Однажды ушел в деревню Нижняя Курья, уже обезлюдевшую, и сжёг наш дом, в котором мы родились и провели детство.
Радостей супружеской жизни не познал, всю жизнь прожил холостяком. Дружбу водил с подобными же приятелями-выпивохами. В совместных кутежах шло время, водка обеспечивала кратковременное приятное забытьё и при этом коварно подтачивала не слабый от природы организм. Трое моих сестер, проживающих в Кургане, многократно предлагали ему приехать туда и помочь устроить нормальную жизнь, но он всегда отказывался.
Немало досталось переживаний родителям от такой жизни сына. Он все более становился груб в отношениях с ними, а в конце 80-х, после смерти нашей матери, создал вообще невыносимые условия отцу для дальнейшего совместного проживания в нашем доме. И, в конце концов, вынудил отца уехать из родной Сибири. Незадолго до своей смерти Павел спалил и этот дом умышленно, ни от кого не скрываясь. Шел по поселку с пучком смятых газет в руке и прямо говорил встречным односельчанам:
Иду жечь свой дом.
Умер он в 2013-м в возрасте 64 лет от рака желудка.
Завершая эту историю о Павле, я хочу выразить сердечную благодарность моей племяннице, Наташе Малиновской, которая одна лишь в течение всего времени, когда он остался в одиночестве, всячески заботилась о нем. Уверен, без этой её бескорыстной заботы о родном человеке, каким бы он ни был, жизнь покинула бы его намного раньше.
А теперь возвращаемся в тот февраль 1969-го.
Попрощавшись с бурятской семьёй Васильевых, я сел на поезд и отправился домой, на встречу уже со своими заждавшимися родными. Во все три дня поездки я неотрывно торчал у окон вагона: то с одной стороны из своего купе, то с противоположной из коридора, впечатывая на скрижали своей памяти совершенно новые, не ведомые мне, уроженцу равнинных таёжных мест Западной Сибири, ландшафты: гористые берега Байкала, само великое озеро, заснеженные сопки Восточной Сибири, разбросанные вдоль магистрали города и прочие поселения. И всё-то мне было интересно, я впервые воочию ощущал, как велика Россия.
И думал, думал. Один пункт отпускного плана я уже выполнил. Как пройдет целый месяц в Копыловке представить не трудно. Но в голове прочно зависли два уравнения, постоянно удерживающих меня, отпускника, в состоянии напряженного ожидания.
Первое из этих уравнений имело целый ряд возможных решений, и только одно из них я должен был узнать в последний день отпуска где, в каких краях, состоится мой лейтенантский дебют. Выпускники ЦОКК обязаны были после отпуска явиться в штаб той армии ПВО, из которой прибыли на учёбу. И лишь оттуда направлялись в конкретные воинские части.
Второе уравнение имело только два решения: «да» или «нет». А именно: встречусь ли я с Наташей, и каким будет исход этой встречи.
20 февраля молодой лейтенант в новенькой военной форме переступил порог родного дома. Слёзы радости окропили глаза матери, отец прямым текстом высказал гордость за мой жизненный выбор, счастливы были многочисленные родственники (я стал первым кадровым военным в роду); уважительно здоровались со мной односельчане, как бы походя задавая вопрос о зарплате военных. Мой двоюродный брат Демьян Тюкалов, значительно старше меня, приняв чарочку, горько сокрушался:
Дурак я, дурак! Ведь предлагали мне остаться на сверхсрочную, сейчас бы тоже был офицером.
Чередой проходили посиделки с возлияниями и бесконечными разговорами: у одних, у других, у третьих Чем еще можно заниматься в деревне в феврале-марте?
А я ждал главной встречи. И она состоялась.
К нам зашла Люба Серебреникова, наша родственница. Сообщила, что приехала из Томска Наташа, и пригласила к себе домой на молодёжную вечеринку, где Наташа тоже будет.
