Пристав никак не мог успокоить зал, поэтому Георг склонился к уху товарища, чтобы тот его слышал.
Венгр на протяжении четырех лет грабил купцов, путников и даже пилигримов богомольцев. Награбленное прятал в горах и, что вполне понятно, не желал делится со следствием сведениями о месте клада. Тут то и вспомнили о том, что хоть городского палача и уволили за ненадобностью в пятьдесят шестом году, но закон не изменили. Вакансия палача значилась в своде городских уложений. Но никто из горожан не хотел занять эту не почетную, но хорошо оплачиваемую должность. Пришлось взять единственного кандидата. К тому же подростка. Гавриилу поставили условие, если разбойник не расскажет о тайнике или умрет под пыткой, ему, палачу, ничего не заплатят.
К стуку молотка добавились трели полицейских свистков. Но шум не стихал. Жандармы принялись вытеснять зрителей из зала. Случилась давка, которая могла закончится бунтом. Но кто-то из офицеров догадался выстрелить в открытое настежь окно. В зале стало тихо. Лишь снаружи, с ратушной площади, доносился густой гам.
Это последнее предупреждение! натужно крикнул кто-то из судейских. Хоть одно слово в присутствии судьи! Отправитесь по домам!
Подождав минуту, пристав торжественно объявил:
Его высокопревосходительство, бургграф Брассо, почетный заседатель имперской камеры юстиции, судья гильдий сервитут, профессор Фрост фон Ленке!
Скрипнула высокая дверь и в зал вошел щупловатый немолодой мужчина в черной мантии и в церемониальном парике. Не мешкая, занял место за столом трибуны. Спинка огромного стула создавала для его скромного силуэта особый, торжественно величественный фон.
Недолго пошуршав исписанными листами, судья тяжелым взглядом осмотрел зал. Тихим, но уверенным голосом объявил:
Учитывая скверность, жестокость и безнравственность рассматриваемых деяний, а также крайнюю степень уязвимости общественности впоследствии озвученных на заседании деталей, я, как судья гильдий сервитут, наделен полномочиями осуществить слушания в закрытом присутствии
По залу прошелся недовольный ропот.
Тихо! рявкнул пристав.
Дождавшись тишины, судья продолжил:
Но! Оставляю двери зала заседаний открытыми на время рассмотрения дела при условии соблюдения тишины и порядка!
Толпа, даже некоторые из сидящих, одобрительно закивали. Долгую минуту, в наступившей тишине фон Ленке всматривался в зрителей. Казалось, колючий недобрый взгляд проникает в душу каждого. Затем, испытывая терпение зала, профессор долго шуршал бумагами на столе. Наконец, негромко произнес:
Пристав, огласите обвинительную часть.
Судебный чиновник, немолодой лысоватый мужчина с огромными мешками под глазами, неспеша вернулся на свое место, прихватив с собой деревянный молоток. Его узкий стол находился между трибуной судьи и деревянной парапетом, за которой стоял подсудимый. Стула у ответчика не было. Впрочем, как отметил Алекс, отсутствовал и адвоката, и присяжных.
Бузату, крещенный Гавриилом, одна тысяча восемьсот сорок восьмого, или сорок девятого года рождения, отец неизвестен, мать, Рузана, торговка в жестяной лавке цыгана ведерочника Дултяя. Проживает в Мучном доме у Башни Драпировщиков славного города Брашов. С одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, март месяц, занимает должность городского палача. Подсудимый, есть замечания, дополнения или возражения?
Подсудимый, галантно упираясь ладонью о деревянный парапет, широко улыбнулся. Ровные, снежно белые зубы осветили обаянием угрюмый зал Дома Советов.
Да, ваша честь, произнес он оперным баритоном. Попрошу занести в сопроводительное предписание тот факт, что моим отцом является
Перестаньте улыбаться! рявкнул судья. Ваше неуважение к суду, как и к обществу в целом, нам и без того известны. Пристав, продолжайте.
