Эге, а ведь это утопленник, подумал я, и тут две половины моего сознания начали интенсивный диалог.
Вали отсюда, Веничка, со страшной скоростью, взволнованно сказала одна половина, ничем хорошим для тебя лично и для всей остальной вашей компании не кончится. Быть свидетелем это очень дурное занятие, и при этом не надо забывать, что из свидетеля тебя запросто в обвиняемые могут переквалифицировать.
А вдруг он живой ещё? парировала вторая половина, ты же советский человек, Веня, как ты можешь бросить другого советского человека в беде?
Да какой нахер живой, он же раздулся, как дирижабль, возразила первая половина, он дохлый уже несколько часов.
И всё равно негоже убегать, как заяц, от непредвиденных ситуаций, стояла на своём вторая половина, карма у тебя испортится напрочь от этого. Будешь потом ходить с кривой кармой.
И убедила таки она меня, вторая позитивная половина, я зашел по колено в воду, зацепил это тело за одежду и вытащил его на песчаную косу. Перевали на спину, попробовал найти пульс на шее и на руке, естественно ничего не нашел, а потом решил проверить, что у него в карманах. Сам не знаю, зачем ну чтобы координаты какие-то определить, вдруг там документы какие лежат или записная книжка. Проверил фуфайку, он был в неё одет, обычную отечественную фуфайку серого цвета, ничего не нашел, и в этот момент сзади раздался голос, низкий и невежливый:
Ну ты, чмо медленно встал и задрал руки кверху!
Я медленно, как и было сказано, обернулся, увидел двух странно одетых граждан, один из которых целился в меня из винтовки тоже очень странного вида, а второй просто стоял рядом и делал суровое лицо. Меня полностью убедила винтовка (Мосинка что ли, всплыло в памяти), а не тон гражданина, поэтому я встал и высоко поднял руки над головой.
Ты кто такой нах? Что здесь делаешь? задали одновременно два разных вопроса эти двое.
Веней меня зовут, студент я, общежитие в Лядах ремонтирую, ответил я сразу на оба вопроса, но, как видно, нисколько не рассеял опасений суровых граждан.
Какое общежитие, бля, какие Ляды? начал тот, что был без винтовки, сроду там никаких общаг не было.
А второй продолжил: А утопленника ты нахера шмонал?
Я не шмонал его, а проверял, есть ли пульс, товарищ а как вас зовут-то? решил установить более тесные контакты я.
Я отделенный командир НКВД Симонов, представился он, повергнув меня в глубокую прострацию какое нахрен может быть НКВД в 1986 году? Документы есть?
Я очень медленно опустил одну руку и проверил карманы, не было там никаких документов.
Все бумаги в Лядах остались, сообщил им я, можно туда пройти и убедиться.
Про НКВД я пока предпочёл ничего не озвучивать, а то ведь эти ребята и шлёпнуть могут меня прямо на берегу Ветлуги, с них станется. Пораскинул мозгами и тут же вспомнил про вчерашнее падение ступени ракеты, может с ним как-то связаны эти странные вещи.
А какое сегодня число? задал я наводящий вопрос сразу обоим бойцам.
Двадцать второе июня, без задержки сообщил старший.
А год какой? продолжил допытываться я.
Во даёт студент, развеселился тот, что с винтовкой, отмечал что ли чего вчера?
Да, было дело, признался я, перебрал чуток.
1939 год, сообщил мне старший. Ещё вопросы есть?
Вопросов нет, есть просьба опустите винтовку, пожалуйста, обратился я ко второму, а то нажмёте случайно на спусковой крючок, и не с кем вам больше будет разговаривать.
Опусти винтовку, скомандовал старший младшему, а ты отойди от трупа на два метра и вытаскивай всё из карманов вон на то бревно.
Я сделал, что было сказано, в карманах у меня кроме зажигалки и штопора, которым мы вчера открывали вермут, ничего и не обнаружилось.
Удочка ещё моя вон там лежит, показал я на берег, и банка с червями. Вот и всё.
Борисов, проверь, что с утопленником, приказал Симонов, а сам приблизился к моим вещам, взял в руки каждую, а потом продолжил, значится так, студент Веня, сейчас мы тебя отконвоируем в наш лагерь, дашь там показания под роспись, а дальше на месте решим, что с тобой делать?
