Однажды, после обеда, меня вызвал в штаб начальник автомобильной службы полка майор Алимов и предложил отправиться на 6 месяцев в школу младших автомобильных специалистов (на солдатском сленге ШМАС) в г. Ялуторовск Тюменской области. Решающим фактором при отборе кандидатов на обучение в этой школе стало мое среднее образование, которого не было у большинства ребят нашего призыва. Конечно же, предложение товарища майора было с благодарностью принято, и я его прямо-таки зауважал. Сменить обстановку, изведать неизведанное это было большой удачей для романтичного молодого парня, каковым я и был на самом деле.
Вскоре после этого мне и еще одному обладателю среднего образования Стёпе Федулову, ставшему моим хорошим другом, были вручены командировочные предписания и проездные документы, и мы вдвоем, без сопровождения, отбыли к месту назначения.
С тех пор минуло уже более пятидесяти лет, а в памяти четко хранятся лица, фамилии и имена ребят нашего призыва, да и других тоже, с кем довелось делить первые два месяца службы, самые трудные, переходные.
Учебка
10 февраля мы со Степаном благополучно прибыли в расположение нашей первой (для меня) военной альма-матер (слишком громко для ШМАС, но на солдатском уровне сойдет).
Это была школа армейского подчинения, готовившая водителей специальных автомобилей и гусеничных тягачей для войсковых частей 14-й армии ПВО: зенитно-ракетных, авиационных, радиотехнических полков, дислоцированных на огромной территории всей Западной Сибири для защиты её крупных административно-промышленных центров, других важных объектов, а также населения от средств воздушного нападения вероятного противника.
Начальником школы был подполковник Лисин, человек спокойный, никогда не повышающий голоса, светловолосый, с простецким русским лицом. Таким он мне и запомнился. Являлся он пред наши очи только на общих разводах, проводившихся один раз в неделю, когда на плацу выстраивался весь личный состав части.
Все уставные команды на разводе для встречи командира и рапорт ему обычно подавал его штатный заместитель бравый молодой майор с хорошей выправкой. В периоды его отсутствия эти обязанности исполнял начальник строевой части, уже немолодой капитан. Вот это, по какой-то дерзкой прихоти судьбы-злодейки, был полный антипод вышеупомянутому заместителю. Квадратного телосложения, с короткой шеей, толстыми кривыми ногами он печатал шаг навстречу командиру так, что плац сотрясался от его тяжелых шагов, а строй личного состава от едва сдерживаемого хохота, начинавшегося ещё тогда, когда этот капитан, не умевший выговаривать букву «р», командовал: «Р-л-р-л-равняйсь! Смир-л-р-л-рно! Р-л-р-л-равнение напр-л-р-л-раво!».
Однако ж, после этого заскока вперёд, пора вернуться в казарму, где с первого же дня пребывания мы попали под плотную опеку и «отеческую заботу» наших ближайших начальников командира взвода капитана Кривицкого и неутомимого, неподкупного блюстителя уставного порядка старшины Яблонского, всегда готового благословить нарядом вне очереди за малейшее нарушение этого самого порядка. Особо знаменит он был тем, что, затаившись в каком-либо укромном месте, высматривал и «подсекал» с поличным зазевавшегося бойца, курящего на ходу. Его побаивались, но уважали, так как на самом деле он был и опытным воспитателем, и заботливым хозяйственником.
Перед началом учебных занятий капитан Кривицкий построил наш взвод, сформированный из 40 курсантов (отныне мы так стали называться), в колонну по четыре и, насколько оригинальным, настолько и простым способом назначил четырех командиров отделений. Просто посмотрел на стоящих первыми в каждом из четырех рядов колонны (естественно, самых высокорослых) и сказал: «Вот вы и будете командирами отделений», а от остальных потребовал беспрекословного подчинения вновь обретенным командирам.
Скажете: ну и что с того?
