Рита и Валя, подлинные работницы данного предприятия, с целым фартуком рыбы. Уха на «всю нашу комнату» приготовлена ими (разделка заканчивает раньше укладки). Еда, как и мытьё в бане, успокаивает нервы.
У коллег болтливая лихорадка: норму одолеют, и не одну! Валя и Рита потрошат, как автоматы, (тысяча гарантирована). На обед не будут ходить, а только ужинать бесплатной рыбой. Галя дополняет: рыба лёгкая пища, да и нет такой в её деревне.
На деликатесы (икра, морские гребешки, крабы) уйдут деньги, итожит Рита.
Для Сандры морепродукты тут одна радость. Вроде бы, откроют кафе: бульон, беляши, пирожные Не плохо бы! В магазине куплен мёд, который она не любит (инициатива Насти: мёд на двоих). Тут полно еды. И воздух нагоняет аппетит. А эти: только рыбку! Да у японца купят картошки (дефицит, и сушёную едят).
Галя довольна (какая бойкая стала!) Она на ящике в тепле, обвернувшись одеялом, клеит этикетки. Денег не так, как в цехах, но три сотни оторвёт.
У меня всё есть, говорит она, два польтà, шубейка, платок оренбургский, плащ. Модного мне не надо, счетовод я в райцентре.
Райская у неё жизнь в рай-центре. Дом, огород, корова, куры И они с матерью вдвоём. Всё у них есть (два польтà).
Только кровли отремонтируют на домике, на бане Вернувшись, Галя вновь в контору, а вечером живность накормлена, молоко, творог, яйца на столе. Они довольны. И ещё богу молятся! Да ведь святая эта Галя и её мама! И как она рада: на ящике проведёт эти дни! Будет копить деньги, зашивая их в карман с изнанки рабочего халата, в котором готова спать
Опять конвейер. «Какая пошлость!» Сандра употребляет слово «пошлость» как «однообразие», «рутина». Так именно у Чехова. Тут не Клондайк! Наверное, куда интереснее в море на корабле! Когда шторм, он будет тонуть, и это экстрим, романтика! Но ей уготован берег!
Из романтической волны выныривает.
Мать твою так! орёт матом Настя. Пропускайте рыбу!
Первый мат, который от неё слышит. И уходит из цеха. Ждёт, когда выйдет напуганная. Но той нет. Видно, рыбу «пропускают», и она укладывает то, что плывёт в руки, не пропуская другим.
Ящики и во дворе выполняют функцию лавок. На одном японец. «Какая тут романтика!», говорит она, вдыхая йодистый ветерок, который налетает с прибрежной воды: запах водорослей и дохлой рыбы. Японец молчит, хотя он явно понимает язык.
Наконец, Настя Вид курицы, потерявшей цыплёнка:
Куда ты делась, Саша? Тебе плохо?
Тут отвратительно
А деньги? Глянем, сколько набежало.
Японец и далее под навесом.
На большой фанере довольно высоко (не дотянуться и не стереть) мелом фамилии и цифры. Рыба и деньги. Против фамилии Макушина число в два раза большее, чем против фамилии Семибратова, но и это не маленькое.
Ещё поработаем, а дома отдохнём.
«Дома», так говорит Макушина Настя о бараке.
Маленький катерок «Оболь» («о» почти стёрто, осталась «боль») подвёз много рыбы. Она бьётся, как бы налитая в сеть. Дождь мелкий, еле ощутимый, опять не идёт, а висит. Кто-то авторитетно информирует: сайру ловят в дождь. Рыбаки выкидывают из трала другую рыбу, крабов, которые деловито идут по доскам причала.
Гляди, какая! Крупнее той, которую Рита с Валей
Бьётся рыбина. Настя к катеру.
Что, синеглазая?
Рыбу-то куда?
В море.
Какая это?
Горбуша. А тебя как звать?
Меня? Тамарой. Рыбу, горбушу, отдашь?
Бери! Где живёшь: в старых бараках или на горе? Тамара? Найду.
Настя тянет рыбу за хвост.
Домой! командует она.
Вдвоём кладут рыбу на фартук, перекрутив концы и сдавив крупную тушу. Идут хохочут. Руки от хохота слабеют, а рыба как долбанёт хвостом! И плюх в пыль! Мимо люди, улыбаются. Да ну её, кинуть и убежать. Опять укладывают на фартук. Лестницы: одна, другая На третьей рыба вырвалась.
Кое-как донесли на гору. Рыба грязная.
Беги за ушатом! велит Настя.
Рыба оживает у водопроводной колонки в новом ушате, выданном комендантом общежития. Вода вымыла до блеска. В комнату её! Деловая Настя пишет: «Девочки! Сварите уху. Саша и Настя».
