В один миг я смотрел на свои ступни. В следующий я снова услышал тот же детский вздох:
«Ты лжёшь. Этого недостаточно».
Внезапно меня буквально втолкнуло в образ, имевший форму и вес памяти. Я увидел маму такой, какой она была, когда мне было семь. У неё была слишком крепкая челюсть, чтобы считаться красавицей, но её глаза цвета лесной зелени были нежнейшими, как у лани.
Мы стоим в кухне, и кто-то тянет меня за руку. Это мой брат, пухленький, перемазанный в варенье, извивается и смеётся, когда я кручу его на месте. В руке у мамы сигарета. Мы замираем, когда раздаются тяжёлые шаги отца в гараже. Мама ухмыляется и сбрасывает пепел в раковину.
«Готовы поиграть, мальчики?»
Я сморгнул. Понял, что по-прежнему сидел под дверью Ипполиты. Звук шагов моего отца растворился, превращаясь в сдержанное постукивание каблучков миссис Реванд, поднимавшейся по лестнице. Образ полностью растворился. Я проследил за ним на границах сознания, поразившись тому, как аккуратно эта ложь пристроилась внутри. Как такое вообще было возможно?
В ответ солнечный свет пробился сквозь витражи. А когда я опустил взгляд, мои руки были погружены в синеву.
«Если найдёшь Лазурь, Дом вознаградит тебя. Дом знает твои самые потаённые желания. Он всегда исполняет чаяния».
Глава девятая
Лазурь
Волосы были единственным, что у меня было лучше, чем у Индиго, и я дорожила ими так сильно, словно они были обнажённой частью моей души. Каждая прядь хранила ту версию моей жизни, какой она когда-то была, и я верила, что, если буду заботиться о них, эта версия вернётся.
Ещё в детстве мама втирала в мои волосы сладкое миндальное масло, расчёсывала их, пока они не заструились по моей спине, словно беззвёздное ночное небо. В те дни она рассказывала мне сказку о Рудабе, персидской принцессе, чьи волосы были словно река ночи, которой она позволяла разливаться по крепостной стене, чтобы её возлюбленный, король Зал, взбирался по ним в её покои.
Ты моя драгоценная сказочная девочка, как-то сказала мама.
Это было до того, как она стала работать дополнительные смены, а под глазами залегли тени. Когда мы переехали в Хок Харбор, я всё ещё держалась за мечту, что однажды всё станет как раньше. И первую неделю в новом доме я хранила свои надежды в каждом узелке, в каждом колтуне своих немытых нерасчёсанных волос.
Я хотела, чтобы мама поругала меня, вздохнула, посадила перед собой, упершись коленями мне в спину. Хотела, чтобы она расчёсывала мне волосы и напевала вполголоса, держа в зубах шпильки. Но привлекла я не её внимание его. В конце той первой недели я сидела за столом во время завтрака, и Юпитер присвистнул.
И откуда только взялось это маленькое дикое создание? Он рассмеялся, дразняще улыбнувшись моей маме, но, когда посмотрел на меня, его улыбка не соответствовала его взгляду.
Воздух в уголке для завтрака стал влажным и спёртым. И хотя мне было жарко в моей толстовке и пижамных штанах, я хотела, чтобы мои волосы были достаточно длинными и смогли поглотить меня целиком.
Юпитер облизнул губы ярко-розовым языком.
У тебя такие длинные волосы, что я могу завязать ими глаза и всё равно тебя не найти.
Моя мать сидела в кресле, притянув к груди костлявые колени, на которых балансировала её кружка с кофе. Когда Юпитер заговорил, она хлопнула ладонью по столу и поднялась так резко, что я вздрогнула.
Почему ты всегда позоришь меня, Лазурь? Схватив меня за руку, она потащила меня через коридор в ванную и прорычала: Ты выставляешь меня в дурном свете. Посмотри на себя. Твои волосы отвратительные. Я урабатываюсь до смерти, чтобы о тебе позаботиться, а ты не в состоянии позаботиться о себе самой?
Она выпустила мою руку, тяжело дыша, и втолкнула меня в ванную.
Либо заплети их в косу, либо отрежь, заявила она, хлопнув дверью.
С тех пор я никогда не распускала их дома. Но в Доме Грёз Индиго настаивала на этом. Только тогда я позволяла их ароматной тяжести укрыть мои плечи.
Это похоже на магию, говорила она, касаясь тёплыми пальцами моей головы. В её голосе были тоска и напряжение. Уверена, это и есть магия
Я всегда хотела, чтобы в моей жизни была магия, но тем субботним утром, зимой моего тринадцатого дня рождения, я больше не хотела волшебства. В тот день я оделась как обычно, чтобы отправиться в Дом Грёз. Я не спрашивала у матери разрешения. И вообще старалась не упоминать при ней Индиго, потому что в те моменты её лицо искажалось, а голос становился шёлковым и ядовитым: «Снова бежишь в дом мисс Кастеньяды? Милая, она будет считать, что ты слишком прилипчивая. Никому не нравятся прилипчивые девочки».
И как бы моя мать ни морщилась, произнося имя Индиго, я знала она тайком благодарна за мою подругу. Ведь без Индиго я бы оставалась дома.
С ней. С Юпитером.
В такие дни я чувствовала, как тень Юпитера, прожорливая и липкая, цепляется к моей коже, неважно, куда я шла. Когда я открывала дверь в ванную, он был там, улыбающийся, удивлённый, с полотенцем, обёрнутым вокруг пояса. И тогда я вынуждена была смотреть на него, втискиваясь в узкое пространство, бóльшая часть которого была занята им.
Я ненавидела смотреть на него.
Юпитер был высоким, худощавым, с узкими плечами и тугим затвердевшим мешком плоти вокруг пупка, напоминавшим мне яйцо. Он был цвета зуба. Вот каким я его считала. Длинный человек-клык, и моя мать была нацеплена на него, как кусок застрявшего мяса.
Но его лицо было иным.
Лицо суперзвезды, говорила моя мать, подаваясь вперёд, чтобы погладить его по щеке.
У Юпитера были прямые белые зубы, квадратная челюсть, жёлтые волосы до плеч и серые глаза с тяжёлыми веками, придававшие ему неизменно сонный вид. В доме Индиго были картины с лицами ангелов, на которые я не могла смотреть, потому что эти лица слишком напоминали мне его.
Примечания
1
Инкунабулы книги, изданные в Европе на заре книгопечатания. С латыни само слово incunabula переводится как «колыбель» или «начало». (Здесь и далее примечания переводчика.)
2
Ваше здоровье (фр.).
3
«Ключ царя Соломона» один из самых известных гримуаров, в котором содержались сведения о демонологии и гоетии.
4
Тсуга североамериканское хвойное дерево.