За зашторенным окном зажужжал летающий «глаз».
Прячься. Прошипела старуха. Егор на корточках нырнул под стол. Улетел.
Выныривая из-под стола, Егор ударился о его край. Тот сердито звякнул посудой и столовыми приборами. Морщась, Егор потер затылок.
Разлетался тут. Проворчала старуха. Мешает спокойно поесть.
7
В комнату вошла Настя и стала вопросительно взглядывать то на Егора, то на старуху:
Я что-то пропустила?
Чего так долго? С досадой сказал Егор и провел ладонью по затылку.
Носик пудрила. А что? Настя виновато улыбнулась.
Да у тебя выходит не нос, а хобот какой-то.
Дурак. Это у тебя хобот. Резко ответила Настя и уставилась на стол.
Успокойтесь. Самый красивый хрюндель у меня. Весело встряла старуха.
Да ну хватит вам Вот это стол! Сколько всяких вкусняшек. Восторженно проговорила Настя. Прям глаза разбегаются. Чего тут только нет.
Тебя. Расплылась старуха в кривой улыбке. Угощайся.
Настя села на диван:
Это ведь пончики?
Они самые.
Обожаю. Настя схватила густой посыпанный сахарной пудрой воздушный пончик. Мм О Боже. Как вкусно.
А с кедровым чаем еще вкуснее. Он особенный пряный. Сашенька запивал им кулябку. Старуха вскинула глаза на фотографию шляпы. И вздохнула. Тебе же покрепче? Старуха бросила взгляд на Настю.
Настя с набитым ртом промычала и кивнула. Держа в правой руке заварочный фарфоровый чайник, а в левой руке электрический металлический чайник с кипятком, старуха мигом наполнила чашку.
Настя попробовала и сказала:
Очень.
Еще бы. Старуха пожирала глазами Настю, которая уплетала второй пончик.
У тебя нос в пудре. Заметил Егор.
Настя небрежно вытерла салфеткой нос и высморкалась:
А ты чего стоишь столбом?
Говорит, не хочет. Сказала толстуха с улыбкой.
Я дома плотно поел. Живот недовольно заурчал.
По тебе и слышно. Настя усмехнулась.
Обречнно вздохнув, Егор сел рядом с Настей:
Ватрушку что ли попробовать?
Это шанежка. Сказала старуха.
А в чем отличие? Егор рассеянно откусил от лепешки.
Шаньга не сладкая и без начинки.
Да. Странный вкус. Не ватрушечный.
Ах, что же это я? Старуха всплеснула руками. Голова дырявая. Забыла про яблочный пирог.
Пирог?! Зачем? И без него хорошо. Ведь так, Егор? Бросив досадливый взгляд на жующего лепешку Егора, Настя локтем пихнула его в бок и ударила ногой по голени.
Егор вздрогнул и подавился.
Да, да. Егор закашлялся. Всего и так выше крыши.
А для кого же я старалась?
Я мигом
Толстуха быстро выкатилась из комнаты.
8
Мутная она. Сказал Егор. И все здесь странно. Обернувшись, он поднял глаза на фотографию шляпы. Чай с металлическим привкусом. Да и слова ее тоже. Воровато покосившись на дверь, Егор выплеснул чай из чашки в кадку розового деревца. И ему показалось, что цветок на деревце тотчас потемнел и съежился.
Это ты странный. Хватит параноить. Откусив пончик, Настя отхлебнула из чашки. Чай как чай. Из кедровых шишек.
В комнату вкатилась хозяйка с широкой толстой улыбкой на обрюзглом оплывшем лице и с яблочным пирогом на большой плоской тарелке с чибисами на ободке.
Кажется я уже того Настя икнула. Обожралась. Сонно моргая, осовелая Настя с грустью уставилсь на яблочный пирог. Накормили, как на убой. Ей богу.
Старуха визгливо рассмеялась. Ребристым хлебным ножом старуха отрезала большой ломоть и положила его в Настину тарелку:
Попробуй. С антоновскими яблоками.
Взяв пирог, Настя поднесла его ко рту, попыталась откусить, но кусок выпал из руки. Астахова растерянно огляделась.
Это комната так кружится? Или моя голова? Пролепетала она.
И у меня карусель. Подхватил Егор.
