Живой! Живой! Не посадят теперь, чуть не плакал от счастья инженер вертолётчиков.
Генерал держался за левый глаз, который сильно кровоточил. Плечо песочного комбинезона стало бордовым, а сам он еле-еле стоял на ногах. Мы с Валерой подлетели к лестнице, чтобы помочь Хрекову слезть.
Да я сам, ребятки. Отбомбились? спросил он.
Так точно. Всё в цель легло, ответил Валера, поддерживая генерала подмышку.
Товарищ генерал, ложитесь и в госпиталь быстрее, подбежал к нему один из врачей с двумя бойцами и носилками.
Да погоди ты! слегка оттолкнув доктора, он сел на край лестницы грузовой кабины.
Надо к врачу, Андрей Константинович, сказал я.
Послышался визг тормозов командирского УАЗика. Появился и наш Томин, который только что вылез из кабины, если судить по его мокрому комбинезону.
Где этот инженер? спросил генерал, осматривая своим здоровым глазом всех собравшихся.
Я здесь, товарищ генерал, ответил инженер, быстро появившийся рядом с докторами.
О! Нормальный вертолёт. Тащи журнал сюда произнёс генерал и потерял сознание.
Глава 5
За генерала стало страшно в первые секунды его отключки. Все кинулись ему на помощь, обступив вертолёт. Кто-то из раненых отряда «Каскад» даже попытался рвануть от медсестры и помочь с переноской раненого Андрея Константиновича.
Так, надо быстрее в госпиталь. Несите, сказал доктор, взглянув на рану Хрекова.
Мы с Валерой тут же принялись выполнять указание медика.
Расступились! Живо! кричал Томин, собственноручно отталкивающий людей с дороги, когда мы с Гаврюком несли Хрекова в машину.
Он повис на наших с Гаврюком плечах. Главное генерал был жив. Правда, взглянув на его раненый глаз уверенности в сохранении жизни не было.
Аккуратнее. Не заденьте рану, сказал позади нас доктор, показав нам, куда поднести Хрекова.
Кровотечение было сильным. Правая сторона моего комбинезона в пятнах крови. Я ещё раз посмотрел на рану Хрекова. В глазу, торчал небольшой осколок.
Мы аккуратно уложили генерала на носилки и двое бойцов-санитаров в белых халатах затащили его в один из УАЗ-452 модели «таблетка». Как только двери закрылись, машина тронулась с места и помчалась в сторону госпиталя. Доктор просачивался сквозь толпу народа к своей машине, не отвечая на многочисленные вопросы о состоянии здоровья генерала.
Я не знаю, прошёл он мимо нас, отмахиваясь от одного из бойцов «Каскада». Ну не осматривал я его ещё! воскликнул он, когда кто-то со спины громко спросил о том, всё ли будет в порядке с Хрековым.
Доктор, ну, погоди. Он же дышит. Значит, не должен быть летальный исход? спросил Гаврюк, перегородив путь доктору.
Капитан, вы чего все ко мне пристали? Как будто сами не видели, какое ранение у генерала! нервно крикнул доктор, но его за плечо отдёрнул Томин.
Так, медик, быстро своё экспертное мнение, спокойно сказал командир, картинно поправляя воротник халата доктора. Что думаешь?
Товарищ полковник нервничал доктор.
Тебе можно просто Валерий Алексеевич. Говори, что с генералом? снова спросил Томин, к которому подошёл тот самый командир «каскадёров» Буханкин, с которого ещё не осыпалась вся пыль.
А вас, значит, только лётчики интересуют? иронично спросил доктор.
Своих я проверил. Они жить будут. Что с генералом? громко спросил Буханкин, который раньше критично относился к авиации.
Доктор посмотрел по сторонам. Народу подошло много, и каждый молчал в ожидании ответа. Тишину нарушил только очередной взлёт пары МиГ-21, уходящих на задание, на форсаже.
Жить будет. Крови потерял, но не смертельно. Вот только глаза, скорее всего, лишится, сказал доктор и пошёл в машину, когда его отпустил Томин.
Новость одновременно и хорошая, и печальная. Похоже, что генерал Хреков навсегда простился сегодня с полётами. И как мне кажется, он ни секунды об этом не жалеет.