Откровенно скажу, что шел я туда в тревожном ожидании: как всё произойдёт, что скажет мне первый наш взгляд в глаза друг другу после долгой разлуки. Я умышленно, напрягая силу воли, гасил возрождающийся порыв любви, чтобы не так больно было падать, если увижу в её глазах холод и равнодушие. Обжигала мысль, что за это время она могла связать жизнь с другим человеком, а мне осталось лишь навсегда зачеркнуть свою надежду.
А, встретившись, мы вместе зачеркнули ответ «нет» в нашем любовном уравнении.
Конечно, мы были уже другие, повзрослевшие, так или иначе определившиеся в жизни (пока каждый в своей). Возродившаяся наша любовь уже не была той ранней, безрассудной, ничему не обязывающей. Мы реально оценивали свои возможности, желания, перспективы.
Все еще было впереди: ЗАГС, свадьба и многое другое, но решение на будущую совместную жизнь было принято, как говорится, окончательно и бесповоротно.
Тот март врезался в память тревожными сводками о боях на советско-китайской границе. Существовала реальная угроза перерастания локальных боев в широкомасштабные боевые действия. К счастью, до этого не дошло. Мощным ударом с применением реактивной артиллерии советские войска погасили воинственный пыл китайцев.
20 марта я приехал в Новосибирск и сразу направился в штаб армии. Оттуда транзитом меня переадресовали в штаб дивизии ПВО, находившийся в Толмачёво. Поскольку времени в тот день на посещение этого штаба уже недоставало, поехал к моей сестре Галине, работавшей там по распределению после окончания Томского фармучилища и проживающей на съёмной квартире. Не сложно догадаться, как обрадовалась Галина моему неожиданному визиту.
Вот примерный текст диалога с офицером кадрового отдела дивизии:
Какую технику Вы изучали?
Зенитный ракетный комплекс С-125.
К сожалению, в дивизии, и даже во всей 14-й армии, нет таких ЗРК; они дислоцируются, в основном, в приграничных районах. В каком из полков дивизии Вы хотели бы служить?
А где они находятся?
Он назвал несколько городов на территории Западной Сибири. Я незамедлительно ответил:
Томск.
Что, к тёще поближе? (снайперский выстрел).
И это тоже. К тому же я родом из тех краёв.
На днях мы направили туда одного из ваших выпускников. Ну да ладно, поезжайте, вакансии там ещё есть.
На том и порешили. Получив командировочное предписание, я покинул штаб дивизии.
Таким образом, и второе моё уравнение разрешилось наилучшим вариантом ответа.
Кругом тайга и мы посередине
24 марта 1969 года, в аккурат накануне дня своего рождения, я вернулся в Томск. Уже не помню, из какого источника я зачерпнул информацию о том, что штаб полка находится в закрытом городе, и сразу я не смогу туда попасть. Нужно городским транспортом доехать до остановки «Психбольница», а там любой встречный подскажет, где находится военная часть.
Этой частью оказался 3-й дивизион 393-го зенитного ракетного полка, дислоцированный вблизи городской окраины, я легко нашёл его. Представился командиру дивизиона, и после краткой беседы он доложил в штаб полка о моём прибытии. Спустя некоторое время меня вызвал к телефону начальник штаба полка Виктор Храпов. Первый его вопрос был тот же, что и в отделе кадров дивизии:
Какой комплекс изучал?
С-125.
У нас таких нет, есть С-75 и новый (из соображений секретности он не назвал по телефону тип комплекса, а я и так знал, что это дальнобойный С-200, недавно поступивший на вооружение). Я бы тебе рекомендовал осваивать 75-й, он по техническому устройству и принципам работы во многом схож со 125-м. А на новом тебе придётся вариться в собственном соку (именно так и сказал).
Далее последовал вопрос: «Офицером наведения в 1-й дивизион пойдёшь?», на который я без колебаний ответил «Да». Я знал, что должность офицера наведения в составе боевого расчета самая трудная и ответственная, и в то же время самая перспективная.