Во время заступления в караул один из солдат умудрился выстрелить себе в голову из своего же автомата. Погоны сорвали со всех: с командира роты, с командира взвода, а сержанта, командира отделения того солдатика, отправили в дисбат на полгода. Естественно, с него тоже сорвали сержантские лычки.
После этого случая по нашему военному округу гуляли слухи о расформировании нашей части, а сама она покрылась мистическим ореолом.
Солдаты тогда хмуро шутили, на этот счет:
Вот завтра комполка выпадет из окна штаба и расшибется насмерть. А странность будет в том, что штаб-то у нас, как у долдонов, двухэтажный.
Или солдату какому каска на голове мозоль до смерти натрет.
Или дежурный по КПП зазевается до икоты и копыта завинтит!
Солдат существо с такой философией: «Раз уж заневолили на целый год, извольте выслушать о себе». Но мне было не смешно. Я уже подумывал о самом позорном солдатском поступке дезертирстве. Однако дезертиров ловят почти всегда, и мне к своему счастью и несчастью еще одной жертвы минимум, хватило ума не перепрыгивать забор воинской части.
Когда пришло время демобилизации, а говоря на всеизвестном жаргоне, дембеля, произошел еще один случай. Я и еще четверо ребят стояли на платформе станции, ожидая своего поезда, который развезет нас по домам, гордо выпячивая аксельбанты, когда в поле зрения появился еще один дембель из соседней роты. Паскудный был парень, хотя лично я с ним не связывался, но по его поведению это было видно сразу.
Так вот, он шел, раскачиваясь, как маятник. Он был в состоянии опьянения perse olalla, что на финском языке означает «жопа на плечах». Он глотах прямо из горла, не догадываясь, что в мире существует какая-то полиция и уж тем более, что она может быть на железнодорожных станциях.
В соплетоз, прокомментировал будущего покойника один наших, попинывая свою сумку на платформе. Не знаю, что меня больше удивляет: как его из части таким выпустили, или как сюда дошел.
Наш герой как раз подошел к краю платформы, что-то бормоча себе под нос, сделал еще глоток. Мимо нас как раз проносился какой-то экспресс, когда этот бедолага по хмельной прихоти попытался остановить его, вытянув руку, словно ловил такси. Экспресс оторвал солдату руку, а туловище, что так невовремя накренилось за линию платформы, превратил в отбивную. К счастью для нас, почти сразу после этого события на соседний перрон пожаловал наш долгожданный поезд, поэтому мы скрылись с места события до приезда полиции, военной прокуратуры и нашего командования.
Думаю, излишне говорить, что при каждом таком инциденте моя голова разламывалась от боли, ныли зубы, а мир становился похож на черно-белую панораму. Иногда подобное происшествие происходило не на моих глазах, но где-то неподалеку, о чем свидетельствовала гудящая голова.
Я понимал, что если не хочу навлечь на невинных людей монстра, живущего во мне, я должен изолировать себя от этого мира.
Трудно жить с осознанием вины за чью-то смерть, но еще сложнее жить, отказавшись от условий безбедного существования. Мой отец-бизнесмен, как и любой отец-бизнесмен, планировал передать мне свою скромную империю в виде десятка сетевых магазинов. Он говорил, что когда я стану наследником его бизнеса, то на безбедную жизнь мне хватит. Отец баловал меня: он с детства приучал меня если не к роскошной жизни, то к плюсам сытого существования. Он говорил так: «То, сколько ты зарабатываешь, во многом определяет и твое мировоззрение, а вот твое мировоззрение напрямую влияет и на твой бизнес». Какая-то странная экономически-психологическая петля.