Смотрю я сейчас на бойцов «Каскада» и экипаж вертолёта. Уставшие, измазанные, кому-то тяжело сдержать слёзы. Выжили ребята, а ведь мы с Валерой чуть было не взяли большой грех на душу. И в этот момент я вспомнил про авианаводчика. Хоть раз бы увидеть этого Тороса.
Командир, подбежал я к Томину, который беседовал с Буханкиным, отойдя в сторону.
Ну ничего себе у вас с субординацией проблемы! воскликнул разведчик.
Это ж Родин, махнул рукой Валерий Алексеевич. Он всегда такой простой. Чего хотел?
Я собственно к товарищу Буханкину. Где мне можно найти Тороса? Ну, авианаводчика вашего.
В госпиталь повезли. Контузия, ранение небольшое, плюс оглох. А в остальном, жить будет! похлопал меня по плечу Буханкин и я спросил разрешения идти.
Пройдя несколько шагов, услышал, как за спиной Томин говорит обо мне и Валере.
Это они? Блин! Родин! окликнул меня Буханкин.
Когда я повернулся, разведчик уже шёл ко мне быстрым шагом.
Я, товарищ
Неважно, сказал Буханкин и протянул мне руку. Спасибо за помощь!
Странно. Как сейчас пожать руку человеку, которого я чуть не похоронил под ударом целой тонны двух бомб. Если с иранцем был поединок и он выражал своё уважение, то здесь совесть не позволяет принять благодарность.
Я не могу пожать вам руку, ответил я, и поймал удивлённый взгляд Буханкина.
Да, мне не впервой быть на войне. И много смертей своих товарищей видел. Но никогда мне не доводилось стрелять по ним или сбрасывать на головы бомбы. Мозгом можно понять необходимость такого решения, но сердцем сложно. К сожалению, на войне к зову совести и сердца никто не прислушивается.
Совесть не позволяет? спросил Буханкин.
Именно. Мы же вас чуть не разбомбили, ответил я.
Родин, ты выполнял приказ своего ведущего, а он вышестоящего командования. В той ситуации нам, кроме чуда, ничего бы не помогло. К счастью, на этой войне уже не первый раз чудо случилось, улыбнулся он и повторно протянул мне руку.
Это очень хорошо, ответил я и всё же пожал руку Буханкину ради приличия.
Поверь, я знаю, что это тяжёлое решение. Но я, мои ребята, твой командир и любой настоящий воин никогда не станет тебя винить. Любой из нас, оказавшийся на твоём месте, выполнил бы этот приказ. А потом бы жил с этим, терзая себя муками совести, сказал Буханкин и одобрительно похлопал меня по плечу. Честь имею, старлей!
Разведчик пошёл к своим подчинённым, которые загружались в ГАЗ-66. Странное чувство умиротворения на душе. Задача выполнена и совесть чиста.
Наступил ноябрь, а мы всё так же продолжали бить по Шаршари. Ребята из дивизии Громова и прибывшие им на подмогу десантники из двух полков уже полностью блокировали духов в горах. Иран полностью перестал поддерживать душманов.
Сбитый мной экипаж Джалила Зандий был отправлен в Иран. А в ответ Исламская республика выдала двух полевых командиров, которые прятались на их территории.
Согласен, что обмен весьма странный. Как на одних весах можно уместить двух лётчиков, которых на Родине встретили с почестями, и двух оппозиционеров, которым грозит смертная казнь?
Как раз сегодня, в первый день ноября мы и узнали эту новость. Вечером в нашей комнате Гусько высказался по поводу итогов обмена.
Это Восток, мои дорогие. Без ста грамм сказал он и опрокинул внутрь стопку самогона. Без ста грамм не разберёшься.
Странный вывод от нашего замполита, но он всегда имел на всё свою теорию.
Савелич, а ты чего там строчишь? спросил Гаврюк, заметив, что Гусько продолжил писать.
Помогаю командиру подвиги ваши сочинять. Член Военного Совета прислал телеграмму, чтобы списки на поощрения готовили. Командир хочет всех наградить. А, самым лучшим образом знаете кого? улыбнулся Гусько.
Первая мысль у меня была про Марика. С таким выражением лица Евгений Савельевич только о нём мог говорить.
Барсова, что ли? усмехнулся Валера.