Орудж шел по правую руку отца, чуть позади. И вот «Чехель-сутун». У ворот дворца стояли стражники. При виде бея они с поклоном расступились.
Визитеры у порога разулись и надели легкие шлепанцы.
Шах восседал на троне, обшитом красным бархатом с шелковыми кружевными оторочками.
При нем находился только придворный писарь. Монарх был небольшого роста, слаб глазами и щурился.
Султанали-бей, положа руку на сердце, трижды отвесил поклон, подступив к шаху, поцеловал августейшую длань, затем подол шахской мантии. Орудж-бей последовал примеру отца.
Султанали-бей изъявил благодарность:
Да продлит Аллах жизнь нашего святого вседержителя и да хранит его трон, и да сподобит милостью за то, что изволил оказать нам честь и принять нас
Шах задержал взгляд на юном Орудж-бее.
Похоже, рослый и стройный отрок произвел на венценосца благоприятное впечатление.
Я рад видеть еще одного мюрида рода Баят.
Благодарствую, ваше величество, отозвался Султанали-бей.
Я краешком уха слышал, что повод, приведший именитого мужа из рода Баят деликатный и серьезный. Может быть, ты, старый друг, и поведаешь суть дела.
Султанали-бей изложил:
Да славится шах, ты знаешь, что после того, как я обратил Зейнаб по доброй воле в нашу веру и заключил с ней «сийгя», она родила мне сына, и я усердно занялся его воспитанием, научил верховой езде, владению мечом, пестовал, как истинного мюрида. И к этому немалый труд приложил ахунд Миртаги и делопроизводитель двора Зульфугар-оглу. Теперь с твоего высочайшего позволения, хотел бы объявить своего сына законным наследником. Но до этого я возьму его с собой сразиться с османцами. Иншаллах, если он выдержит боевое крещение, проявит подобающую доблесть и выйдет живым, я попрошу не обойти нас своей милостью.
Шах:
Я всегда говорю, если мусульмане женятся на христианках и народят от них сыновей, то это пойдет во благо, но с условием, чтобы их воспитывали как правоверных. Мать самого шаха была грузинкой, и он намекал на это обстоятельство. Я буду рад видеть среди моих воинов еще одного будущего полководца из рода Баят. Да облегчит Аллах ваш путь
Шах поднялся с трона.
Посетители вновь приложили уста к его деснице и подолу одежды. Шах погладил юного Орудж-бея по голове и у венценосца мелькнула задумка: если сей новобранец вернется живым, хорошо бы выдать младшую дочь, Бейимнису замуж за него. Но об этом не обмолвился, довольствовавшись похвалой:
Славный отрок
И пожелал жестом доброго пути.
Отец и сын попятились на несколько шагов и покинули шахский дворец.
Вернувшись в полдень, они застали Зейнаб за намазом.
Allahi Əkbər. Bismillаhir-Rəhmanir-Rəhim. Əlhəmdü Lillahi Rəbbi-l-Аləmin, Ər-rəhmanir-Rəhim, Maliki yəumiddin[21]
Зейнаб соблюдала все уставы ислама. Однако, услышав шаги и поняв, что сын и муж вернулись с аудиенции, она прервала молитву и выпрямилась, тем самым совершила погрешность в ритуале, не осознавая этого.
* * *
Слушая профессора, я подумал, что в его изложении язык средневековой знати выглядит изрядно современенным. Но грех было сетовать. Ведь неимоверно трудно по прошествии веков воссоздать и реставрировать в точности язык наших далеких предков. Я и тогда, и позднее много бился над этим. Наконец, осознал, что для меня главнейшее мышление, образ мышления, жизни, уклад, дух пращуров. Постичь, уловить дух счастливая удача.
Здесь профессор прервал изложение своих заметок, было уже за полночь.
Он аккуратно сложил свои записи, собрал в узелок и сказал мне:
Поезжай в Казвин. Подлинная правда лежит дальше. Меня туда не пустили. А эти заметки, он передал мне узелок, дальнейшее отыщи ты сам. Чтоб узнать истину, надо иметь бдительный, зоркий, живой дух. А дохлый дух бесплоден, добавил наставительно: Никогда не оставляй свой намаз незавершенным.
