Не надо, еле выговорила Маша непослушными сухими губами.
Что не надо? Вытирать?
Лечить
Таааак. Это еще что за разговоры? Ну, ладно. Ты сейчас поспи, а потом мы решим лечить тебя или нет.
Она сделала Машке укол от которого стало легко и спокойно, как в детстве. Мысли куда то улетучились, в голове играла тихая музыка. Или не в голове? Маша уснула.
Через два дня она рассказала Вере Петровне своему лечащему врачу, той женщине с каштановыми волосами про себя, своих родителей, про лифчик и про «Муму».
Вера Петровна внимательно слушала. Хмурилась. Глаза ее то наполнялись слезами, то выражали решительность и даже злость. Когда Маша замолчала, женщина покачала головой и глядя девочке прямо в глаза, спросила:
А тебе не приходило в голову, что ты появилась на свет не просто так? А для какой то цели?
Для какой? удивленно спросила Маша.
Ну, например помогать и защищать своих родителей и таких, как они. Кто будет вникать в язык жестов или пытаться как то понять их? А ты будешь их ушами и голосом. Понимаешь?
Маша неуверенно кивнула.
Но для этого тебе самой надо стать сильной и не давать себя в обиду. А лифчик мы тебе купим, как только сможешь ходить, так сразу и отправимся по магазинам. Знаешь, мне Бог не дал деток, а мне бы так хотелось иметь дочь, похожую на тебя. Поэтому, разреши мне побыть немного мамой.
Вера Петровна погладила Машу по голове и вышла из палаты, украдкой вытирая слезы.
Маша долго думала об этом разговоре. О своих родителях, а точнее о маме. Она сейчас совсем по другому взглянула на нее со стороны. А ведь мама когда то тоже была девушкой и, ей скорее всего, было гораздо труднее чем ей Маше жить в этом несправедливом мире. Но она предпочла жить.
Маше стало ужасно стыдно за себя, за свою слабость, за свое молчание. Теперь она точно знала для чего родилась.
В школу Маша вернулась к середине четвертой четверти. Она еще хромала, но ходила без костылей.
Муму вернулась! первое что она услышала, войдя в класс. Вовка Гудков вытирал доску и ехидно улыбался, прищурив свои рыбьи глаза.
Маша молча подошла к нему и ударила со всего маха кулаком по носу. Гудков отшатнулся, заскулил по щенячьи, схватившись обеими руками за лицо. На голубую рубашку тонкой струйкой текла алая кровь.
Девочка обвела взглядом притихший класс и громко спросила:
Кто следующий?
Мурка
Мурка проснулась от резкого неприятного запаха. Хозяин пил странную жидкость, от запаха которой Мурке стало не по себе. Сначала ей захотелось спрятаться в платяной шкаф и вдыхать застарелый запах пыли, исходящий от длинного черного драпового пальто. Потом не понятно почему, возникло желание поорать и потопотеть задними лапами по выцветшему ковролину.
Мурка бесшумно спрыгнула с кресла и подошла к дивану, на котором сидел хозяин. Потерлась о его ноги в домашних тапочках в крупную клетку. В ответ хозяин погладил Мурку по ее маленькой, почти как у котенка теплой голове. От руки исходил неприятный запах и, Мурка недовольно задергала хвостом. Ловко увернулась от руки и упав на ковролин, стала кататься на спине. При этом она громко утробно мурчала.
В ее узкой, почти бесшерстной груди зарождался неведанный ей до этого времени вопль. Он метался по грудной клетке, пытаясь вырваться наружу. Сильно давил на сердце, заставляя его ныть. Потом бился в диафрагму, мешая дышать, пока она не вытерпела и не заорала: «Маааааааууу».
Испугавшись саму себя Мурка волчком закружилась на месте и исчезла в темноте шкафа. Привычные с детства запахи хозяйской одежды ее успокоили. Проспав в шкафу до позднего вечера, Мурка проголодалась и тихонечко выбралась наружу.
Белая керамическая миска с разноцветными рыбками была пуста. Кошка ткнулась мордочкой в стоящую рядом поилку, намочив усы, громко фыркнула, и направилась в комнату хозяина. Он лежал на диване, свесив одну руку почти до пола. Рядом лежал последний шестнадцатый том «Саги о Форсайтах».