кашей снегов раскис,
смотрит весенний город
вниз.
Не сохранив ни слова,
в прежнее рвётся нить
падаю с неба снова
жить.
Над суетой земною
солнца лучится взвесь.
Знаю, что Ты со мною
здесь
с первым же детским горем
молча заговоришь.
Вижу: над пенным морем
крыш
чьей-то души безвестной
бьётся усталый стерх,
падая прямо в бездну
вверх.
Уездный призрак N
« А вы откуда будете?
Да мы местные»
(«Город Зеро»)
Этот медленный серый восход,
Что крадётся и солнце крадёт,
Точно так же неспешно придёт
Завтра.
Малый город забытый герой,
Поглощённый зеровой дырой,
Где с дождём подаётся сырой
Правда.
Он простыл и остался таков
В мягкой хватке болотных тисков,
Где творится густых облаков
Творог.
Он сложился из улиц-тире
И дворов, где тоска детворе,
Где струят иномарки в каре
Морок.
Он, укрыт от беды суетной,
Не прибился к толпе ни одной,
Невеликий уездный родной
Город.
Он и светлая доля, и рок
В перекрестье разбитых доро́г,
Мне, как пара растроганных строк,
До́рог.
Уличное
Вы улицы редкий улей
В безлюдности Нью-Руси.
Излётной нестрашной пулей
Несите моё такси.
Заборных рядов не скальте
Штампуйте дворов клише,
Где трещинки на асфальте
Бегут по моей душе
И призраком бродит сырость,
Туманя фонарный свет.
Я был обречён на выброс,
Но вырос.
А город нет.
Лекарство
Поторопись, мой любящий Провизор
Порви рецепты от земных врачей:
В них только сон пустой, как телевизор,
А мне бы правды можно погорчей.
Она спасенье, если дух болезнен:
Кто вынес горечь, тот всегда силён.
Хоть каплю правды дай мне, будь любезен:
Уйду и сгину значит, бесполезен;
Вернусь учиться значит, исцелён.
Беспробудное
Отец, я слеп от тишины
Она черна и безысходна.
Вчера сливается с сегодня,
А я смотрю немые сны.
В них ничего не изменить.
От них ни отдыха, ни толку.
Так дай мне шанс: во тьму-иголку
Вдень Ариадны светонить.
Напомни мне глотком вины,
Что есть любовь, боренье, гений
Избавь меня от сонной брени
От пустодушной тишины.
Я сегодня один
Я сегодня один, будто путник,
заброшенный Богом
И судьбою сюда,
где с утра в чём-то сером и строгом
Этот сумрачный город,
оглохший, не любящий слушать,
Непонятною болью
вползает в звенящую душу,
Чтоб свернуться и греться,
сродни подколодному змею
Я читаю стихи,
потому что заплакать не смею.
Стрелонепробиваемое
Своя душа потёмки? ну и что же,
Зато давно не больно, чем ни рань:
На ней теперь драконовая кожа,
А может быть, кевларовая ткань.
Не бередит, не о́сенит, не просит,
А слабый ветер, долетев извне,
Ни позывных, ни криков не доносит
И умирает в тёмной тишине.
А рядом дремлет вечность, не страдая,
Себя накрыв до времени песком,
И не сулит ни ада и ни рая.
Дракон почил.
Да здравствует дракон!
Номер семь
Утро в больничной палате цветок надежды.
Книги дочитаны. Солнце. Свобода завтра.
Юный индус-практикант белозубо-вежлив.
Шум в коридоре: обход предвещает завтрак.
Свет золотистою рыбой плывёт вдоль стёкол,
Лодка судьбы не разбитым ещё корытом.
Чайка в окне острокрыла, как вольный сокол
Мимо палаты кого-то везут.
Накрытым.
Путник
Путь мой стальные вилы,
Век мой года-вода.
Господи, дай мне силы
Не забрести туда,
Где поражений чёрных
Тянется глухорядь.
Я не считаю тёрны
Тропы привык терять,
С неба не ждать известий.
Видя сюжет вчерне,
Злые глаза созвездий
Наворожили мне:
«В петлях и поворотах
Досыта навертись!».
Встретить бы хоть кого-то,
Чтоб самому найтись.
Предрассветное
Предрассветно, беспросветно,
Темнонебо и ни зги.
Уповать на лампы тщетно,
Фонари зазря не жги:
Где-то засветло доныне
Путь забыт, потерян след.
В нечужбине и в судьбине
Задержался предрассвет.
Жа́ркое
Чисто, тепло в избушке,
Ласковы кирпичи
Пламя неравнодушья
Просится из печи.
Бьётся светло, но ты не
Тянешь к нему ладонь.
Ты замечаешь иней
В тех, кто забыл огонь.
В синей январской тверди
Их ненасытных глаз
Выстыло сердце Герды,
В пепел упал Клаас
Тучи трясут солонкой.
Руки твои грубы.
Старой стальной заслонкой
Не задвигай трубы,
Не торопись, родимый
Небу оставь на треть.
В снежном солёном дыме
Трудно не угореть.
Теория neverоятности
Дом упакован до плеч в пифагорово кубище,
Город как будто в кисейную ткань обернули.
Сколько снежинок смахнуть
с обмерзающих губ ещё,
Чтобы февраль опроверг
теорему Бернулли1?
Знаю, в узорном стекле, в отражении сказочном,
Разве что призрак любви остаётся нетленен.
Дева Зима только с виду заучкой не кажется
Не сохранит волшебства.
Результат неизменен.
Февраль. Согретое
Муза медлит с пасами, не шепчет:
«Прими ударь!»,
Целина на бумаге являет подобье снега.
Изумляя настенно-распластанный календарь,
Неустанный февраль
Примечания
1
формула вероятности результата