И принципов столь древних,
Не искаженных алчностью и глупым блеском,
Сверкающим искрой, не дающей свет.
(Вздыхает устало.)
Ну, твою историю я знаю, Генри, нахальный человек,
Обедневший дворянин!
Красота лица единственное богатство,
Которым неправильно ты распорядился:
Такой актив, довольно ценный
Для богатых вдов и некрасивых дочерей.
Увязнув в романтике и жажде острых ощущений,
Решил соблазнить ты жен не тех людей
От яблони плоду недалеко катиться
И то, что по праву прадед Иоганн в латах черных,
В крови по локоть, копил в сундуках подземелья замка.
На войне отчаянной, на войне духа,
Тащил трофеев он тюки.
Однако вымрет вся порода
Только в семье послушают урода,
Начнется пьянство, блуд,
И чем гордились раньше дети,
Сдувая с прадеда доспехов пыль,
Продало третье поколенье, в полях давно растет ковыль
Вместо культур хлебных.
И гордость нынче там одна:
В грудь бить, кричать гордятся прадедом потомки,
Свиньей валяться под столом,
Или же в конюшне трахать крестьянских дочерей,
Насилуя, за волосы держа, ломая руки
Чем не брезгует дядя твой Реми,
А кто из так называемой «черни»
Вздумает препятствия чинить, не силой, словом:
«Добрый господин, довольно, отпусти дочурку!»,
Беднягу заступника ждет клинок на месте гибель,
Когда выпустит ему Реми кишки
Сколько веревочке не виться,
Всегда на том конце развязка ждет
Кончилось богатство,
Семейство ваше будто крысы в клетке,
В беде винит один другого, и теперь уж не крестьян,
Друг друга резать стали
Избегая ссоры за наследство,
Пошел служить соседу ты Эрнесту,
Соратнику твоего покойного отца и старому вдовцу.
Подавшись страсти, в чем ищешь оправданье,
Залез под юбку ты новой супруге старика,
Целуя аленький цветочек!
Назвав все это одолженьем, поскольку рыцарь стар,
Либидо ноль, а значит,
Для женщины прекрасной дома счастья нету!
Возможно, конечно, ты и прав
Есть вещи мерзостью славнее.
(Сжимает подлокотник кресла так, что костяшки белеют.)
И было бы смешно, коль не было так грустно.
Смотри, куда старанье занесло:
Шея женушки неверной
На яблочном суку сломалась с хрустом
Ох уж эти злые старики
(Улыбается.)
Ходить ты сможешь через тринадцать дней.
А пока составишь мне компанию.
Порой одиноко здесь, в лесу,
Поскольку коту и пауку молчание приятней разговоров.
Да, ценней всего, когда не есть с кем поговорить,
А когда есть с кем молчать.
Но в правилах должны быть исключенья,
Верно, Ашог?
Кот мурлычет.
Итак, что же скажешь, Генри,
Иль будешь строить молчуна?
Генри
(приподнимается в кровати на локтях)
Ты все подметил верно, незнакомец.
Осведомленностью твоей я поражен,
Как от вида твоих друзей.
Не знаю, кто тебе все рассказал, тот упырь
(кивает в сторону мешка из паутины)
Иль каждый дуралей, кто в чащу заходил.
(Кивает в сторону стола.)
Найдя здесь гибель,
По монете добавляя в твою копилку знаний,
Род мой бедный ныне стал, мое ты имя знаешь, называл,
Однако! Не знаю древних принципов и правил,
Меня учили: начиная разговор, представиться сначала,
Но хоть сказал, что я живой
Беглец я глупости своей прекрасно это знаю,
Так как могу к тебе я обратиться?
Паук Люций
Даааа, вессссьмммаа деррррзоккккххх
Кот Ашог
Муррррр И в то же время лллакониченн.
Отшельник
Слышишь, что говорят мои друзья?
Как чаши у весов, один склоняет так, другой сюда,
И каждый слышит, что услышал
Я же слышал твой вопрос.
Что имена? Тебя родители Генрих нарекли,
Но суть, задумайся, какая?
Имя слово как название предмета
Дается, дабы себя ты мог на свете отличать,
Гордиться им, прославлять,
С ним вставать и засыпать
Однако название предмета, слово это
Как стол бы звали Генри, а Генри звался стол
Кот Ашог
Уж скорее табуретка со сломанной ножжжкой.
Паук Люций
(смеется)Сссскореееее полочкааа беззз книг
А кто-то говорит, мол, в зверях нет души,
Скажи, коль нет души,
Какие с уст тогда слетают шутки?
