Вайленгил Кай - Как рушатся замки стр 19.

От обиды  от омерзения  бросало в жар. Она сдвинула штору, малость не выдернув с гвоздиков, запуталась в ней и, распалившись, развернулась на каблуках к невыносимой парочке. Бархат обмотал стопы, она пошатнулась.

Арканист цыкнул.

 День порчи моего имущества, а?

Реплику от Эйвилин  разгромную  упредил донёсшийся откуда-то звук удара. За ним  кряхтение.

 Развлёкся? Свет где, позёр? Не наугад же перевязывать.

 С тобой не забалуешь.

От вышивки на наряде Сонхи отделилась бабочка. Лимонные крылья сияли, но неравномерно: они пульсировали в такт взмахам.

 Брысь! Я тебя не для эстетики вызывал,  прогнал её с носа творец. Насекомое вспорхнуло, перекочевав на лампу.  Правильно. Нечего бездельничать.

От его фаланги до тельца бабочки повисла мерцающая нить.

 Позёр,  пробубнила Лис.

 Что плохого в фокусе? Порадую нашу маленькую госпожу,  сообщили ей.

По мере включения фонарей крылышки блёкли. Создание  плод волшебства  обессиленно приземлилось на костяшку Эйвилин, перебрало лапками, щекоча, и рассыпалось искрящейся пылью.

 Спасибо, не впечатлило,  объявила она.

 А я под впечатлением,  почесал подбородок арканист. Нить тоже исчезала, будто подожжённый фитиль.

Лис плюхнулась в кресло, затолкав тряпьё в угол. Обнажённая, сплошь и поперёк изрезанная шрамами, в ошейнике, она царапала корочку на ране.

 Не трогай,  одёрнула принцесса:  в тюрьме говорила,  и почему-то обхватила себя за талию.

 То-о-очно,  зевнула магиструм. Её клонило в сон.  Сонхи, перебинтуй сначала Эйви. Я потерплю.

 Не утруждайтесь. Я в порядке. И не смей сокращать моё имя. Я запрещаю.

Она и правда спряталась за диваном, обложившись подушками. Подозрения не оправдались: Сонхи болтал без умолку, Лис вскрикивала, ругалась и твердила, что шить по-человечески за сотни лет «кое-кто» не научился. Сладость в воздухе переменилась на противную горечь растворов.

За полночь девушка улеглась на расстеленное одеяло.

«Эйви»,  звала сквозь дрёму магиструм.

«Э-й-в-и»,  отбивали дробь колёса повозки.

«Э-э-эйви,  ласкал ненавистный голос.  Я тебя догоню, Эйви. Ты ждёшь меня?».

Засыпая, она ощущала на щеке невесомый поцелуй.

«Беги, беги от меня. Я найду».

***

Полчаса назад Азеф спустился в зал гостиницы, заказал тибу́ и занял диван за цветочным горшком. Широкие листья растения закрывали его от ранних посетителей, забегавших за булочками или перекусывавших бутербродами с чаем перед рабочим днём. Они обращались к девушке за прилавком по милому прозвищу «Пэнни»20, здоровались с людьми за соседними столиками, если замечали приятелей, и делились местными новостями. Не о политике, не о войне  о бытовых вещах вроде набежавших в подвалы мышей, любовнике чьей-то жены, застигнутом в шкафу без трусов, ремонте квартиры.

Судачили и о глобальном: через сутки Высокая Палата назначила присягу канцлеров  зрителей предвиделось немерено. Кости ставленникам парламента перетирали с предусмотрительной сдержанностью; персоны прославленные, они позиционировались наиболее подходящими кандидатурами. Слыша о себе, мужчина усмехался: разыскиваемый преступник, «ярый радикал», добрался до первостепенной государственной должности! В десять он мечтал составить депешу императору с откровениями о бедствиях народа, в двадцать  добиться политических свобод через диалог с властью. К тридцати о дипломатии не велось речи: он удостоился чести украсить своей физиономией листовки полиции с ремаркой «особо опасен!». Император боялся его  гласа сорнийцев, который призывал посыпать порохом столпы монархии и запустить в них спичку. Не напрасно. Подпиленные у основания диверсиями, под взрывами они не выстояли.

Азеф отхлебнул из стакана. Поморщился. В реальности затейливые метафоры олицетворялись в кровавых потрясениях. Без романтики. Без прикрас. Воевали против своих  брат на брата, дочь на отца. Неизбежная жертва моралью. Её в храме не замолишь  потомки припомнят.

