Я фыркнул.
Да ну, бред какой-то.
Пойду лучше Яшку в госпитале навещу.
Дядя Саша! возглас Яшки раздался еще до того, как я успел его разглядеть. Живой! А я уж тут себе напридумывал Ф-ух, счастье-то какое!
Здорово, Яшка! я оглядел внутреннее убранство партизанского госпиталя. Эта землянка изнутри была еще больше, чем штабная. По обеим сторонам двухэтажные дощатые нары, в дальней части три комода кухонных. Явно из деревни какой-то доставили. Пахнет карболкой, хлоркой, лекарствами. Смертью и болью тоже пахнет, не без этого. Но сегодня тут царила скорее атмосфера курорта. Раненых было всего четверо, да и те явно не тяжелые. Устроили себе на нижних нарах «лаундж-зону» из матрасов и подушек, керосинку поставили и в картишки дуются.
Прошу пардон, ребята! Яшка живенько швырнул свои карты в сброс и подполз к краю. Дядя Саша, подсобишь мне? Выбраться на свежий воздух хочу, сил нет!
Я с готовностью подставил плечо, и мы поднялись наружу.
Ладно, хорош прикидываться, сказал я, когда мы отошли чуть в сторонку. Что-то мне подсказывает, что ты не так чтобы сильно и ранен.
Дядя Саша, да что ты говоришь такое? Яшка прижал руки к сердцу в самом что ни на есть искреннем возмущении. Нога так болит, что даже поставить мочи нет!
Потом зыркнул по сторонам воровато и наклонился ближе ко мне.
Эх, еще вчера болеть перестала, шепотом сказал он. Только не говори никому!
Так ты симулянт, получается? хмыкнул я. Не успел в партизанский отряд попасть, а уже от боевых заданий косишь?
Так я же не от боевых, дядя Саша! глаза Яшки стали испуганными и жалобными одновременно. Ежели бы заваруха какая случилась, я бы сразу эту шину сорвал. Нет-нет, я не поэтому! Я же и правда ногу подвернул сначала! Опухла так, что мама не горюй! Разве я виноват, что у их медички золотые руки?..
Ну-ну, давай заливай! фыркнул я. Блин, вот ведь Яшка, а! Такое трепло, но сердиться на него совершенно невозможно! Даже если он чушь всякую несет или делает.
Дядя Саша, я хочу жениться! выпалил он. Да подожди ты скалиться, знаешь, какая у них тут медичка? Я ее как увидел, так с первого взгляда влюбился. И на всю жизнь, клянусь! А у меня нога, как назло, зажила! И не болит, чертяка! А ежели я из госпиталя сразу выйду, то как тогда к Марье подойти, она же тут ух!
Я с умилением слушал, как Яшка рассказывает про свою прекрасную Марью. Слободский ее с самым серьезным видом зовет по имени-отчеству Марья Ильинична, несмотря на то, что она выглядит совсем девчонкой. А партизаны за глаза называют Маняшей. Но любя, а не потому что считают маленькой дурочкой. Она тут их всех в ежовых рукавицах держит. Проводит просветительскую работу, заставила всех зубы чистить и гигиену поддерживать. А все слушаются, даже матерые дядьки.
Быстрый ты, однако, я покачал головой, когда его поток славословий иссяк. Один день знакомы, а ты уже жениться собрался.
Это как стрела в сердце, дядя Саша, клянусь! Яшка снова прижал руки к груди. Потом опять воровато огляделся, не подслушивает ли кто. Слушай, меня тут один тип про тебя расспрашивал. Жутковатый такой, в очках
Карнаус? усмехнулся я.
Такой вроде веселый, шутил постоянно, продолжил Яшка, не обратив на мое уточнение внимания. А глаза как будто волчьи, до костей пробирает, клянусь. Как-как ты его назвал?
Карнаус, повторил я. Фамилия такая у него.
Ох Яшка округлил глаза. А ведь он мне и не представился даже Получается, что я какому-то безымянному типу все выложил? Вот я балбес, а Дядя Саша, ты уж прости меня, дурака
Так у своих же ты, чего тут было скрывать-то? я пожал плечами.
Он про вервольфа все расспрашивал, а я ему взял да и выложил, что это я среди фрицев растрезвонил историю про человека с головой волка и его мертвую невесту, затараторил Яшка. Все-таки, язык мой без костей, метет иной раз как помело, хрен остановишь
Забей, Яшка, я хлопнул приятеля по плечу. Виделся я с твоим жутким типом сегодня.
О как! он подался вперед, глаза заблестели любопытством. И что? Что?