Я встал. Хотел было признаться, что не совершаю намаз, но воздержался из опасения задеть религиозные чувства профессора.
Вопросов у меня было множество, но я не стал их задавать.
Мохаммед и Захра-ханум, сидевшие в «пежо», уже клевали носом.
Когда мы отъезжали, я заметил позади нас внезапно вспыхнувшие фары, но не придал этому значения. Следовавшая за нами машина через некоторое время обогнала нас и исчезла; затем снова возникла впереди, отстала и «села на хвост», наконец, убралась.
Екнуло сердце: слежка! Но я промолчал о догадке. Похоже, Мохаммед и моя тебризская коллега уловили мое беспокойство; они тоже проследили взглядом любопытную машину, и тоже промолчали, видимо, думая о возможных последствиях. Я, впрочем, просчитал всякие превратности, прежде чем пустился в это странствие.
Когда знаешь, что во дворе кусачая собака, уже не так страшен ее лай
Мохаммед в ту ночь переночевал в машине, сказав, что привык к таким «походным» условиям; на всякий случай поставил «пежо» под свет, падавший со двора.
А я поднялся в дом, где жила моя тебризская коллега с семьей. Двухэтажный домик. Опрятный и светлый. Четверо детей, свекр, свекровь ожидали нас. Муж отсутствовал. Оказалось, он служит на судне, часто приходится отправляться в море. После настояний хозяина я поужинал. Плов, компот, салат из зелени. Сидел как на иголках, потому быстро покончил с едой, выпил предложенный чай и ушел в отведенную мне комнату. Постель была приготовлена на полу.
Примостившись на ковре, я раскрыл узелок, врученный мне профессором. Записки на арабском алфавите. Я, собственно говоря, не рассчитывал узнать нечто новое. Как дал понять профессор, дальше докапываться придется мне самому. Поворошив бумаги, вложил их в саквояж, под самый низ дорожной экипировки.
Утро начали со знакомства с тебризскими мечетями. Меня интересовала мечеть Шейха Гейдара, где, по сведениям, находилось изображение отца моего героя Султанали-бея.
Увы, среди двухсот мечетей мы так и не доискались ее; набрели на «теля» молельню Гейдара, но там не было ничего, напоминавшего о Султанали-бее. Стены были расписаны религиозными сюжетами, относящимися к последним двум столетиям. Захра-ханум сообщила, что в средние века в этой молельне радели суфии.
А мечеть, которую вы ищете, вероятно, была разрушена во времена османских набегов.
Захра-ханум поинтересовалась моими сведениями о портрете, и я вкратце изложил его историю:
В сентябре 1585 года, после взятия Тебриза Осман-пашой, на месте дворца «Хашт-Бехишт» возвели цитадель и, завоеватель, оставив там семитысячное воинство под началом Джафар-паши, отбыл в Турцию. Город из этой крепости подвергался обстрелу из пушек. Тебризские ополченцы предпринимали эпизодические вылазки против аскеров османской армии. В тебризской бане месть постигла одного османского офицера; и тогда население подверглось жестокой расправе.
Принц Хамза Мирза искал подходы и пути для проникновения в крепость. Кызылбаши из подпола мечети «Хасан-падишах» начали подземный лаз к крепости. Намеревались подорвать одну из башен, ворваться в твердыню и перебить османцев. Но, когда уже оставалось прорыть немного, начальник гвардии стражников Гулу-бей Афшар, предав своих, переметнулся на сторону турок и выдал план. Причиной измены стало то, что Гулу-бей участвовал в убийстве матери Хамзы Мирзы, и преступник опасался возмездия.
Османцы засыпали прорытый потайной ход. План кызылбашей рухнул.
В ту пору Султанали-бей состоял на службе вместе с Алигулу-ханом Шамлы при Аббасе Мирзе и участвовал в составе трехсот отборных воинов из рода Баят в сражении.
Когда затея с подкопом провалилась, Хамза Мирза решил пойти на открытый бой. Он двинул свой отряд на приступ твердыни, призвав в это дело и Султанали-бея.