Да почему конвоировать-то, товарищ отделенный командир, счёл нужным включить слезу в голосе я, что я сделал-то такого? Нарушил что-нибудь?
Ты находился в режимной зоне без разрешения, это раз, начал перечислять Симонов, и пытался обшарить утонувшего гражданина, а это мародёрство, это два. Борисов, что там у тебя?
Это Пасечник из четвёртого барака, неживой, сообщил тот, далеко не убежал.
Оттащи его подальше от воды, надо будет телегу прислать, а мы идём в лагерь. Удочку можешь взять с собой.
Может сразу в Ляды? предложил я, там и напарники мои подтвердят все мои слова.
Поговори ещё у меня, сука, грубо сказал тот, что с оружием, и я почувствовал довольно сильный тычок в спину, дулом ведь тыкает, гад, подумал я.
Лагерь, как я и предполагал, оказался совсем не таким приветливым, как вчера, а оказался он таким, как его Виталик описывал колючая проволока, вышки с охранниками, лай собачек и запах чего-то протухшего. Меня остановили около ворот, старший, который отделенный командир Симонов, поговорил вполголоса с дежурным на входе, ворота со страшным скрипом отворились, и я оказался внутри.
В БУР его сразу веди, там у нас дознаватель сидит, услышал я обрывок разговора.
Что такое БУР, я тут же вспомнил это Барак Усиленного Режима, а по-простому карцер. Он был сложен из кирпичей в отличие от всех остальных строений в лагере. Что-то никто нам по дорогу в этот барак не встретился, я ещё подумал, что наверно все на работу ушли.
Стоять, громко скомандовал мне старший, лицом к стене, руки за спину. Борисов присмотри за ним.
А сам он скрылся внутри здания вернулся он не один, а с целым офицером хотя стой, офицеров же пока нет, они только в середине войны появятся, сейчас же сплошные красные командиры. А за «офицера» можно запросто статью какую-нибудь поиметь, так что будь осторожнее, Веничка.
Так вот, это самый командир с тремя квадратами в петлице (сколько я ни силился, вспомнить, что это за звание, так и не смог, пусть будет лейтенантом что ли) хмуро оглядел меня с головы до ног и спросил:
Этот что ли? А что это за надпись у него на рубашке?
А я и забыл, что у меня там какая-то надпись есть глянул и точно, Адидас там было написано.
Это название компании, которая делает такие рубашки, ответил я. Адидас называется.
И где же у нас такая компания в Советской России притаилась? продолжил допрос лейтенант.
А она не в Советской России расположена, отвечал я, а в Германии. Её основателя зовут Ади Дасслер, сокращённо, значит, Адидас выходит.
Тут другое выходит, сокрушённо покрутил головой лейтенант, выходит, что ты ко всему прочему ещё и немецкий шпион.
Я промолчал, потому что как комментировать этот бред, не придумал.
Ну лады, пошли поговорим, вздохнул он и открыл дверь в барак, а вы берите телегу и езжайте за Пасечником, это он Симонову с Борисовым сказал.
Он завёл меня в тесное помещение со столом и двумя стульями по разные стороны стола, сказал мне сесть и предложил папиросу.
Спасибо, товарищ командир, отказался я, но не курю я, бросил еще несколько лет как.
А я пока не бросил, отвечал он, доставая из ящика стола чистый лист бумаги, поехали. Фамилия-имя-отчество, дата и место рождения, где живёшь, где работаешь?
Я уже смекнул, пока меня вели в лагерь, что сообщать о себе действительные сведения выйдет себе дороже, поэтому начал врать как сивый мерин, надеясь, что кривая куда-нибудь да вывезет.
Вениамин Павлович Сокольников, начал я с чистой правды, но начальник сразу меня перебил.
У нас в первом бараке есть один Сокольников не родственник он тебе?
Вряд ли, не стал я углубляться в скользкую тему, у меня одна мать из родственников осталась, братьев-сестёр нет. И я продолжил по программе, родился 12 апреля 1920 года в селе Дальнее Борисово Горьковской области, живу в городе Горьком на Школьной улице, дом 12, квартира 3 (хотел было назвать Кирова или Челюскинцев, но не решился хрен его знает, переименовали уже улицы в их честь или ещё нет). Учусь в автомеханическом техникуме при ГАЗе, ещё год осталось учиться.