В общем, отказаться от сытой жизни мажора мне было сложно, но мама однажды сказала так: «Ты же знаешь, я в высшие силы не верю, поэтому не верю в Страшный Суд. Есть он, или нет его, неважно. Гораздо хуже, что в любом случае тебе придется жить со своими грехами». Помню, я маму спросил тогда: «Но если ты неверующая, почему ты так беспокоишься за то, что с меня спросят?». Мама коснулась указательным пальцем моего лба и ответила: «Жить с грехом не самое страшное. Гораздо страшнее, когда ты допустил боль и страдания из-за своего бездействия». Истина стара, как это слетевший с катушек мир, но в мире все циклично. В том числе и истина.
Прошел месяц прежде, чем я решился окончательно и бесповоротно уйти из дома.
Я не знал, что поселилось во мне, не знал, как с этим бороться и представления не имел, как связаться с этой сущностью для заключения хоть какого-нибудь компромисса. Я не спал по ночам, штудируя глупые сайты по магии, обрядам, читая трактаты от разных евангелистов, и даже изучив основы спиритизма, пытаясь найти ответ, что со мной происходит.
Жень, ты стал курить гораздо больше! это мама укоряет за прокуренную комнату. Алекса к тебе вообще в комнату не заходит, потому что ей здесь дышать нечем.
Алексой зовут мою кошку.
Сын, собираешься в бизнес возвращаться? Я же еще один магазинчик покупаю, и ему крепкая рука нужна, папенька разрывается между мной и бизнесом, желая объединить меня в своей голове в единое целое эти две составляющих: меня и дело всей его жизни.
В целом, я был не против. Я вырос в благополучной и семье, но к бизнесу никогда не тяготел, однако наследство моего отца (когда его время придет) я воспринимал как что-то, что я не должен потерять ради памяти о нем. Знаете, продолжить его дело.
Брат, пить будем? Я трех девочек подцепил. Две курносые и с голубыми глазами, как ты любишь! Короче, студентки из экономического! Гоу, оторвемся! такое сообщение оставляет мне на автоответчик Димка, мой приятель.
В общем, жизнь бьет ключом. Нужно поступать в институт на экономический факультет, нужно подключаться к отцовскому бизнесу, а еще нужно успокоить послеармейский зуд в штанах, погулять с друзьями, выяснить отношения с Лерой (это девушка, которая посреди моей службы отреклась от меня). Но мое проклятие, засевшее во мне хуже занозы, не давало мне реализовать все эти планы.
Я понимаю, что мое нахождение рядом с людьми губительно для них, смертельно опасно. Медленно свыкаюсь с мыслью, что я должен убраться как можно дальше от цивилизации. Бросить сытую жизнь с перспективой стать бизнесменом средней руки, который будет пожинать папины лавры, уйти куда угодно, лишь бы не стать угрозой для ни в чем не повинных людей, которым просто не повезло быть рядом со мной.
Жень, ты на улицу не собираешься? это мама заходит в мою комнату, придя из супермаркета.
Не, мам, а что? Хлеб в магазине забыла купить?
Нет, мама немного взволнована. Но если на улицу пойдешь, лифт не используй, пешком спустись.
А что такое?
Сосед наш, Виктор Сергеевич, разбился в лифте только что. Кабина сорвалась с тросов, когда ехала на первый этаж. Я видела его труп, когда поднималась в квартиру.
Прям сорвалась?
Глупее вопроса в данной ситуации выдумать невозможно.
Представь себе, мать, кажется, удивлена больше меня. Там лифтер был, он клялся, что плановый осмотр тросов проводился совсем недавно, по расписанию.
За полчаса до этого разговора у меня трещала голова и снова ныли зубы. Пассажирский лифт имеет минимум три каната, которые способны выдержать вес тонн в десять (это я быстро проверяю в поисковике), при этом все канаты порвались. Не похоже на совпадение.
День скользит за днем, я лежу на диване под меланхоличные причитания матери, разбавляю воздух никотином и думаю.
Надо мной висит невидимая туча. Она страшная, черная: проклятие, жрущее всех по непонятной мне прихоти. Что сделать, чтобы это проклятие перестало работать? Я не знаю.
Жень, что-то стряслось, когда ты служил? снова мама. Ты пришибленный какой-то после возвращения.