Это ты про девушек, а где любовь?
Я еще не закончил. В этом пересечении можно выделить два подмножества. Девушки в первом мне нравятся, я мог бы с ними переспать. Девушки во втором подмножестве это те, с которыми я готов провести всю жизнь. В этом подмножестве всего одна девушка, это ты.
Настя долго молчала, потом положила голову ему на плечо и сказала.
У меня все проще. Когда ты заговорил со мной тогда на выставке, то я сразу поняла, что ты тот самый мужчина, которому я могу доверять.
Доверяй
Городок Сен-Жермен под Парижем. Август, жарко. Суббота сегодня на главной площади рынок. Ряды лотков, заваленных зеленью, овощами, фруктами. Два ряда холодильники, там на льду лежат крабы, рыба, мясо. Отдельный ряд с бутылками вина и оливкового масла. С краю вытянулись ряды с одеждой и домашней утварью. Мы выбираем сливы толстые, отливающие фиолетовым цветом. Некоторые лопнули, на них капельки сока.
Попробуйте, говорит продавщица, молодая деваха в джинсах и белой футболке.
Сливы отличные. Продавщица ставит корзинку на весы, наполняет ее до краев.
Пять евро.
Я достаю кошелек. Черт, вчера потратили последнюю наличность. Выниманию последнюю монету в один евро.
Картой нельзя?
Продавщица улыбается, говорит, что деньги можно принести в следующую субботу. Мы перекладываем сливы в пакет, уходим.
Доверчивая какая, говорю я. Интересно, есть в других языках аналог нашей поговорки «доверяй, но проверяй».
Англичане говорят «Trust everyone, but always cut the card». Доверяй всякому, но всегда снимай карту, говорит жена. По-нашему, сними колоду, кажется.
Я напрягаю память в карты часто играл в школе.
Мы тасовали колоду, потом протягивали другому и говорили «сними».
Жулики есть в любой стране.
Жулики и доверчивые люди, как и все на свете, в любой стране распределены по Гауссу. Вопрос только, где находится максимум распределения, какое среднее число доверчивых на тысячу жителей.
Ага, эта девушка помогает улучшить среднюю доверчивость во Франции.
Не обязательно. Рынок закрывался, ей просто не хотелось везти сливы назад на ферму.
Ферма
Однажды мы путешествовали по Провансу и жили на ферме около Арля города, где Ван Гог написал свои лучшие картины: «Спальня», «Ночная терраса кафе», «Звездная ночь» и другие. Хозяева фермы были приветливы, работой себя не утруждали. Полем с рисом, уборкой и небольшой оливковой рощей занимались наемные работники. Жили мы в здании, специально приспособленном для «агротуризма» небольшой «гостиницы» на четыре номера с кухнями и всеми удобствами.
Нашим соседом был голландец средних лет. Я часто видел его сидящим на террасе там он что-то мастерил из длинной палки. То ли он хотел сделать из палки красивую трость, то ли дудку это было непонятно. Вместо ответов на вопросы он загадочно улыбался и говорил, что пока сам не знает. Наверное, ему просто нравилось ковыряться ножиком в податливом дереве. Мы носились по окрестностям, а он целыми днями сидел на веранде, пил вино и работал со своей палкой. Его машина покрывалась пылью, с платанов начали опадать листья, рисовое поле подготовили к следующему сезону, а он все сидел на террасе.
Что сподвигнуло его уехать из Нидерландов? Неужели он не мог сидеть где-нибудь у старой мельницы, пить тоже самое французское вино, купленное в магазине, и вырезать что-то непонятное из своей палки?
Разгадка пришла в один из вечеров, когда солнце начало прятаться за гребнями далеких гор, освещая старый монастырь, платаны и старенький трактор, тянущий пустой прицеп, громыхающий на ухабах сельской дороги, уходящей куда-то к горизонту. Это же то, что видел и писал Ван Гог, догадался я. Мы исколесили сотни километров, чтобы найти места, где работал великий художник, а наш сосед, не сходя с места, сумел прочувствовать, почему Ван Гог полюбил этот край.
Иногда нужно остановиться, чтобы что-то понять. Возможно, наш сосед думал по-другому, но я решил, что понял его маленькую тайну.
Тайна
Чем старше становишься, тем меньше у тебя тайн.
