А мы только по-английски говорим. Мой муж профессор, мы едем на конференцию. У нас собака, и мы её учим с животными обращаться gently.
И с людьми?
Ха-ха
А откуда вы?
Мы из Познани.
А у меня часть родственников их Кракова.
Смотрит внимательно.
Евреи, небось?
Ну, так-и вероятно где-то.
Приятно было познакомиться. Малгожата.
Еугениуш. Have a nice stay here.
Цветник
Мешуге
Мешуге Миша, как-то слоняясь взад-вперёд перед входом в синагогу на Большой Бронной и завидев меня спросил, какой синагоги я раввин, а потом сам же себе и ответил: «А, в Кунцево!» Меня и впрямь часто в то время там возможно было встретить, и я вовсе не удивился его догадке, но задумался.
А сегодня, обходя наши владения, я перед мостиком был окликнут другим мешуге: «Профессор, почему всё становится хуже и хуже?» и мы разговорились ненадолго. Он хотел знать, что означает слово «давай» в русском, и чтобы его считали сотрудником охраны кафе.
А буквально только что, пока я правил ибэй, постучались три раскрашенные мордочки и колядовали «сладкого или солёного.» Пришлось делиться шоколадным тортом. Отрезать удалось ровно.
И ещё сегодня обещали северное сияние, но не дали. Этим паранормальная активность мира завершилась.
Где-то
Всё базар
Святочный базар оказался оглушительно громким, не очень пахучим, с небольшим выбором. Радостно было видеть мусульманскую девушку-продавщицу фруктов в шоколаде с ее ласковым чистым взглядом будущей по-христиански добродетельной жены.
Было неясно празднуются скорее похороны или свадьбы. Напросто сбитые палатки с газовыми горелками внутри позволяли присесть в них с кружкой пива или глинтвейна и под бодрую несвяточную мелодию ором обменяться словами.
Сосредоточенно наблюдал за выпившими. В начале их опьянения в них проступают черты и повадки их родителей, по мере пьянения приходят черты их самих в детстве, а затем худшее из их предыдущих жизней. Совсем спившиеся не проявляют ничего и выглядят, как тяжело больные каменно.
Лили
Ко дню учителя
Главная заслуга учителей нашей школы в том, как мне кажется, что они нам не врали. Старались не врать. Если чего не знали так и говорили. Если было не принято о чем-то говорить, то это обстоятельство жизни «озвучивали».
Были сумасшедшие, как и везде, но предмет свой любили и знали. Преподавателя русского и «лит-ры» даже не портила почти плотская любовь к Маяковскому. И мы в ответ на это прощали Крылову плагиат, а Некрасову кандовость и неталантливость.
Самыми «выдающимися» были, конечно же, вечно сменявшиеся учителя математики строгие, но справедливые и веселые. Уроки морали мы получали от преподавателей физики и истории, а руками и ногами учились работать у физрука, военрука и бесподобного «трудовика».
Вот снеговика не слепили ни разу, правда.
Du nimmst dich mit
А с ведьмами что делать?
« А с ведьмами что делать?
Ведьм сжечь.
Но ведь они симпатичные!
Ну, ладно. Но потом сжечь!»
Как простой крестьянин стремится в центра империи, где больше денег и где легче затеряться в возможном хаосе и люфте меж колесиками системы, так и «святая» инквизиция нашла себе наибольшее применение в центральных районах установленных тойтонскими замками границ. И если мода повторяется каждые 40 лет, то жажда принесения кровавых жертв с одновременным изъятием их имущества сперва наступала редко, но потом всё чаще. Видимо, учащению ритма способствует растущая жадность.
Последняя масштабная охота примерно совпала с законом о том, что в пиво должно вкладывать только воду и солод, а не травы, способные хоть сколько-нибудь улучшить общее состояние страждущих. К тому времени говяды и козы уже паслись централизовано, не ведая уже точно о том, какой цветок и какую травку сожрать им для пользы их дома. Вместе со знанием и красотой, каштановым или серебристым отливом волос, ясностью профиля лица и оттенка глаз уничтожается порода.
Что же останавливало осуществление розыскных мероприятий? На востоке болота, а на западе холмы и спуски. И общая необжитость земель тамошних в части языка и дорог с сельским хозяйством; понятия славян и угров, кельтов и галлов. Их нежелание пускаться за позолоченный унитаз и сомнительные ректификат с рафинадом во все тяжкие. И уцелели умницы-красавицы с их травами, котелками и поварёшками, и были возведены на радости от них Подлипки, Париж и Лейпциг.
Meine Käthe
О потерянных
Как говорят, первая жена от Б-га, вторая от чорта, а третья от людей. При этом этимологически ясно, от каких именно людей: неопределившихся между первым и вторым, потерянных. Вероятно, что то же относится и к мужьям. С такими и твоя потерянность множится, и однажды узнаёшь, что ты тоже фактически третий муж. Математически же понятно, что четвёртый брак это первый. Просто очень сильно штормит.
Конечно, это не абсолютное правило, а только наблюдение за погодой. От нас скрыто, работает ли оно в случае смерти супруга. Думаю, не всегда и у всех. Но это правило во много определяет, отчего многие осознанные люди, потеряв супруга первого, не идут более ни с кем под венец. Скорее всего, причиной тому не хранение верности, а соблюдение себя в безопасности.
Когда я оглядываюсь назад, то вижу, что только первая моя жена была честна со мной. Она совершала ошибки те, на которые я же её и подталкивал, а также по своим недомыслию и доверчивости, но какова же роль мужа, если не уберечь жену от подобного? При этом она старалась быть хорошей женой, матерью и невесткой. Быть же мужем это не то чтобы большое искусство, но канон и ремесло, которых если нет в крови, то возможно их воспитать не всегда.
Исходы дней
Йосэф и его братья
(Манн пока отдыхает)
Человек дурманит себя из-за своего эгоизма, напоминающего ему, насколько он несчастен, и что для избавления от этого чувства необходимо ему возвыситься, но также и для получения свойств, которые борют этот его эгоизм. Эгоизм заставляет его при этом думать только о себе и своей моментной потребности в дурмане, идти за «глазами сердца своего», пребывать в безумии и одержимости, и в то же время он получает свойства, которые всё это непременно низвергают в яму безводную.
Его предают, и ему ясна его уязвимость; его желают убить, и он страшится; его окружает неважно кто, и он уже не одинок; с него снимают одежды, и он ощущает свои немощь и стыд; ему завидуют, и он видит угрозу и познаёт беспокойство; ему помогают, и он рождает чувство благодарности; его защищают, и он опирается на руку друга; его воодушевляют, и он тянется вверх и из себя самого; его любят, и он начинает учиться любить сам; его унижают, и за ним выбор делать ли так же самому впоследствии; его судят, и он осознаёт свою зависимость от всех, и что есть лишь один Судья истинный.