Идут обратно.
А почему Тамара?..
Имя говорить? Ещё найдёт! Глаза в макияже, как на бал, сердито темнеют.
Они топают цунамными лестницами. Вот и опять цех.
Вдруг она видит Веруньку «Возьми сестру за руку», мама и бабушка помогают водителю перетаскивать вещи в дом. Сандра хватает ручонку и делает широкие прыжки к крыльцу. Она тороплива: на соседней даче у теннисного стола мальчишки, два брата, которых она обыгрывает. Рука дёргает Веруньку, и малышка падает, оцарапав до крови колени. Ей лет пять, она такая маленькая, такая беленькая и так громко рыдает!
Что это я? текут слёзы: больно дёрнула её за ручку И от бабушки, от мамы уехала далеко! От Веруньки. Да и папу теперь жальче.
Бухта подковой. А впереди ворота рейда, и на нём далеко рыболовный катер. «Оболь», от которого осталась «боль». С тем рыбаком, которому нравятся синеглазые девушки
2
Цех новый, в нём не воняет. «Не работали тут с тухлятиной», реплика учётчицы. Ледяная вода хлещет. Порционка брызжет рыбой; те, кто рядом с агрегатом, укладывают первыми. Они с Настей посредине.
Справа тётка. У неё острый живот, кривые ноги. Откуда она, где обитает: у берега или наверху, в старых бараках или в новых? У неё муж преступник («Опять в тюряге, скотина!» говорит она учётчице Але). Вроде, Риты: одна с детьми. И она, как преступница, например, речь. Зовут Тонькой.
В их группе ни Рита, ни Валя, ни, тем более, Галя (господи, спаси!) не бранятся. Сандра не употребляет. Бывая на факультете филологии, была на лекции об этой лексике Настя до работы в цехе не ругалась. О подруге она знает далеко не всё. «У тебя парень фарцовщик? Ещё в пути спросила Настя, оглядев джинсы, у меня один» Сандра неопределённо махнула рукой, не говоря, что привёз мамин брат, дядя Петя. Он работает в Вашингтоне, инженер электронных процессоров.
Нет, ты гляди, Тонька-то! Руки Насти укладывают в банки мокрые ломтики.
Тонька прёт таз, вернее, огромный дуршлаг. Из дырок бьёт вода. Пока добегает до места, воды нет, а в решете полно рыбы; поднапрягшись, вываливает на рабочее место, и давай расфасовывать.
Настя вопит:
Ворует нашу рыбу! Это наша рыба, она бы пришла к нам, а ты её хапнула!
Тонька, не отвлекаясь от работы, в ответ такое, что шедевр про камбалу меркнет. И Настя орёт. У неё гневные глаза на милом полноватом личике «шоколадной Алёнки». Сандра готова защитить Настю и от Тонькиных слов, и от тех, которые выкрикивает сама подруга. Но это невозможно. Они тут в эпицентре какого-то дикого горя!
На крик Аля. Теперь орут втроём.
Рыбу выработали.
Во дворе японец так же.
Она идёт Крабозаводском. Это наименование на отправленных домой конвертах. Но иначе, как Шикотан, не называют.
Шикотан он и есть Шикотан Оглядывает округу: вот он, Шикотан, бывшая какая-то резиденция древних японских правителей.
В центре топь, укрытая досками, на них сарай непонятной функции. Неподалёку темные от времени бараки. У берега, в одном ряду с магазинами, столовой, клубом и поликлиникой дома, где живут не временные. Тут полно людей, которые, будто старик со старухой, «у самого синего моря» Нет пляжей. Новые бараки вверху. К ним и подведены лестницы, для живущих внизу, аварийный выход, как при пожаре Оттого и зовут цунамными.
Надо бы в цех Но медлит. Вон сарай непонятный, вон столовая; из дверей тётки в белых халатах. Так и ходят посёлком, будто он один большой завод. Крабо-заводск.
Крабы. Пирсом бегают довольно прытко, будто ёжики. Иные и колючие. Настя консультировалась у японца, как их «чистить». Вот краб «королевский», внятно говорит по-русски этот дедушка.
Дождь опять.
Саша! Рыба пошла!
Вид у Насти виноватый. Но и довольный:
Это всё равно, если б она нахально встала на конвейер рядом с порционкой, где одни местные.
Сандра рассказала бы ей про Ситку Чарли и про охотников за ложными солнцами. Но актуальней лекцию о бранной лексике, в основе которой отрицание веры, Христа и богоматери. Не понимая этого, некоторые люди и в церковь ходят, и матом кроют. Тема для доклада об истории религий.