Виктор Михеев
Тысячелетнее младенчество
Ушедшим рано в свою мечту посвящается
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои и добрые и злые,
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
Ф. И. Тютчев. К Н. П.
Какой мир! Кем населен! И какая дурная его история!
умный, бодрый наш народ Сам себе преданный что бы он мог произвести!
А. С. Грибоедов
Глава I. Император объявляет войну самому себе
1. Средь шумного бала тень графа Палена
1824 год принес Александру Первому много тяжких бед и испытаний. Вопреки его всепоглощающим усилиям, вопреки строгой политике его детища Священного Союза монархических государств в Европе было неспокойно. Вспыхивали мятежи, а в Греции разгоралось освободительное восстание, которое надо бы осудить и остудить, но свирепость турок к грекам, нашим братьям по вере, тоже требовала осуждения и наказания. Летом умерла юная дочь императора София, рожденная вне брака. Всё больше тревожила болезнь жены, прекрасной Елизаветы Алексеевны, которую он обожал. А осенью грянуло такое наводнение в Санкт-Петербурге, которое стали называть не иначе как Божьим наказанием, и не чаяли в народе, что город Петра выживет и оживет после потопа
Но весна наступившего 1825 года вновь дарила надежды. У высшего света блистательных утешений достаточно, чтобы забыть и о конце света, если он будет нескоро и не для всех
Санкт-Петербург. Зимний дворец
20 марта 1825 года
Стайка офицеров лейб-гвардии будто впорхнула в залу, где шумел бал, даваемый вдо́вой императрицей Марией Фёдоровной. Они подзывают лакея с шампанским, зорко оглядывая великолепную толпу. Их озябшие голоса звучат не в унисон всеобщему веселью. Их великолепные мундиры и ухоженные шевелюры делают их похожими на породистых рысаков, выпущенных на последнюю прогулку перед скачками. «Лейб-гвардия»! Гвардия державного тела О, как они понимают и прямой смысл того, кому и чему служат, это возвышает, кружит голову, куражит! Конечно, их замечают! Взоры красавиц яхонтами сверкают им навстречу, их привлекают и кичливость поз, и заносчивость небрежных суждений, которыми офицеры лениво обмениваются, как обмахиваются хвостами кони, зная, что ими любуются
Императрица пляшет, как девица вся в ударе! Узнаёшь? Хороша старушка, сладкая пампушка, наша матушка!
Оправились от наводненья и в пляс, всё веселей, всё звонче В конце недели костюмированный бал в Гатчине, потом Павловск налюбуешься на нее.
Как умеет одеться! Празднует что? Запах весны?
Конечно! В том числе! И Екатерины Первой воцаренье. Сто лет, брат, минуло, как династию и престол облюбовали немки, и юбку как штандарт империи на мачту вздернул Пётр с похмелья!..
Что об этом толковать и здесь ли, братцы! с похмелья иль по убежденью он им предался Княжна Щербатова давно мне танец обещала! Блуждает ум, а чувства знают верную дорогу! Какое счастье с красавицей в руках Иду! и высокий ротмистр уносится в танце.
Толпа вдоль стены вдруг расступается Гвардейцы, притихая, отдают честь.
Вот император Александр. Что с ним?
А что? Такой теперь он франт, слегка линялый.
Нет-нет Я в карауле часто его вижу. Смущен он чем-то Смотри, уходит прочь ни на кого не глядя
* * *
Оркестр медленно вступает в мазурку. Императрица, едва отдышавшись, вновь поднимается к танцу, и тут же рядом с поклоном кавалер герцог Вюртембергский, кряжистый, но верткий
В укромном уголке, за колоннами, образовался мужской кружок у карточного столика, но и он неожиданно смешался стоявшие не успели и шага сделать, сидевшие привстать Мимо них быстрым шагом прошел император Александр, окинув быстрым строгим взором. Он всех их знал и намеренно прошел близко Он знал и то, о чём они говорят, они, обласканные им и получившие из его рук перо фортуны, право служить державе на первых ролях Князь Вяземский писал и переводил конституцию, Польше дарованную прообраз российской! и тут же поносил правительство царя в Варшаве. Вот и Тургенев, умница, но таков же и глаза прячет
Император проходит быстро, никак не отвечая на приветствия. На лице Александра Тургенева, крупного чиновника министерства просвещения, застывает простецкая улыбка:
Что с ним? Всегда приветлив Впрочем, ныне с родственничком герцогом Вюртембергским на ножах, и если тот вернулся ко двору, то царь бежит, как с поля битвы.
