Конечно, сынок, улыбается Молли, убирая на поднос кофе с пирогом. Всё купили. Да и я себе танцующий наборчик отхватила.
Молли надтреснуто смеётся, выставляя на стол сияющую зелёную кружку с отколотым бочком и такую же зелёную тарелку, полную чуррос, присыпанных пудрой. Вкус горячего шоколада укутывает в знакомое с детства тепло.
Спасибо, тихо роняет Андрес, пытаясь стереть остатки неостановимых слёз.
Он торопливо макает чуррос в кружку, забрасывает в рот, погружаясь в воспоминания. Туда, где любят, обнимают, утешают и обещают, что всё будет хорошо. Туда, где верят и считают, что из него обязательно выйдет толк. Туда, где просто можно быть собой и знать, что тобой гордятся. Андрес ест и ест, делает глоток за глотком, пока не обнаруживает пустую тарелку и перепачканное дно кружки. Андрес смотрит на мазки шоколада и видит в них горы, крылья феникса и нежнейший закат.
Ярко-розовый язык торопливо проходится по губам, слизывая остатки сладкой жижи. Андрес осторожно подхватывает стопку исписанных салфеток и летит к стойке, пружинит, подпрыгивает, торопится.
Тётушка Молли! Сожгите! Андрес протягивает старушке белый гладкий лист, на котором аккуратно написано название университета.
Конечно, сынок. Жизнь тебя любит, прощается Молли ритуальной фразой, одним щелчком пальцев стирая следы ручки с бумаги.
Андрес звенит входным колокольчиком вместо ответа. Спотыкается на каждом шагу, смеётся, вытирает слёзы, пытается не кричать от избытка противоречивых чувств. Бежит домой, влетает в подъезд и замирает возле двери. Тянет руку, но не решается сразу открыть. Улыбка соскальзывает с губ, оставляя наедине с мрачной тревожностью.
Андрес выдыхает, вытирает о футболку вспотевшие ладони и решительно поворачивает ручку. Дверь заперта. Андрес с облегчением хихикает, достаёт ключи и заходит домой. Украдкой проскальзывает в комнату, бросает рюкзак на пол, хватает одну за другой кружки, тарелки, вазы и расцеловывает их. Нежно заворачивает в бумагу, раскладывает вместе с записками по кровати, рисует эскизы новых заказов и никак не может стереть дурацкую улыбку с лица. Не может, пока из прихожей не раздаётся звон брошенных на тумбу ключей.
Мам? рыжая голова Андреса высовывается из-за двери.
Сынок, ты уже дома? голос Альбы звучит удивлённо, словно ей сложно поверить в такое чудо.
Помочь? Андрес выходит из комнаты, забирает у матери пакеты с продуктами и тащит их на кухонный стол.
Что-то случилось, дорогой? Альба заходит на кухню следом и не может понять, почему её сын то хмурится, то сияет улыбкой.
Андрес молча качает головой, хватает из пакета мясо, сыр, сливки, ягоды распихивает по полкам холодильника. Альба отбирает у взволнованного сына батон, который тот пытается засунуть в отдел для зелени.
Андрес. Альба откладывает хлеб и берёт сына за ледяные ладони. За хлопком холодильника не слышно открывшейся двери.
Мам, я хочу быть гончаром, одним выдохом отвечает Андрес. Выжидает секунду, не слышит возражений и торопливо продолжает: Хочу лепить и продавать посуду, учить других видеть в куске серой глины шедевр. Я распродал свои полки за сутки! Люди заказывают
Гончаром? Всю жизнь в грязи? Я тебя растил семнадцать лет для того, чтобы ты всю жизнь был хуже свиньи? Вито врывается в кухню, пугая рыком жену и сына. Альба подпрыгивает, рука Андреса выскальзывает из её ладоней. Я давно должен был разбить эти дряные безделушки, чтобы они не забивали тебе мозги!
Папа Андрес не успевает возразить, как Вито хватает его за ворот футболки.
Не бывать тебе грязелепом, пока ты мой сын! Выброси эту дурь из головы! Вито с силой отталкивает Андреса от себя, припирает его к холодильнику. Раздутые от гнева ноздри отражаются в перепуганных чёрных зрачках. А ты его поддерживаешь, да, Альба? Если бы не я, то ни у кого из вас не было того, что вы имеете. Ни одежды, ни дома, ни возможности ходить в школу. Хотите скитаться по свалкам?
