Михаил Дорин
Авиатор: назад в СССР 3
Глава 1
Я видел, что от самолёта отделилась тёмная точка, которая превратилась в парашютный купол. Но это один, а где же второй?
Самолёт был почти над кромками деревьев лесопосадки, как вдруг появилась вторая точка.
Второй, есть.
На душе немного отлегло. Значит, обоим удалось выйти «из кабинета», так сказать.
Если верить Инструкции для лётчика Л-29 и разделу вынужденного покидания, первым катапультироваться должен был член экипажа, а затем командир. Но это не панацея. Можно производить в любом порядке.
Сам же самолёт, объятый огнём, стремился на встречу с земной поверхностью. Секунды падения смотрелись, словно в замедленной съёмке. Вокруг меня все пытались рассчитать место падения. Я даже не понимал, они сейчас восхищаются этим зрелищем или переживают так за судьбу «элочки».
Мне всегда говорили, что нельзя ставить свою жизнь выше этой «железки», пускай и дюралевой.
Свою грубую посадку с моментальным уничтожением, наш Л-29 совершил в районе объездной городской дороги на поле подсолнухов. В небо сразу устремился столб дыма. А со спины уже трубил общее построение эскадрильи Ребров.
Все в казарму и ждать там. Курков старший и над первым курсом тоже. Чего встали? Бегом, птенчики, в гнездо! крикнул Гелий Вольфрамович, а сам направился на КДП.
Товарищ полковник! догнал я его. Разрешите я с наземной поисково-спасательной командой пойду сейчас. Там же наш товарищ и инструктор.
Гелий Вольфрамович, и мы готовы сказал, подбежавший вслед за мной Макс. Вместе с ним был и Костя.
Курков, приказ какой был? Свалили в ужасе, малыши. Будет ещё время для геройства. Два купола видели?
Так точно.
Приземлились, примерно в районе Вороновского полигона. Найдём и в лучшем виде доставим. Крууугом и не маячить здесь.
Несмотря на заверения Вольфрамовича, на душе было неспокойно. Пока шли в казарму, я проигрывал в голове всё, что мы видели со стороны.
Высота маленькая была. Зачем так тянули? задавался вопросом Костя.
Могли от деревни уводить. Там же и Сметановка, и Орловка, и на полигоне же мотострелки на учениях сейчас! воскликнул Макс.
Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй. Нестеров кричал в эфир, что триста метров было, сказал я.
Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, вздыхал Костя. Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как?
Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, сказал я.
И всё же вероятность есть, пробубнил Макс.
У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед вылетом он говорил, сказал я, а сам протянул руку Максу в просящем жесте и пару раз щёлкнув пальцами.
Чего?
Макс, ручник опусти. Сигареты давай. Обкурить надо, что Свете сказать и Ирине Сергеевне, предложил Костя, доставая свою белую мягкую пачку «Явы» с красным кругом посередине.
Ничего не надо говорить. Рано ещё. Всё хорошо будет. Жалко только, не сможем ничего уточнить в больнице, сказал я, подкуриваясь от спички Макса.
Так ты ж не куришь, Серега, воскликнул Курков, не убирая при этом горящую спичку.
С первой же затяжки мне стало не по себе. Если в прошлый раз, когда в своем кабинете сигарету мне дал Ребров, отказываться было не по статусу, то сейчас на меня никто не давил.
Ну да, не курил и не надо начинать. Здоровье поберегу, сказал я и переломил сигарету.
В скором времени шум двигателей со стороны аэродрома затих. Мы ещё долго сидели в курилке, так и не зайдя внутрь казармы.
Он ещё и вместо меня полез в самолёт, сказал я.
Серый, нашел, кого винить в происшествии. Тем более, ты же видел, что там всё нормально было. Два купола, успели наполниться, говорил Макс, срывая ягоды с тутовника.
Время уже близилось к отбою, но в казарму так никто и не зашёл из наших командиров. Никаких новостей, полный информационный голодняк. Макс даже сходил к дежурному по полку, чтобы узнать о произошедших событиях.
Был, мягко выражаясь, послан очень далеко, сказал он, возвращаясь в курилку.
