Старшая Мать, всунулась в повалушу Трёпка, уехал хозяин.
Большуха и Нянька облегчённо перевели дыхание. Теперь-то уж Рыжего без помех на ноги поставим, хозяйский-то глаз разным бывает. Скакнёт в голову или вожжа под хвост попадёт и вызовет «серого коршуна», а там-то Рыжему не выкрутиться.
Всё, решительно сказала Нянька, пусть теперь спит себе.
Тебе бы тоже соснуть, Старшая Мать, предложила Большуха.
Обойдусь, отмахнулась Нянька.
С Рыжим сидеть уже не надо, он до обеда спать будет, а заботы домашние, да усадебные без перевода.
Но в круговерти дел и хлопот каждый хоть по разу, да заглянул в повалушу, где спал, изредка еле слышно постанывая, воскресший Рыжий. А чо, ведь и впрямь, ведь как продадут, так всё, только в Ирий-саду свидимся, а тут нако, откупили, вернули. Не бывало такого, не слыхали о таком.
Может, и Лутошку теперь вздохнула Красава.
Очунеется когда, спросим, ответила Большуха.
В сам деле, увезли-то их вместях, с надеждой сказала Трёпка.
Ну, дура, возмутился Лузга, в «серого коршуна» и до двадцатки набьют, так чо, и продавать вместях будут?!
А в камерах и по три двадцатки бывало, поддержал его Сизарь, а на торгах все по одиночке.
Продают нас, вздохнул Тумак, мелкой россыпью.
Это уж судьба наша такая, кивнул Сивко. Свезло Рыжему, так порадуемся за него.
Джадд как всегда слушал внимательно и молча, не участвуя в общем разговоре.
Гаор просыпался медленно и неохотно. Ему давно не было так хорошо и спокойно, и просыпаться совсем не хотелось. Тело было странно лёгким и и бессильным. Издалека доносились чьи-то голоса, сливавшиеся в неразборчивый гул, шум обедающей рабской казармы. Проспал обед? Ладно, первую спальню отдельно кормят. Нет, почему он в спальне, разве он уже вернулся в «Орлиное Гнездо»? Он не помнит. А а что он помнит? Аггел, где же он? Почему не может шевельнуться? Вкатили релаксанта, как тогда у врача-тихушника? Аггел, опять всё путается.
Гаор с трудом разлепил веки, увидел белый какой-то странный свет и зажмурился, отворачиваясь. Где он? Он он лежит, укрытый и одетый, во всяком случае, в белье. Сквозь веки пробивается свет, белый, но но другой, мягкий. А сейчас темно. Он снова осторожно приоткрыл глаза. И ничего не понял. Что это? Как это?! Тёмные круглые брёвна, в щелях рыже-серые клочки пакля всплыло слово. Он он не в спальне, это брёвна, бревенчатая изба, так что ночью он не спал? Или он сейчас спит? И ему снится, а сейчас зазвенит будильник, и всё исчезнет, а останется ненавистное «Орлиное Гнездо». Нет, он не хочет, нет!
Гаор с трудом высвободил из-под одеяла кто же это его так закутал? сам он так никогда не заворачивался ставшую странно бессильной руку и дотянулся, дотронулся до стены. Брёвна были настоящими. Значит значит, что? Он
Очунелся никак? спросил женский уже слышанный им голос.
Он рывком повернулся, но рывка не получилось. Тело оставалось бессильным и непослушным.
Ну, давай помогу, сказал тот же голос.
И сильные, но не жёсткие руки помогли ему повернуться.
Женщина. Немолодая, из-под головного платка выбиваются чёрные пряди волос, на лбу голубой кружок клейма прирождённого раба, ошейник. Своя? Своя!
Где я? с трудом вытолкнул он из такого же, как и всё тело, бессильного горла.
И сам услышал, что не спросил, прошептал.
Дома, ответила женщина, где же ещё, в повалуше своей. Нешто забыл?
Она говорила по-нашенски уверенно и спокойно, никого и ничего не боясь. Но но это не «Орлиное Гнездо», повалуша была в Дамхаре. Как он попал в Дамхар? И внезапно, ударом, он вспомнил. Всё, сразу. Поездку, новогоднюю ночь, следующую ночь, чёрное болото с серым туманом, бешеный крик Корранта: «Дети не при чём!», а потом нет, Огненная черта, Стиркс, водопад, это всё неважно, это потом, главное но уже вертелся бешеный хоровод лиц, голосов, цветных пятен Страшным усилием он остановил его, надо узнать главное.
Где хозяин?
Хозяин? удивилась она его вопросу. Уехал.
О ком это она? Это это Нянька, Старшая Мать рабам, а хозяину Нянька. Нет, его хозяин Фрегор Ардин, сволочь тихушная.
Нет, попробовал он объяснить, мой хозяин.
Говорю же тебе, уехал он.
