозвучало, но нас свела ваша супруга, сказал я, выждав некоторое время.
«Приятель» поднял на меня глаза: опять тупой, ничего не понимающий взгляд, неподвижное лицо Потом медленно произнес (видно, вязкий ступор не отпускает мгновенно):
Петр Михайлович Да зови меня просто Петя, он как-то резко перешел на «ты», но это осознание маячило вообще где-то на самой границе моего восприятия данного момента: меня гораздо больше поразил этот его неожиданный переход мгновение назад еще ступор, затем, нет, не агрессия, что было бы ожидаемо в такой ситуации, нет, он спокойно называет мне свое имя.
И я последовал примеру:
Максим, можно просто Макс, и я улыбнулся, глядя в эти грустные, налитые кровью глаза.
Так что, Макс, ты, наверное, работал с ней в одной фирме? прервал гулкое продолжительное безмолвие перехода Петя.
Я задумался: а стоит ли открывать ему, откуда я знаю эту несчастную Люду? Неизвестно, какая будет у бедняги реакция. Устремив взор на капли, разбросанные по черной поверхности моих ботинок, я некоторое время молчал. Петя тоже молчал, покручивая стаканчик в руках.
Давай еще выпьем, предложил я.
Давай, коль не врешь, и он протянул стаканчик, в который я сосредоточенно влил коньяк.
Мы выпили, у меня прибавилось уверенности, и я решился начать:
Я тот, кто нашел ее.
Не понял?! как-то резко вырвалось у него.
Я я хочу сказать может, вам лицо Пети скривилось, и я поправился: Тебе, скорее всего, неприятно или тяжело это слышать, но это был я тот, кто обнаружил тело вашей, то есть твоей супруги Людмилы.
Черт возьми, Макс, даже не знаю, что сказать. Благодарить тебя или нет Он говорил как-то медлительно-вязко, растягивая слова, а потом стих на некоторое время. Да ты, наверное, и сам не рад его голос опять задрожал, и он, уткнувшись в локоть, стал всхлипывать.
Я подлил себе коньяка, Петя тоже протянул стаканчик. Как он увидел? Он же сидит, уткнувшись в руку. Может, услышал? Может, какое шестое чувство? Поразительно, какие мысли могут прийти в голову! В самые неподходящие моменты. А коньяк, знай свое дело, тек своим чередом в стаканчик, составляя компанию нам с Петей.
Ты вот знаешь, Макс, начал он почти равным голосом, который становился спокойнее с каждым произнесенным словом, я тут «поселился» спустя день после ее похорон.
Он салютнул в воздух, осушил стаканчик и швырнул его в противоположную стенку перехода. Тот, не долетев до цели, повинуясь своей стаканчиковой прихоти, повращался нелепо в воздухе и улегся на холодный пол: безмолвный слушатель нашего трагичного диалога.
Ты знаешь, все эти похороны сплошное лицемерие, выдал, видимо, давно глодавшую его мысль Петя. Сидели вот все эти двадцать или тридцать наших знакомых, друзей и родственников, все лили сладкие речи про то, какая Люда была хорошая, как ее всем не хватает. Я все понимаю традиция такая, но ты знаешь, Макс, в какой-то момент мне показалось, что я вот-вот сейчас потону в этой липкости, слащавости, да просто, на хрен, болоте, слитом из всех этих речей. Я не мог. НЕ мог. Я встал, ушел, убежал оттудова. Знаю, что ты меня осудишь сейчас, но пойми: не мог я смотреть на эти жрущие хари, источающие елей и не понимающие глубины горя, моего горя. Наша дочь, убитая горем, была там Как только она смогла?.. Все это Петя опять помолчал несколько минут, прежде чем продолжить. Я знаю, она очень любила мать, тяжко ей было все те дни Но она молодец, справилась. Да и сейчас справляется, умничка моя, Настюша Она не побежала возвращать меня, солнышко мое, любименькая моя: может, поняла, что я Петя запнулся, наверно, подыскивая слово, а возможно, тут было что-то другое. Как я чувствовал, что ли? Не знаю, как передать Будто объелся дерьма, а проглотить не можешь и выплюнуть тоже ну никак и надо бежать бежать бежать. Вот я и побежал домой. Думал, там спасение, неожиданно Петя повернулся ко мне и прошипел с ядовитым вызовом: Ну, как ты считаешь? Я слабак? Да, Макс? так же внезапно его пыл угас, и, отвернувшись, он продолжил своим печально-обреченным голосом: Может быть, и так, но, ты знаешь, мне поеб..ть! Такое у меня чувство, что хочется и умереть, соединиться с ней, и в то же время, по какой-то абсурдной причине, все-таки жить! последнее слово он произнес яростно, и я заметил, как сжались его кулаки, но тут же страдалец совсем обреченно тихо повторил: Жить А вдруг там, Петя вытянул указательный палец куда-то вверх, в направлении дороги над нами, где сновали бездушные машины, которым не было дела до двух совершенно чужих людей, которых крепкой тесьмой связала в данный момент трагедия одного из них, там ничего и нет? Может, нет этого рая? и опять «приятель» ненадолго замолк, вероятно, в очередной раз задумавшись над этим неразрешимым вопросом, и, не найдя ответа, продолжил: А знаешь, может, именно это удерживает меня здесь и не дает уйти вслед за ней? Может, я не соединюсь с Людой там, в этих пресловутых райских кущах? А, Макс?
Я только пожимал плечами, не зная ответов на терзавшие его вопросы. Да и можно ли было сказать что-то в такой ситуации?.. Спросите меня что полегче!
Да, Макс, я слабак, наверное, так и не дождавшись от меня ответов, Петя подавленно продолжил: Пришел домой и рыдал о ней, о том, что ее не вернуть, о себе несчастном, оставленном в этом жестоком и холодном мире, о нас, о тех моментах, которые мы не пережили, а могли бы пережить. А знаешь, что самое мерзкое? он ударил кулаком в ладонь и расплющил ничего не подозревающий пластиковый стаканчик. И за что я себя ненавижу? Даже вот прямо сейчас сижу тут с тобой и ненавижу Хочу взять вот эту харю, Петя обхватил обеими руками лицо, и бить, бить по этому холодному, чуждому и безразличному полу И не могу его руки бессильно опустились на колени. Я же собирался уйти от нее. Представь себе, Макс, нашел подругу себе. Ха-ха. На корпоративе позапрошлой зимой, сошлись как-то. Ты, Макс, наверное, думаешь: «Да какой из тебя, на хрен, ловелас?» Ты знаешь, сказать тебе честно, если бы ты меня спросил два года назад, могу ли я пойти налево, я бы на тебя в святую инквизицию пожаловался за ересь. Вот так вот, Макс. Как многого о себе мы не знаем