Родя, мы здесь ничего не высидим. К нам никто не придёт, затушив сигарету, сказал Костя.
Нестеров бы пришёл, печально вздохнул Макс.
Ладно, мужики. Завтра будет день завтра будет и пища. Пошли собрался я уже уходить, как в темноте появился знакомый силуэт.
Вот кого, а этого парня мы не ожидали сейчас увидеть. Если именно так выглядит гонец с плохими новостями, то избить Швабрина было бы не так страшно. Везёт ему, что он офицер.
Я и не удивлён. Как верные пёсики, ждёте своего хозяина, сказал старший лейтенант, подойдя к курилке. Вставать не учили при старших по званию?
А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.
Ну, будет, Родин. Нормальные вы ребята. Меня к вам Новиков отправил, а его попросил ваш товарищ. Рыжов вам привет передаёт, и просит не волноваться за него.
Мои товарищи буквально бросились к Швабрину узнавать подробности. На этот шум сбежались и остальные обитатели нашей казармы.
Вы чего? Да успокоились! кричал Швабрин, пытаясь отделаться от заваливших его вопросами курсантов. Становись! Курков, построить всех перед казармой.
Форма одежды? спросил Макс.
Да по барабану!
Оба взвода построились в колонну по три, оставив небольшое пространство между собой.
Второй курс налево, первый курс напраааво! скомандовал Швабрин.
Сейчас он вполне соответствовал образу нормального офицера. Голос командный, движения и походка статные. Иван Фёдорович становится взрослее! Такими темпами и перестанет кретином быть.
Все вы видели сегодняшнюю аварию самолёта Л-29. Хочу вам сказать, раз уж меня занесло к вам, такое вполне может случиться и с вами
М-да, умеет он приободрить народ. У некоторых в глазах уже буквы, собирающиеся в слово «Рапорт» видны.
Не с того начал сегодняшний случай видели все. Такое случалось раньше, может случиться и в будущем
Швабрин посмотрел в нашу сторону, будто пытался спросить, пойдёт ли такое вступление. Я взял на себя смелость, и сделал отрицательные движения головой. Меня больше интересовало состояние Нестерова.
Раз уж про здоровье Артёма мы узнали, то теперь нужна была информация о Николаевиче. Только вот мотивационная речь Швабры как-то не к месту сейчас.
Ой, короче Рыжов в порядке. Отшиб ягодицу и повредил своё самолюбие, сказал Швабрин.
Как самолюбие? спросил Костян.
Вот так. Приземлился на край здоровенной ямы и скатился вниз, а там компост. Говорят, час отмывался в душе. Комбинезон будет где-то новый доставать. Похоже, не отстирал.
Это хорошо, что в строю послышались смешки и настроение улучшилось. Тем не менее, Иван Фёдорович почему-то умалчивает состояние Нестерова.
Вы сказали, что это авария? Пётр Николаевич жив? спросил я.
Швабрин взглянул на меня, не торопясь рассказывать. Что-то начинают меня сомнения терзать в правильности моей оценки последствий. Но второй купол я видел! И не только я. Значит, жив.
Живой наш Николаевич. И жить будет. По предварительной версии, произошёл пожар двигателя. Экипаж увёл самолёт от близлежащих населённых пунктов и воспользовался средствами аварийного покидания. Пострадали только плодово-ягодные деревья
А состояние Нестерова? продолжил я спрашивать.
Так, всем разойтись! Отбой через пятнадцать минут, а вы шарахаетесь. Живее.
Пока толпа спешно покидала небольшой плац перед входом, Швабрин, всё же, подошёл к нам троим.
Правда, Николаич жив. Но не совсем гладко катапультирование прошло. Травмы там с ногами, шею обожгло
Он летать будет? спросил я. Сами знаете, что будет, если не сможет.
Мне не рассказывай! Небо для всех одно, и я его тоже люблю не меньше, чем Нестеров, огрызнулся Швабрин, но тут же сбавил обороты. Отдыхайте. От вас ничего не зависит. Если молитесь ну, так чтоб никто не видел.