Так думал Сан Саныч, прихлебывая коньяк, ежевечерние сто грамм для лучшего сна. До вчерашнего дня у него оставалась только одна тайна, но она исчезла, после переезда соседей в новую квартиру. Тайной были вечерние визиты Анны Николаевны, женщины лет сорока пяти, полной, брюнеткой с седой прядью, которую она не хотела закрашивать.
Я своего возраста не стесняюсь, говорила она.
Приходила она раз в неделю, когда ее муж работал в вечернюю смену. Их общение было совершенно невинным. Она приносила котлеты, квашеную капусту, куда нарезала лук и обильно поливала подсолнечным маслом. Они вместе жарили картошку, Сан Саныч открывал бутылку красного вина, они устраивались за кухонным столом и начинали разговаривать.
Мне не хватает общения, говорила Анна Николаевна и начинала рассказывать о своих взрослых детях, о том, что она никак не может выбраться на море, что она хотела бы устроиться на работу, но вот муж против.
После ужина она мыла миску от капусты, желала Сан Санычу спокойной ночи и уходила. А вчера они переехали в небольшую квартиру подальше от центра. Анна Николаевна говорила, что на разницу в стоимости квартир они теперь смогут хоть два раза в год ездить в теплые края.
Больше тайн у Сан Саныча не осталось. Одно время он хотел написать книгу о неправильной политике всех начальников, начиная с их директора и кончая теми, кого каждый день показывали по телевизору. Но критикуя, надо что-то предлагать. Сан Саныч долго ломал над этим голову, что-то придумал, но у него получился социализм. Он вспомнил планы, авралы, дефицит, очереди, гнилую картошку в овощном магазине и понял, что его придумка никуда не годится.
Вот раньше у него была прекрасная тайна. Он встречался с красивой девушкой, и у него было прекрасное слово «зато». Что бы с ним не случалось, он всегда мог сказать, что ЗАТО у него есть Маша так звали его девушку. Но однажды Маша от него ушла, вышла замуж и его «зато» пропало. Однако, через три года они случайно встретились, обрадовались и снова стали встречаться. Маша приходила к нему раз в месяц, говорила, что у него она отдыхает душой, вот это и было его тайной. И к нему снова вернулось его «зато» не такое, конечно, как раньше, но хоть что-то. Это продолжалось года четыре, Маша стала приходить к нему все реже, он чувствовал, что ей с ним стало скучно. А потом все прекратилось. Исчезли и тайна, и его последнее «зато».
Сан Саныч допил коньяк, хотел идти в ванную чистить зубы, но тут он вспомнил Глашу. Она с дочкой жила в квартире этажом ниже. Анна Николаевна рассказывала, что они приехали из какого-то маленького городка, Глаша работал в прачечной и еще мыла полы в подъездах их дома копила деньги, хотела, чтобы дочка поступила в университет. Была Глаша худенькой, бледной, с темными кругами под глазами. Сан Саныч жалел ее, встречая в подъезде приветливо здоровался, однажды хотел с ней поговорить, но не придумал, о чем.
Он прошел в комнату, достал конверт, положил туда три тысячи рублей, печатными буквами написал «Глаша, с Новым годом!», спустился вниз и бросил конверт в Глашин почтовый ящик.
До Нового года оставалось еще две недели, но какое это имеет значение, если так хочется, чтобы у тебя появилась тайна.
Новый год
Это было впервые в ее жизни.
Татьяна постелила на стол чистую скатерть, поставила на середину маленькую живую елочку в горшке, украсила ее серебряным дождиком, достала из буфета любимую тарелку из тонкого фарфора с золотистым орнаментом по краям, около ее аккуратно положила мельхиоровые нож с вилкой и пошла на кухню. Что взять? Оливье не хотелось. Баночка красной икры? Это хорошо. Еще салат из помидоров, маленькая тарелка с красной рыбой, ветчина, баклажанная икра вчера только сделала. Горячее? В холодильнике утка с яблоками, готовая к запеканию. Нет, не хочется возиться, обойдется закусками. Хлеб она брать не будет весы говорят, что нельзя. Начищенная и нарезанная картошка в кастрюльке это тоже потом. Сейчас коньяк, а в полночь шампанское. Всю бутылку она не выпьет, останется на завтра. Вкус уже будет не тот, но, что поделать, напиваться она не хочет.