А что там сделали с носом любопытной Варвары? я ухватил Яшку за нос. Не обижайся, дружище. Служба.
Понял, умолкаю! Яшка захлопнул рот ладошкой. Но продержался недолго, секунды три. А я ведь еще вот что хотел сказать, дядя Саша
Приняли-то тебя как? перебил я его. Не обижают?
Да нормально все немного растерянно ответил Яшка. Хорошие ребята
Хайдаров прицепился? понимающе покивал я.
Яшка вздохнул и повесил голову. Похоже, не только в Марье-прекрасной дело, что Яшка мой одноногим прикидывается. Меня хорьку-Хайдарову теперь не достать, руки коротки, а вот на Яшке-то он может сполна отыграться. Припомнить ему, что баранку для фрицев крутил, да белую повязку полицая носил, пока в психушке «отдыхал».
Боюсь я его, дядя Саша, прошептал Яшка. Он меня сразу невзлюбил, как только увидел, хорошо, ребята заступились. И Марья еще Ох и девка! Как она его отбрила, когда он в госпиталь сунулся, чтобы мне допрос устроить! «Вы, говорит, товарищ Хайдаров, свои разговоры мне здесь не ведите! Раненым покой нужен, ясно вам?»
Подумаем, что можно сделать, Яшка, я рассеянно потрепал его по плечу.
Он меня сразу же коллаборационистом обозвал и перебежчиком, шепотом продолжил Яшка. И военно-полевым судом пригрозил, мол все по закону будет, чтобы я не думал, что мне вот так с рук все сойдет.
Разберемся, я скрипнул зубами. Вот бл*ха А ведь Хайдаров может ведь и не отцепиться от Яшки так просто. Действительно придется что-то придумывать, чтобы его из-под прицела Хайдарова вытащить. После унижения Карнауса он еще злее станет, наверняка. Меня достать не может, будет на Яшке отыгрываться.
А, так я что еще сказать-то хотел! Яшка встрепенулся и снова оживился. Слободский Беккера в плен взял! Я сначала глазам своим не поверил, когда мы нос к носу столкнулись в лагере.
Беккера? нахмурился я, припоминая, кто такой Беккер. Толстенький такой, из отдела пропаганды?
Да нет, другой! Яшка махнул рукой. Тот толстенький Вебер. И он не эсэсовец. А Беккер тощий такой, с шрамом на глазу. Штурмшарфюрер.
А! припомнил я одного из своих собутыльников. Из Аненербе. Фотографию своего кота еще всем показывает.
Да-да, он, покивал Яшка и сделал «значительное лицо». Будто я уже должен сделать какие-то выводы.
Ну и что? я пожал плечами. Мы на войне, тут бывает пленных берут.
Так этот Беккер вроде как договорился, чтобы его обменяли на кого-то! воскликнул Яшка. А он в лицо меня узнал. Получается, что в Псков я теперь уже точно вернуться не смогу.
Какой-то ты непоследовательный, Яшка, усмехнулся я. То говоришь, что засветился, и тебе больше нельзя среди фрицев быть, а теперь какого-то Беккера испугался. Ты определись уже! Ты хочешь в партизанском отряде остаться или обратно в коллаборанты к фрицам вернуться?
Не знаю я, дядя Саша, снова пригорюнился Яшка. Если этот Хайдаров от меня не отцепится, мне ведь бежать придется. А куда тут бежать-то? Только в Псков, получается. А Беккера отпустят, так он живо меня сдаст, что я из партизан.
Эх, Яшка, вредно тебя одного оставлять, вот что! я рассмеялся. Столько всего уже наворотил, хрен распутаешь. И жениться хочешь, и Хайдарова боишься, и печалишься насчет Беккера
Хорошо, что ты живой, дядя Саша, Яшка коротко вздохнул. Ты вернулся, и сразу как-то жизнь проще кажется. Не буду больше огород городить. Как ты скажешь, так и сделаю, вот. Хоть в огонь, хоть в воду, лишь бы с тобой.
Я тоже рад, что ты жив, Яшка, улыбнулся я. Кстати, а может ты слышал чего про Кузьму?
Так это начал Яшка, но тут из центра лагеря послышались громкие голоса. Я вскочил и приложил ладонь ко лбу.
Кажись, Слободский вернулся, проговорил Яшка. «Наташа!» радостно екнуло сердце.
Ну что, проводить тебя до госпиталя, или еще тут посидишь? спросил я.
Я выскочил из землянки для раненых и торопливо направился к компашке партизан, сгрудившихся вокруг командира. Пришлось даже себя чутка притормозить, а то мчусь, как школьник на свиданку с радостной рожей. Букетика цветов в руках не хватает.