Коль чувство юмора имеется,
Должны быть другие чувства, свойственные душе?
Имен у меня больше чем волос на голове.
Видя шок, застывший на твоем лице,
От голосов моих друзей,
Прощу твою я дерзость
Ты про вежливость мне намекал и этикет,
Сдуру позабыв, кто тебя целёхонького сюда приволок,
И даже не сказал: благодарю!
И коль тебя я спас, зови меня Спаситель!
И впредь обращайся лишь на «вы»,
Ведь не бездушный я и друзья мои!
Иначе кончишь плохо!
Пламя в камине разгорелось, глаза почернели сильней, череп будто обтянула кожа.
Усек, Генри?
Генри
(про себя)
Во попал! Наверно, это снится!
(Кивает, вслух.)
Благодарю от всей души!
Отшельник
(повернулся лицом к Генри, улыбаясь)
Прекрасно, теперь спи, продолжим завтра,
Утро вечера мудрей
Взмах руки отшельника, Генри погружается в сон.
Сцена 3
Пещера Отшельника. Генри просыпается резко, в холодном поту. Оглядывается: видит костыль, приставленный к кровати. В камине дотлевают угли. Аккуратно встает, опираясь на костыль, подходит к креслу. Резкий порыв ветра обдувает героя, в голове слышит голос: «Сюдаааа, сссссюююююдааааа!».
Идет в сторону угла, где сидел паук; мешка на месте нет. «Сюдааа, сюссюдаааа!». Присматриваясь, герой замечает штору из паутины, маскирующую проход на винтовую лестницу. Спускается по лестнице, освещенной факелами, аккуратно, вниз на три пролета и оказывается в зале, напоминающем кухню. В центре большой квадратный дубовый стол, два дубовых стула напротив. Паук в поварском колпаке мешает три кастрюли одновременно. В первой в пузырящейся воде болтается голова человека, во второй какая-то дичь (птица), в третьей непонятное вязкое содержимое. В воздухе зависла скрипка, играющая унылейшую тихую мелодию. В конце зала в магическом кругу стоит Отшельник в черной рясе, стоя читает книгу, глаза светятся сапфиром.
Генри
(про себя)
Не сон уж точно!
(Вслух.)
Кхе, кхе, доброго утра! Или дня?
То есть всего наидобрейшего Вам!
(Косится на голову в бурлящей кастрюле.)
(полушепотом)Зачем шшшшумишь, кккозья ногаааа?
Не видишь, Мастер занят!
Ссссейчассс ему ты до фонаряяяя,
Проклятый ты мерзавец,
Тебя бы в сеть, и черт с тобою!
Возняяяяя! Как с маленьким дитя
Присссядь за стол, хозяин дома тебя к обеду пригласил!
Ззззавтрак, соня, ты проссспал,
Морфффея царстввво изучаяяя!
Снадобья, что нам велели тебе дать,
Помогут боль в ноге унять!
Генри садится за стол, через минуту над столом зависает Люций, раскладывает посуду и столовые приборы. Сияние в глазах отшельника погасло, он выходит из круга и садится напротив Генри. Паук разливает суп из второй кастрюли, забирает кастрюлю с черепом и удаляется.
Некоторое время они молча обедают.
Отшельник
Не удивляйся, Генрих, голова
Лишь то, что остается
От туши негодяя, когда Ашог выходит на охоту.
Надеюсь, ее вид
Не испортит нам погоду и тем более аппетит.
Генри кивает.
Все живые существа, по сути, рабы своих привычек.
Господа, решившие гордо об обратном заявить,
Рабы привычки спорить, увлечены собою,
Стремятся в правоте своей всех вокруг уверить.
Кончают иль безумием, или же на виселице
Хммм, как один астролог
Заявил Сеймугу, гордому правителю,
С чьим войском прадед бился твой,
Задал астрологу вопрос такой, пред битвою финальной:
На битву, пророк, дай мне прогноз.
Не правда ли, вопрос банальный?
Ответ последовал таков:
По всем приметам звездным, государь,
Не ждать в бою виктории крылатой.
Сеймуг задумался и вновь спросил:
Какой же твой удел, сказатель, звездочет, пророк?
Ответ последовал:
По всем приметам звезд и планет рядов,
Проживу я долго, государь
Сеймуг смеяться начал:
Негодяй и лжец! Сбросить астролога в ров с кольями
С самой высокой башни!
Слепец и смерть свою ты не узрел, коли так,
В поле наше войско биться станет, поднимайте стяг,
Трубите в горн, бейте в барабаны!
Что было дальше, знаешь сам