Алекс вопросительно взглянул на своего товарища. Тот давно жил в Брашове и должно быть знал здешние судебные порядки. Георг, поймав взгляд писателя, пожал плечами и состроил гримасу сожаления. «Нда, подумал мистер Рекотс, быть подсудимым роль незавидная. Особенно на судилище. А молодой палач не глуп и, судя по тем нескольким словам что он успел сказать, образован» Румынский язык писатель знал плохо. Занимался им всего лишь полгода, в дороге с Кавказа в Карпаты. Но этих знаний оказалось достаточно, чтобы понимать суть сказанного.
Десятого апреля сего года, командующий жандармским корпусом славного города Брашов, полковник, господин Кэлугэряну, выдвинул против подсудимого обвинения во множественных, а именно шестнадцати, убийствах, совершенных с особой жестокостью, сопровождаемыми извращёнными действиями садистской природы.
По залу прошел ропот. Пристав тут же взялся за молоток и стукнул им несколько раз. Толпа повиновалась.
Следствие, проведенное имперскими дознавателями господами, чиновником шестого класса, оберст-аудитором Его Величества, господином Зигмундом Эдером, чиновником восьмого класса, регистратором канцелярии, господином Нодь Фехером и чиновником восьмого класса, адъюнкт секретарем канцелярии, господином Ион Петреску, подтвердило основательность и доказательность выдвинутых обвине
Зверь! в напряженной тишине раздавшийся вскрик, прозвучал оглушительно. Подавляя истеричные всхлипы, женский голос продолжил. Нелюдь! Убить тебя мало! Что ты сотворил с моей Оршолой!? Ей же десяти не было!
Толпа, заполоняющая левый проход между скамьями расступилась. Алекс, привстав от любопытства, разглядел залитую слезами женщину. Одной рукой она упиралась в спинку скамьи, второй рвала на себе взлохмаченные волосы.
Тишина, неуверенно произнес перебитый на полуслове пристав. Его призыв вызвал обратную реакцию. Зал снова зароптал. В ход, уже который раз, пошел деревянный молоток. Воспользовавшись заминкой, Рекотс спросил у друга:
Георг, вы не находите суд, без права на защиту, в некотором роде несправедливым?
Увы, дружище, доктор снова скорчил гримасу сожаления, судебная система здесь устроена так, что все аргументы приводятся в ходе следствия. По сути действие, на котором мы присутствуем, попросту оглашения выводов имперских следователей.
Иным словом, фарс, с грустью констатировал писатель. Признаться, мне, как исследователю, было бы куда интереснее послушать обвиняемую сторону.
Требовательный стук молотка наконец возымел действие. Ропот нехотя стих.
Перейдем, объявил судья, к рассмотрению по существу.
Мистер Рекотс усмехнулся. «Насколько же фальшивы слова. Во истину, язык главное оружие лукавого»
Пристав, вызывайте свидетелей.
Судейский вышел из-за стола. Прокашлявшись, заорал:
Для засвидетельствования обвинения вызывается Берток Варга, золотарь с Охотничьей Башни.
Где-то в коридоре толпа засуетилась, пропуская худощавого мужчину в неновом, но вычищенном пиджаке, белой потертой рубашке, застегнутой под горло. На овальной голове болталась шляпа на два размера больше положенного. Золотарь ловко протискивался между людьми, приговаривая:
Пустите, я Берток Варга. Я свидетель.
Поживее! Ты задерживаешь суд. И шляпу сними, тупица. гаркнул пристав, покосившись на подсудимого, вернее на цилиндр на его голове. Но бывший палач безмятежно продолжал наблюдать за происходящим.
Взволнованный золотарь вышел к трибуне судьи.
Доброго вам дня! Варга поклонился.
Представься и начинай.
Значит так эээ Я Берток Варга
Не мне говори, осадил его фон Ленке, повернись к залу.
А? Да, да.
И громче.
А? Ммм Значит, говорю. Я, значит, Берток Врага с Охотничьей Башни. Значит, золотарь я. А что? Бог, значит, любой труд благословил. А я, значит, не лодырь. Я, значит, с трех утра, каждый день