Уехал. Значит как тогда, аренда, на декаду. Значит но глаза сами собой закрылись, и додумать он не успел.
Вот и спи, погладила его по голове Нянька, и совсем тихо, беззвучно, закончила. Спи, сынок, ты последний в роду, тебе жить надо.
День катился своим чередом: дела, хлопоты, и обычные, и такие, что с ходу и не придумаешь, как решить. Ну, прибежали дочки хозяйские новокупку смотреть, это-то обычно, да и «с понятиями» девчонки. Сказали им, что болен, лежит, они и отстали, ушли к себе, и Гриданг с ними, а за Гирром не досмотрели, и тот впрямую в повалушу к Рыжему и ну его толкать и гнать на работу. И что с ним, хозяйским-то сыном, делать? Ну, взяла его Большуха за шиворот и вывела, ну, побил он её прямо по ногам и животу кулачками, разорался про «кобылу», это-то всё пустяки, а что Рыжий после этого чуть опять не застыл, вот ведь беда была бы так беда. Хорошо, Старшая Мать успела дать ему попить из своей бутылочки с короной, и он опять заснул.
Сны были путаные и неровные. То он опять преодолевал весь путь от Коргцита до избушки в зимнем лесу, уже понимая, что это не всерьёз, а так, память балуется, то серый дымок над чёрным болотом и крик, что дети не при чём. И он бежал от этого крика в темноту беспамятства, а крик догонял его. И мучительное страшное ощущение, что он опять ничего не помнит, кого и как он убил по хозяйскому приказу. И ненавистный смех кривляющегося Фрегора и его безжалостное: «Ты танк без тормозов!» Он судорожно вздыхал и плакал во сне, не открывая глаз и беззвучно шевеля губами в безнадёжных просьбах простить
Наконец Гаор вроде успокоился и задышал ровно, уже без всхлипываний и стонов. Нянька погладила его спутанные прилипшие ко лбу пряди и встала.
Басёна, позвала она, не повышая голоса.
Здесь я, сразу вошла в повалушу Басёна.
Посиди с ним. Только не тереби, пусть спит. Начнёт губы облизывать да сглатывать, чаю с медком дай схлебнуть.
Ага, ага, кивала Басёна. А может, Старшая Мать, твоего? Ну, чем ты поишь.
Губы подбери! рассердилась Нянька. Моим я и буду поить!
Оставшись одна, Басёна посмотрела на Рыжего, сочувственно вздохнула и села на табурет. Вот так сидеть рядом с болящим, чтоб если откроет глаза, то чтоб не один был, приходилось нечасто, настолько серьёзно в усадьбе давно не болели. Обычно что, ну, простудился, ну, выпороли сильно, ну на работе поранился, всё это лечилось привычно и быстро, на ночь, скажем, закутали, смазали, напоили, и с утра уже работать может. А если хозяин даст три дня на лёжку, то и совсем хорошо. А Рыжего завтра уже на ноги ставить надо, чтоб к хозяйскому приезду здоровым смотрелся, а он вона как.
Рыжий шевельнулся, перекатил голову по подушке, прерывисто, как дитё малое после плача, вздохнул и, похоже, снова заснул. Ну и пусть спит себе, во сне болезнь слабеет. Сон, тепло да еда любую болезнь лечат. А вот поесть бы ему сейчас надо, вишь исхудал-то как. Басёна решительно встала и выглянула в коридор.
Эй, Малуша далеко ли?
Кликнуть? отозвалась из кухни Жданка.
И пошто? сразу спросила Большуха.
А пусть Рыжему сготовит мисочку чего получше.
И то, согласилась Большуха. Сейчас покличу.
Басёна вернулась на своё место, осторожно потрогала лоб Рыжего. Нет, ничего, не горит и не стынет. Она поправила ему одеяло, подтыкая с боков, а то после жара нельзя, чтоб прохватило. Рыжий что-то неразборчиво пробормотал во сне.
Ты спи себе, спи.
Из невозможной дали доносился женский голос, велевший ему спать. Смешно, у него и так глаза не открываются и вязкая тяжёлая слабость во всём теле. Но мысли и воспоминания уже собирались, выстраиваясь в цепочку. Где он? Что с ним? Что было? Было.... поездка в Дамхар порка и пытки в новогоднюю ночь «Чтоб весь год таким был» замученная растерзанная девчонка и странные, страшные своей непонятностью провалы в памяти «Дети не при чём!» и обжигающий холод а потом потом полёт в пустоту, чёрный лёд Коргцита, горячая кровь Стиркса, властное течение и подъём на водопад, заснеженный лес, Желтолицый, печка в маленькой лесной избушке Так что было на самом деле, а что привиделось? А сейчас? Гаор медленно, через силу, поднял тяжёлые веки. Серо-голубой сумрак и беловолосая девочка во всём белом с рабским ошейником стоит и смотрит на него огромными голубыми глазами Это это она?!