Все поплыло и завертелось. Комната искривилась и скомкалась. Старуха высохла и подросла. Лицо сузилось, щеки и глаза запали. Нос вытянулся и заострился крючком. На спине вырос горб. Баба Яга. Перспектива стала обратной. Так же как и ощущения. Егор словно оказался внутри литографии Эшера. Выйдя через входную дверь, окажешься в кладовке или в ванной комнате. Егору показалось, что все это уже было, было. Что там Баба Яга говорила о ручном сне?
Может, пора? Приподнявшись, Настя пошатнулась и плюхнулась на диван. Какая я тяжелая. Даже ноги не держут. Настя скрипуче захихикала. Ее лицо оплыло и покрылось морщинами, черты растеклись, нос сплющился и округлился поросячьим пятачком. Глаза выпучились и покраснели. Проклятые пончики. Настя вздохнула.
Чайку надо. Сразу полегчает. Глубокие глаза сверлили Настю. Еще заварить?
Сделав большой глоток из чашки, Настя поморщилась:
Мутит.
Да что же это? Растерянный взгляд Егор выхватил из тошнотворной комнатной карусели черно-белую фотографию. Шляпа посмотрела на Егора и, подмигнув, улыбнулась. Калганов содрогнулся и похолодел.
Утекая из скомканной комнаты, свет стал меркнуть и ржаветь. За окном заскрежетало, раскатисто прогромыхало и протяжно заревело. Оконные стекла и стол задребезжали.
Майлс Девис дорвался до иерихонской трубы. Пробормотал Егор, с тревогой уставившись на фотографию шляпы.
Замерев, старуха прислушалась:
Черти черноглазые развлекаются. Мрачно ухмыльнулась. Строят.
Что роят строют? Сделав глоток из чашки, Настя икнула. Ойкнув, она прикрыла ладонью рот.
Якобы двери в ад. Или в места не столь отдаленные.
Егору померещилась рука. Она начертала на стене таинственные слова, вывернутые наизнанку зеркалом. Вспомнилась сумрачная картина Рембранта. Егор поспешно отвернулся.
Старуха принялась сетовать на жизнь. Ее слова усыпляли, как колыбельная. Свет продолжал утекать из комнаты. Мягко запел баритон. Чем темнее становилось в комнате, тем громче и отчетливей звучала песня.
Раньше я каталась как сыр в масле. Облокотившись о стол и подперев ладонью щеку, пригорюнившись, вздыхала старуха. А теперь не живу, а выживаю. Беда. Приходиться сдавать квартиру по часам и суткам. Вы как насчет квартиры? А? Чисто, уютно и недорого.
Переглянувшись с Егором, Настя поморщилась:
Мы просто друзья
Но может для дружеских встреч? Старуха лукаво осклабилась.
«Троллит», подумал Егор.
Нам пора. Настя порывисто приподнялась и, покачнувшись, упала на диван. Господи. Как меня развезло-то. Можно прилечь на пять минут? А то я совсем никакая.
Конечно, конечно. Встрепенулась и оживилась старуха. А я пока за ручкой схожу. Чиркну телефон свой. Может, вашим знакомым квартира нужна. Старуха выкатилась за дверь.
Подложив под голову декоративную подушку, Настя свернулась в клубок.
Егор наклонился к Насте, но из-за искаженной перспективы ему показалось, что он отстранился от нее:
Надо уходить.
Оставь меня. Плаксивым голосом пролепетала Настя. Спят усталые игрушки, мишки спят
Старуха нас опоила. Егор покосился на черный том сказок в серванте.
Плевать. И черт бы с ней. Пойдем на перемячи. Настя захихикала.
Это уже не смешно. Очнись. Он протянул к Насте руку.
Но Астахова исчезла в темноте.
9
Егор оказался внутри черно-белого фильма. В кафе под живую музыку убивали время пришельцы, переметчики, пройдохи, а так же беженцы, которые стремились в места не столь отдаленные от рая или ада.
Бренча на фортепиано, пел Дули Уилсон в белой рубашке, черной бабочке и похожем на халат пиджаке с широкими отворотами. Это была та самая песня, которая разгоралась от меркнущего света в квартире старухи:
Лунный свет и песни о любви никогда не устаревают.
Сидя за столиком у резного парапета, Егор пил виски со льдом и пересчитывал выручку. За столиком появились Настя и Рыков. Им нужны были проездные документы, чтобы оставить лимб.
Сердце екнуло, сжалось и затрепетало. Рассеянно слушая ругавшего пришельцев Рыкова, Егор всматривался в лицо Насти, как в прошлое. Голос Рыкова резал уши, как будто звучал через мегафон.