Кому-то ничего, а на мои плечи, торчавшие вместе с остальными частями тела впереди 3-го ряда колонны (рост-то 180), внезапно присели статьи уставов, возлагающие на командира отделения немало обязанностей по управлению подчиненными тебе людьми. С одной стороны, это быстрое начало карьерного роста польстило. Но в то же время осознаешь, что ты уже не сам по себе, и в случае любого нарушения дисциплины или уставного порядка кем-либо из подчиненных ты автоматически становишься «причём» и будь готов к ответу вместе с нарушителем. В таких обстоятельствах лучше не мямлить, типа «я-то не виноват», не прокатит.
Спустя всего несколько дней приказом по части нам, командирам отделений, были присвоены воинские звания «ефрейтор» и увеличено жалованье, аж на целый рубль, до 480.
Как восприняли наше повышение сослуживцы? Думаю, по-разному. Кто-то спокойно посчитал «везунчиками», кто-то завидовал втихаря. А один курсант из моего отделения по фамилии Серганов, с нескрываемой завистью глядя на эту одинокую красную полоску на моем погоне, тоскливо произнес: «Вот и первая лычка».
Вот не осознавали завистники, что как раз им-то, не обремененным дополнительными обязанностями, легче будет прожить эти полгода в учебке, а по окончании учебы всем будет присвоено звание «младший сержант».
Обучение курсантов в школе проводилось по трем профилям: младшие командиры, водители КрАЗов, водители гусеничных артиллерийских тягачей. Нашему взводу будущим сержантам предстояло учиться 6 месяцев, водители КрАЗов и тягачей учились 1 месяц, после чего убывали в свои части в том же звании рядовых солдат.
Знания по материальной части Уралов, ЗиЛов, КрАЗов, ГАЗ-66 втискивал в наши мозги капитан Кривицкий в классах, увешанных схемами и плакатами по устройству этих машин. Навыки вождения мы приобретали и совершенствовали на автодроме. В автопарке части осваивали премудрости обслуживания и ремонта машин.
Иногда, для набора необходимого количества часов практического вождения нас поочередно подсаживали в машину к кому-нибудь из штатных водителей части, выезжающих по хозяйственным нуждам в Тюмень или в другие не очень далекие рейсы. Мне довелось совершить такую поездку в Заводоуковск на бортовом Урале.
Немалая учебная нагрузка, да ещё периодическое несение караульной службы вот эти двое «омрачали» нашу жизнь в течение всего периода пребывания в учебке. Да еще отнюдь не заслуживало похвалы питание: каша всегда размазня, сушеная картошка не лезла в горло, маленькие кусочки селедки или другой худенькой рыбки на ужин, мизерное количество мяса в соответствующих блюдах. Все это не радовало наши молодые прожорливые брюшки.
Все остальное вполне устраивало. Скоростные подъёмы и отбои остались в прошлом. Мы все во взводе были равны по сроку призыва, по образованию, не было оснований меряться какими- либо преимуществами, затевая на этой почве скандалы. Конечно же, мы не были единой аморфной массой цвета хаки. Стали выделяться небольшие группы ребят-земляков: во взводе оказалось четверо алтайцев и столько же коренных жителей из Красноярска.
Особенно выделялись алтайцы: Саша Иост, Толя Чикинда, Валера Ежелев, Ванька Совпель (предмет постоянных насмешек в своем же кругу из-за какой-то чудаковатости в поведении, белобрысый, и никогда ни на кого не обижавшийся). Все они были рослые, крепкие, с юмором. Они же были большими специалистами по «охмурению» местных девчат, когда бывали в увольнении.
Был среди нас один парень из Кузбасса, гармонист с неплохим голосом. Мы с удовольствием слушали его песни по вечерам в уличной курилке. Я надолго запомнил его «Шхельду» и «Черную розу» и даже пытался петь их, будучи под градусом, в какой-либо гуляющей компании (но это уже в других местах и в другое время).