Возможно, все эти черты и склонности нрава передались им с кровью их прабабушек, которые зачастую были либо турчанками, либо черкешенками. Ведь на заре своего рассвета казаки добывали себе жен, как и все имущество именно с боя. Как когда то первые римляне похищали себе сабинянок из соседствующего с ними племени, которые потом, после того как обжились и родили им детей сами не захотели от них уходить. Вот так и Донские казаки, захватив пленниц из воинственных горских племен и турецких поселений, обручившись с ними и обзаведясь общими детьми, стали жить в дружбе, любви и согласии. Турчанки, татарки и черкешенки переняв от казаков их православную веру, уклады, быт и обычаи, стали не только полноправными казачьими женами, но и прародительницами тех Донских казачек, на которых в последующем ляжет огромная ответственность за детей и все казачье хозяйство, покуда мужья будут пребывать в долгих военных походах и службах.
Институты семьи и брака:
На заре развития Донского казачества, в первую очередь в целях собственной безопасности большинство казаков были неженатыми. Да и куда там, находясь в постоянной опасности, без минуты покоя уследить за женой с детьми. Ко времени знаменитых Азовских походов к концу 1600 годов, от общей массы женатых насчитывалась примерно одна треть. Церквей изначально на Дону не было и подавно, поэтому если и существовал институт брака как таковой, то весьма в упрощенном своем варианте. Где в основном добывали себе казаки суженных, я сообщил читателю чуточку выше, ну еще можно добавить, что привозили засватанных русских невест так же и из Московии. Казак, добывший себе невесту, обычно приводил ее на общее казачье собрание, майдан и если невестка была православной, то оба тут же молились перед выставленной иконой и кланялись затем молодожены на все четыре стороны. Казак говорил:
Матушка честная станица, вот жена моя!
Круг казаков спрашивал, обращаясь к невесте:
Люб ли тебе красавица муж или же не люб?
Если женщина утвердительно отвечала, что люб, то круг казачий гремел, все шумно поздравляли молодоженов, крича при этом:
В добрый час! Согласны! Разрешаем!
Призванный муж, обнимая свою новоиспеченную жену, уводил ее в свой курень. Если же супружество оказывалось, по каким либо причинам неудачным, то процедура развода происходила так же легко и непринужденно. Муж приводил жену на казачий круг и, отстраняясь от нее, говорил:
Господа атаманы и товарищи, она мне больше не жена.
Жена в свою очередь говорила:
Станица, он мне больше не муж.
Станица развод сразу же одобряла, и он считался состоявшимся.
Если же в толпе казаков для разведенной казачки находился претендент на ее руку и сердце, то там же на сходе заключался новый брак. Прежнему же мужу в таком случае требовалась выплата отступных, в виде оружия или какой ни будь нужной в хозяйстве вещи, но чаще всего, отступные замещались общей попойкой, в какой принимала активное участие вся станица. Со временем, после постройки на Дону церквей процесс бракосочетания был более усложнен церковными обрядами в виде венчания.
ГЛАВА 3
ЖИЛЬЕ и БЫТ
Изначально казаки стали селится именно сплоченными группами по 80 -120 человек. Такое воинствующее, мужское поселение издавна называлось стан или становище, отсюда и пошло название основного казачьего поселение «Станица». Каждый жилой станичный дом именовался «курень» и представлял собой отдельно стоящую, как назвали бы сейчас, боевую, укрепленную точку. Он окружался земляной насыпью и обносился изгородью из веток в основном дикого терна, дабы в случае внезапного нападения неприятеля быть укреплением. Иногда и даже зачастую, помимо жилых домов, земляным валом и изгородью обносилась и вся станица целиком. В самих домах жили по несколько человек, представляя собой одну боевую единицу. Помимо жилых домов, в каждой станице имелся общий курень или станичная изба. Даже в более современные времена, когда большинство казаков обзавелось женами и семейством, в каждой станице оставались станичные избы, в которых продолжали жить, обыкновенно зимовать казаки холостяки, у которых в свою очередь имелись продовольственные запасы по числу проживающих товарищей. У них имелся один общий котел и одна общая казна на всех. Отсюда пошло сохранившееся и до наших дней среди казаков и не только слово «односум» или «семейник». То есть казаки, служившие в одной воинской части и делившиеся между собой как имуществом, так и провизией навсегда именуются, семейниками, либо односумами.
Все основные общие станичные дела решались на станичной площади у станичной избы. Сия площадь именовалось в основном «майданом». В часы своего редкого досуга на майдане так же собирались станичники, как говорили раньше; поиграть в кости, да послушать сказок, о лихих казачьих набегах, подвигах ратных, да славных казачьих победах над полчищами басурман.
Власть и руководство среди казаков распределялась следующим образом. Во главе всего станичного управления стояли выборные казаки атаманы, у которых имелись ближайшие помощники старшины. Само слова «атаман» пошло от слова «ватман», что значило начальник казачьей ватаги. В мирное время Войсковой атаман был лишь «старшим среди равных», хотя и был окружен особым почетом среди товарищей казаков. С начала военного похода, сама структура руководства резко менялась и как только казак атаман садился на коня, в полном вооружении он становился тираном, в разумном и изначально историческом понимании этого слова. Его власть была непререкаемой, а дисциплина среди казаков становилась железной. Атаман в буквальном смысле распоряжался жизнью и смертью своих боевых товарищей. В военных походах дисциплина была на самом высоком уровне, за любую провинность на войне незамедлительно следовало наказание вплоть до лишения жизни. Ежели в военном походе находили у кого водку, то ее обладателя расстреливали на месте, если водку находили во время морского похода на стругах, то виновника в нарушении дисциплины зашивали в большой мешок и сбрасывали в воду. Такие грубые меры борьбы с нарушением дисциплины были вполне оправданы, ведь на кону была жизнь не только самого пьяницы, но и жизни его товарищей, тех, кто на него положился, пьяный в одночасье мог погубить все общее дело.
Все мало мальски значимые станичные дела обсуждались и решались кругом, в основном путем голосований на майдане. Собравшись на площади, казаки обступали часовенку, если таковая имелась, если нет, то на площадь из главной избы выносили икону. Образуя собою широкий круг, казаки старались становиться так, чтобы виден был каждый из товарищей и при желании любой мог смело и открыто высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу, и что бы случайным делом не допустить принятия решение с голоса немногих, но нахальных и горлопанистых.
В мирное время в станицах казаки не слабо бражничали, как сейчас бы сказали, были заядлые «тусовщики» или «гуливали» как говорили о себе сами казаки. Считалось абсолютно незазорным после очередного похода пропить все привезенное с собою имущество, пропиться «до медного креста», пропить можно было все, кроме коня, если он, конечно, был и оружия. Казак, пропивший свое оружие, автоматически лишался своего статуса, самого звания «казак» и навеки покрывал себя великим, несмываемым позором. Само товарищество казаков без малейшего сожаления изгоняло сего пропойцу из своей среды. На старом гербе Донского казачества, замененного, кстати, только, в начале 19 века на пронзенного стрелой оленя, издревле был изображен голый казак, восседающий на бочке, без одежды, но именно в полном вооружении. По станице казаки щеголяли в, богатых одеждах опоясанные дорогим оружием, отделанным драгоценными металлами или камнями, но это все лишь в мирное время и у себя как говорится дома. В поход же одевали, что попроще, но практичней, оружие брали самое, что не наесть «рабочее», удобное в обращении, но простенькое при его изготовлении, без излишеств. Все эти меры предосторожности, предпринимались с одной единственной целью, дабы в случае неудачи или же гибели, враг особо не смог поживиться за счет казачьего имущества.