Мать заохала сын преступник. Пришлось долго и обстоятельно объяснять обоим, что в этой потасовке виноват не я. Помог жизненный опыт и долгие вечерние просмотры шоу «Час суда». Я рассказал всю правду, но преподнес это в выгодном для себя свете. Милиционер, слушавший меня, кивнул и лишь многозначительно протянул:
Однако.
Так что это была вынужденная самозащита. В противном случае меня бы этот Костарев со своими дружками покалечил бы.
М-да, парень, почесал затылок милиционер. Ты давай, аккуратней. Я объяснительную, конечно, с твоих слов напишу, но ты должен понимать у Костарева отец партийный работник В общем, не лезь ты к нему. Вместо того, чтобы ограничиться беседой с учителем и директором, он уже моему начальнику позвонил, нужные слова сказал. Мне велено было со всей тщательностью разобраться. Я уже разобрался, общий смысл вашего конфликта понял. Но имей в виду, вопрос еще не закрыт. Понял?
Я кивнул. Отчего же понять? Понятно.
Мать вновь заохала. Пришлось ее успокаивать.
Вы поймите, он ведь без отца растет, начала она, но милиционер перебил ее.
Погиб отец? хмуро спросил гость.
Мать вздохнула, махнула рукой.
Можно и так сказать.
Ладно, я предупредил.
И сурово глянув на меня, ушел.
Ты что, совсем рехнулся?! нахмурилась мать. Чего творишь?
Я же объяснил все
Это все твой клуб путешественников! До добра не доведет! Я сказала тебе, чтобы ты завязывал с этой ерундой.
Не ерунда это! произнес я, внезапно разозлившись.
Мне стало обидно, что единственное, что есть у меня сейчас, что дает мне опору, не давая сойти с ума в старом-новом мире, назвали ерундой. Это никакая не ерунда.
Андрей, да ты пойми. Я же как лучше хочу.
Хотелось выругаться, но я сдержался. Понимал ее, я ведь и сам недавно был ее возраста. Она и в самом деле хочет как лучше. Только вот ничего не понимает.
Все будет нормально, пробурчал я. Давай отдыхать, завтра рано вставать.
Куда? удивилась мать.
На работу. Нам обоим. Я ведь теперь работаю.
***
Проснулся я первым. Заправил кровать, сделал зарядку. Как же хорошо чувствовать новое тело, молодое, гибкое! Эх, еще бы кофе выпить, но кофе не оказалось. Только чай «Грузинский». Заварить его удалось с трудом не мог понять, сколько сыпать. Пары больших ложек, какие я привык, не хватило чай получился бледным. Ладно, и так сойдет.
Пожарил яичницу. Достал из холодильника плавленый сырок «Дружба».
Вскоре встала мать, и мы вдвоем с аппетитом умяли все. Все время, пока ели, мать говорила про работу к кому следует подойти, о чем сказать, как вести себя, не надсадиться и прочее. Я слушал молча, почти вполуха. О том, как устраиваться на работу, я знал и без нее, а потому наслаждался завтраком.
Потом, помыв посуду, принялся собираться.
Путь до гастронома «Салют» был непрост. Я понятия не имел, где он находится. Но помогли прохожие. Я спросил у нескольких людей путь и вскоре вышел на Третью улицу, где и располагался нужный мне гастроном.
Магазин занимал все первые этажи пятиэтажки. Стеклянные витрины были до блеска отполированы, и сквозь них проглядывались прилавки. Особым разнообразием там и не пахло. Все скромно и серо. Но голых полок видно не было.
Я зашел внутрь.
Мы еще закрыты, молодой человек, сказала продавщица, что-то высчитывая на бумажке и отстукивая круглыми костяшками на огромных засаленных счетах.
Я на работу устраиваться, сказал я. И добавил: Я от Софьи Михайловны.
Продавщица подняла на меня взгляд, улыбнулась. Сразу изменилась в лице, став добрее, приветливей.
Так ты Андрей?
Да.
Проходи. Про тебя уже сказали. Давай, вон там подсобка есть, там Петрович. Он все объяснит.
Я двинул по темному коридору. Заглянул в одну дверь, вторую, третью. Но ничего, кроме коробок с луковой шелухой не увидел. И только в самом конце обнаружил небольшой темный закуток, где запах лука резко менялся на крепкий аромат солярки. Заглянул туда, увидел мужичка, худого, небритого, страдающего с похмелья.