Революция прорезала лбы бороздами, закралась сединой в вихры, исполосовала шрамами да не переломила. Оправились, взбодрились  и о житейском. Вилы, коловшие «государевых законников», воткнули в сено для коров; изрешечённые пулями вагончики для материалов переправили на заводы для плавления; ларьки застеклили на средства, реквизированные у знати. В стране восстанавливался порядок.

«Зримость порядка»,  осадил себя мужчина.

Проблем у них с запасом до преклонного возраста.

За полчаса немудрёной трапезы к нему подступали шесть человек: солдаты, доносчик, младшие министры и подчинённый Элерта. От хлопот за цветком не схорониться  тиба́ остывала, он вникал в рапорты. Мистер Катлер с присоединением затягивал.

Приехал он поздно, вернее, ворвался в номер Азефа всклоченным котом, выдворил его из кровати и выдал в свойственной ему манере: «Эйвилин покинула Сатгрот». Росс поперхнулся слюной, а Элерт добил: «Погибли охранники. Хольм Ландег прикончил напарника». Схематичный пересказ излагал хронологию, не заводя в дебри. Сержанты, прибывшие из тюрьмы, в рапорте фокусировались на расследовании, из которого наклёвывался сюжет сказки для непослушных детей. Восставший труп перевоплощается в монстра, разрывает друга и с воем бродит по крепости  диковинка жанра.

Он бы прописал выволочку следователям за наведение суеты и склонность к фантазёрству, не подкрепляйся версия сбивчивыми показаниями свидетеля. Для наглядности солдаты привезли его с собой  посмотреть, без преувеличения, было на что. В Сатгрот кого попало не набирали. Надзиратели отличались опытностью, ладными физическими данными и крепкой психикой. Виргин, действующий начальник тюрьмы, за обновлённый штаб ручался: люди проверенные. Ни за кем из них не отмечалось предрасположенности к срывам. Вываливавшимися органами их не пронять, ружья под гвалтом взрывов не выпускали. Бывалые.

Красные от лопнувших сосудов белки, тремор, запинающаяся речь в критерии «устойчивости» не укладывались. Мужчина, прописывалось в формуляре, не достиг сорока  седина и морщины прибавляли ему лет пятнадцать. Он озирался, просил не гасить лампу и не изымать у него оружие.

 Вам не угрожают. Закурите?

Азеф положил перед ним коробку сигарилл и отослал солдат «проветриться» к стойке для выдачи заказов. Свидетель с благодарностью чиркнул спичкой  поймал воздух вместо тёрки, выматерился и, поднатужившись, зажёг.

Рот он открыл на четверти скрутки.

 Я, сэр, д-дерьмо видал, но чтоб п-ер-ревёртыш из тр-рупа вылезал Яяка21 милостивая, чуть не п-помер! Она ев-во по горлу,  он очертил разрез,  он  брык, г-готов! Ружьицо-то я вскинул  п-п-р-ристрелить мерзавку  наш помеш-шал. Б-быс-стрые, с-суки. Не-не приц-ц-целился. Там этот, Х-хол-льм Д-давай давай под-дыматься! Я-я ж видал: чик по горлу  к-кровища фонт-таном!

 Дождь лил. Не померещилось?

 Я-я ж думаю: померещилось, ш-што л-ле. Дуло оп-п-пустил. Д-дык у него голова за-зап-прок-кинута, из ло-лоп-паток х-х-хре-реновины торчат. И кр-ряхти-и-ит!

Покусывая сигариллу, Азеф сверился с отчётом: показания от него не отклонялись.

 Что вы предприняли?

Свидетель побагровел.

 Обделался я. Тр-руханул. Он оно па-парня разломало и на девку пе-пер-рем-ме-метнулось. Ну я-я-я за-за мер-мерлоном у бочек залё-лёг.

Его затрясло. Азеф, упреждая ухудшения, мягко постучал ему по спине.

 Я вас не виню. Не спрячьтесь вы, мы бы лишились троих бойцов. Никчёмный героизм добра не делает.

Бедняга утёр пот платком. Из ноздри у него текло, лохматая борода кое-где собралась сосульками. От невозмутимого мужчины на фото в формуляре уцелела оболочка из типовых параметров.

Азеф соврал: трое ими утрачены безвозвратно.