Молодой князь Валериан Голицын близоруко щурится вслед императору, а в полных губах тяжелая усмешка.
Нет-нет, не то «Не угодно ли стакан лафита?» присказка графа Палена к политическому убийству снова в моде. На все времена годна! Поднесли Павлу-отцу, черед Александру-сыну
Тургенев, уронив светлые кудри, слегка задумавшись, соглашается:
А он нам! Надобно знать Александра его гнев таков: улыбка ангельская, но в глазах черти пляшут В такие минуты сказывают, он достает заветный свой блокнотик (Вяземскому тихо) Если, князь, вы там означены, то зря хлопочете о службе.
Князь Пётр Вяземский, известный литератор и острослов, слегка вздрагивает, гордо поднимает голову Но отставной генерал Михаил Орлов, вдруг оживясь, опережает его словом:
Императрица посмотрите! Необыкновенная старушка Молодых обскачет! У них кто больше любит бал, тот трону ближе, остальные лишние в сём круге. Вюртермбергский ее племянник Смотрю на эту пару и понимаю, из чего исходил в войну наш юный царь! Из родственных чувств! Стоял за интерес германцев, бросал им под ноги всю мощь империи, лил кровь солдатскую Примерный маменькин сынок и Екатеринин внучек.
Вяземский, не скрывая издевки, бросает:
В угаре хозяюшка (Тургеневу тихо) Пусть тешится тетрадкой царь-глухарь и в ней нас распинает! (поощрительно кивает в сторону Голицына) Молодой Сократ прав: паленым Паленом запахло. Песня Александра спета, а мы ее так и не услышали. Любыми делами занимался только не своими, царскими. Бесконечный светский карнавал вместо реформ лицо романовской России.
У Тургенева словно прорывается давно кипевшее у него в душе:
Он потерял Россию! Всё разъезжал, и всё бежал чего-то Тут навалились на него несчастья все сразу в один год Но главное (понижая голос и привлекая тем внимание всех) он получил письмо от своего первого учителя, мудрого Лагарпа. В нём одни упреки и сказано о русской нации буквально: «Обладает волей, смелостью, добродушием и веселостью. Какую пользу можно бы извлечь из этих качеств, и как можно ими злоупотреблять, дабы сделать эту нацию несчастной и униженной!» Самовлюбленную натуру романовскую скрючило от этих слов! И щит Аракчеева уже не помогает
Орлов смеется молодо, задорно:
Рассказывают байку-быль, как отнесся король прусский Фридрих-Вильгельм к братской услужливости Александра, бескорыстно проливавшего кровь русскую за его интерес
Как же? С любовью, говорят, как
к собаке обожаемой! Смех Орлова заразителен, все заулыбались. Преданной хозяину, породистой, и всё-таки собаке, которой рано или поздно надо место указать: собака всё ж не человек. Характером не трус, а постоянно мнятся заговоры сыну Павла! И трон российский, по сути дела, пуст аж четверть века!
Только Вяземский не поддерживал общего воодушевления он явно сдерживал себя, но не скрыл отвращения в голосе:
Его пугают участью отца и тенью Палена вы правильно заметили. Отец мой, вижу, не случайно чтил Наполеона. Могучий корсиканец этих Паленов да Аракчеевых как тараканов бы и без пожара. А этот царь родной одной рукою правит, другою гнус разводит возле трона!
Если не заговорщики, то англичане с ним непременно кончат, грустно кивнул головой Тургенев. В девятнадцатом году он рынок им открыл Они обогатились, а наши фабрики разорены были вред больше, чем от Наполеона! Теперь он льготу отобрал, но что в зубах у бритов побывало, то сожрут всенепременно.