Тяжело вздыхая, он пил из стеклянной бутылки кефир.
Здравствуйте! бодро сказал я, заходя внутрь.
Ты кто такой? спросил мужичок, осмотрев меня мутным взглядом.
Я тоже хотел адресовать ему этот вопрос, но сдержался. Терпеливо представился:
Я Андрей. На работу пришел.
На работу? нахмурился тот. На какую еще работу ты пришел, ек-макарек?
Разнорабочим.
А как же я? окончательно растерялся мужичок.
Такой ответ он явно не ожидал услышать.
Про вас не знаю, ответил я.
А кто знает, ек-макарек?
Наверное, Софья Михайловна.
Я не знал, сколько еще мог продолжаться этот странный наш диалог, если бы не грузная женщина, вошедшая в подсобку.
Петрович, ты чего человека с работой не знакомишь? Тебе помощника взяли, на полставки.
Помощника? Вот это другое дело! А я уж, грешным делом, подумал, что меня увольнять собираются, ек-макарек!
Будешь продолжать с этим делом дружить, тетка щелкнула себя по горлу, точно уволим.
Не имеете права! Что я, растратчик какой-то, что ли? Тут есть кого уволить и без меня. ОБХСС сюда пригласить пусть проверят кто тут и что, вот их и уволить.
Петрович, ты давай тут сиди да помалкивай, понизив голос, произнесла тетка. А то точно полетишь как пробка из твоего портвейна, что ты каждый день хлебаешь! Твое дело маленькое ящики таскать. ОБХСС он тут вспомнил. Вот ведь дурак!
Петрович поджал губы, потупил взор.
Вот и хорошо, кивнула тетка. Принимай давай человека. И чтобы как положено, объяснил все, чтобы я потом не бегала, не искала вас с ключами, как в прошлый раз. Ну все, Андрюш, располагайся.
И втолкнула меня в каморку.
Ну, здравствуй, ек-макарек, произнес мужичок. Я Петрович.
Андрей, вновь представился я.
Ну и добро, Андрюша. Будем работать. Ты уж не серчай на старика. Я-то думал, ты уж мне на замену эта мегера давно грозилась. А ты в помощь. Уже хорошо. В десять товар привезут, разгрузим в четыре руки. А там видно будет.
Я на полставки, пояснил я. Мне после обеда в школу нужно.
Дык ты школьник? Ну ек-макарек! А крепкий какой, не похож на школьника. Спортсмен, что ли? Вон, руки какие, что канатами перетянутые.
Нет, любитель. В кружок хожу.
И какой же?
Альпинизм.
При этом слове Петрович едва заметно вздрогнул. Глаза блеснули, в них что-то проскочило, какая-то то ли тоска, то ли боль. Странная реакция удивила меня.
Восхождение на вершины, добавил я, просто чтобы заполнить образовавшуюся неловкую паузу, причин которой я так и не понял.
Спорт это хорошо, ответил Петрович, покачав головой, глядя куда-то сквозь меня.
И не успел я осмелиться и спросить его, в чем причина такой задумчивости, как он спохватился:
Ну, хватит рассиживаться. Давай, надевай халат. Скоро уже грузовик будет. Сегодня кефир, тяжелый, зараза. Придется попотеть.
Попотеть и в самом деле пришлось. Крытый «газик» был доверху забит стальными сетчатыми коробками с бутылками кефира, по двадцать бутылок в каждой таре.
Первые три ящика показались мне легкими. Но потом руки от непривычного груза стали болеть. И с каждым новым ящиком звон стекла становился все громче от подрагивания конечностей.
Я терпел, таскал молча, хоть и пыхтел от натуги. А Петровичу, казалось, все было нипочем. Он брал сразу по три коробки и ловко лавировал по узкому коридору склада, успевая еще отвесить остроту или штуку в сторону кладовщицы. Я, сгораемый от стыда, что проигрываю в силе такому сопернику, пыхтел еще сильней и пыжился, едва поспевая за Петровичем. Но все было без толку.
К одиннадцати «газик» был разгружен, товар заботливо пересчитан завскладом, а мы, усталые, вернулись в подсобку.
И как? внезапно спросил Петрович, закуривая вонючую сигарету «Беломорканал».
Что как?
Я подумал, что он имеет в виду первый рабочий день и хотел уже было отмахнуться мол, терпимо. Но Петровича волновало совсем не это.
В горы уже ходил с секцией своей? прищурившись от густого, сизого дыма, произнес Петрович.