Альба молчит, прикрывает руками дрожащие губы, пытается удержать блестящие слёзы. Андрес сглатывает, пытается вдохнуть, но отец заполняет собой всю кухню, весь дом и душит одним взглядом. Вито замечает единственную скользнувшую по щеке жены каплю хрустальной влаги. Выходит из себя, совершенно слетает с катушек:
Давай, давай, заплачь! Какой же плохой муж, кричит на тебя, на твоего драгоценного бестолкового сына. Иди пожалуйся на меня Пилар. У той от любви мужа синяки на лице, а на тебя разок прикрикнули, и всё, сразу в сопли. Вито размахивает руками, едва не задевая чужие лица и плечи.
Ты прав, дрожащим голосом отвечает Андрес. Плечи сгорблены, дыхание прерывисто, но взгляд острее, чем вкус халапеньо. Я больше не хочу быть твоим сыном.
Что-о-о-о-о?! Вито краснеет, белки глаз наливаются кровью, но от оплеухи Андрес лишь ловко уворачивается, пригибается и выносится вон из кухни.
Под звериный рёв задвигает дверь в комнату тяжёлым резным столом. Вытряхивает из огромной спортивной сумки наколенники, защитный шлем, бутылку с водой и аптечку, которая не раз выручала его на соревнованиях по скейтбордингу. Заполняет сумку футболками, бельём и парой джинсов. Осторожно закладывает готовые к отправке частички своей души, вздрагивает от каждого пинка в дверь. Сердце громко стучит, отдаётся барабанным боем в ушах, не давая Андресу услышать ни единого слова. Ни криков отца, ни слёзной мольбы матери. Застёгивает с характерным вжиком молнию. Вдыхает, как пловец перед прыжком.
Подходит к окну, распахивает его шире, ловко перекидывает одну ногу, вторую, вытягивает сумку, балансирует на узком подоконнике, смотрит вниз. Сумку бросать не решается, закидывает на плечо и быстро, привычными шагами спускается по увитой плющом стене. Плющом, который скрывает вбитые намертво колышки-подставки для ног и рук. Становится босыми ступнями на разогретую солнцем плитку. Делает глубокий вдох полной грудью.
Свобода.
5. Жизнь четвертая. Чуда
Чудес не бывает! сердито кричит семилетний мальчик, озлобленным львёнком зыркая на Синтию.
Бывает! Мне тётушка Молли в прошлый четверг снежок подарила! Тогда ещё был август! не менее громким криком отвечает тонюсенькая белокурая девочка.
Да она его из холодильника достала, упрямо продолжает отвергать любую магию и волшебство Бекс.
Нет, не достала! Он бы растаял, пока тётушка Молли пришла на площадку. Не носит же она холодильник в кармане, Синтия стоит на своём, пусть и тянет последнее предложение весьма задумчиво.
А вдруг носит? вклинивается в спор Тиа, дёргая себя за хвостик. Она ведь достала тогда лошадку от карусели из кармана.
Это был сухой лёд, а не снег, с видом профессора доказывает Бекс. И лошадь она не доставала, только парочку деталей.
Это был самый настоящий снег! Синтия топает ножкой и задирает нос повыше, как делает её мама, когда чем-то недовольна. Лёд не бывает сухим, он влажный. Ты просто глупый!
Дети, звонок уже прозвенел, рассаживайтесь по местам! Миссис Лорнелли заходит в класс, бегло осматривая спорщиков. Да, она подслушивала, стоя под дверью, но не вмешивалась, не зная, что сказать. В её тридцать три верить в чудеса неловко и странно, но всё же
Миссис Лорнелли, скажите им, что чудес не бывает, требует Бекс, не желая возвращаться за парту.
Миссис Лорнелли, чудеса бывают, скажите ему! тянет за край юбки Синтия.
Вирджиния улыбается, поглаживая обоих детей по головам.
Чудеса случаются с теми, кто в них верит, примирительно заявляет она, перебирая светлые и тёмные волосы прохладными пальцами.
Хорошо, я верю в чудеса, поэтому пусть прямо сейчас появится банка шоколадного мороженого! Бекс жмурится, скрещивает пальцы, открывает глаза и осматривается. Мороженого нигде нет. Видите, никакого чуда не произошло. Значит, я прав и их не бывает.