Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь.
Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?
А плакат?!
Он не мой, отбрехался я от чужого имущества.
Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная служебная «волга», но уже белого цвета.
Альберт? задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь.
Здраствуйте, Борис Аркадьевич, расплылся майор в радостной улыбке, показывая, как он счастлив встрече.
Вы чего тут стоите? Демонстрация ведь уже закончилась. Спросил нас заместитель прокурора.
Лично я иду домой, опередил я Курбанова.
Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.
Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.
Руслан, вы с нами? спросил прокурорский у Курбанова, а то тот застыл столбом, словно промерз насквозь.
Да, конечно, оттаял майор. Минутку, при этих словах, он развернулся. Войченко, быстро сюда!
Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, который до сего момента не выпускал из рук.
Без меня справитесь, не маленькие, напутствовал он Дениса. А после занял переднее пассажирское сидение.
Я лишь молча подивился быстрой смене майором приоритетов, при представителе надзорного органа оставив эту его метаморфозу без комментариев.
Слышал, слышал, ваше руководство решило, что в этом году милиции надо поучаствовать в демонстрации, заговорил Митрошин.
Курбанов тут же поддержал тему, высказавшись о мудрости высокостоящих.
И о твоей речи в университете тоже слышал, Борис Аркадьевич развернулся вполоборота ко мне. Говорят, после нее половина студентов захотела стать следователями.
Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, вмешался, греющий уши, Курбанов. Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.
Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, вежливо ответил на самопрезентацию заместитель прокурора.
Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.
Но какой-то процент дойдет! не сдавался Курбанов.
Уверен, что не малый, поддержал его Митрошин.
Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались, подгоняемые морозом, целенаправленно.
Вас где высадить? поинтересовался Митрошин, У отдела или там, где ваши празднуют?
У отдела, мне там кое что забрать нужно, в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе. А за праздничный стол меня, простого следака никто не звал.
Прямо поражаюсь, начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный, плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?
Я, товарищ майор, обаятельный, открыто улыбнулся я Курбанову.
Наглый ты и скользкий, а не обаятельный, озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. Ты не куришь, Митрошин тоже не курит, принялся он искать точки соприкосновения.
Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, потроллил я его.
Тот посмотрел на меня неприязненно, еще спустя секунду его глаза заискрили, а губы искривились в злой ухмылке.
Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как не в себе!
Чего? я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.
Устроил из квартиры притон! продолжал накалять Курбанов. Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!
Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:
Всего доброго, товарищ майор. С праздником вас, после чего свернул в сторону дальней лестницы.
Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.
На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шел последний день отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.
Капитолина, когда я к ним заглянул, отмахнулась от меня, как от очередного навязчивого посетителя, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.
В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам стал причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверение и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот пусть теперь и огребает.
Да, я не праведник, но и без причин никого не трогаю. Понятное дело, не все мои удары ответные, приходится наносить и превентивные, но ведь сами напрашиваются. Не мешайте мне целее будете. Черт возьми, я просто пытаюсь выжить в чужой для меня стране и найти путь ее покинуть. И я давно бы уехал, если бы процесс выезда за границу не был доведен здесь до маразма. Так что сами виноваты.
Резко прозвучавший звон вырвал меня из воинственных мыслей. Вздрогнув, я огляделся и увидел на полу разбитую вазу. Вот это меня торкнуло даже не заметил, как швырнул ее в стену.
Пиши объяснительную! мое внимание от разлетевшихся по кабинету осколков на себя перетянула Грачева. Она ввалилась в мой кабинет, подбоченилась и с ходу принялась сулить мне всяческие неприятности, начиная паршивой характеристикой, заканчивая исключением из комсомола.
Я недоуменно слушал ее, раздумывая, на кой сдалась ей эта чертова ваза, и чего она так из-за нее взъелась, заодно, блуждал по ее фигуре взглядом.
Не думай, что твоя выходка на демонстрации сойдет тебе с рук! повела она перед моим лицом наманикюренным пальчиком. Видимо, концентрацию проверяла.
Стало яснее. Дело было не в разбитой вазе. Это комсорг с воскресенья все отойти не может. Да и, вообще, какие-то мы с ней оба нервные стали: я вазами кидаюсь, она орет, как не в себе.
Нам нужно расслабиться, обратил я свои мысли в слова.
Грачева сбилась.
Что нам надо? переспросила она.
Расслабиться, пришлось повторить.
Ах расслабиться, комсорг втянула побольше воздуха, чтобы вдарить по мне со всей силой голосовых связок. Но я ее опередил. Притянул девушку к себе и впился поцелуем в ее губы.
Канцелярские принадлежности полетели на пол к осколкам от вазы, когда я посадил ее на стол, и придали обстановке еще больше хаоса. Далее к ним присоединились оба пиджака, затем женские туфли, колготки и трусики. Продолжать захламлять кабинет мы не стали. Уже не было сил сдерживаться.
Думаешь, никто не слышал? спросила она, когда пришла в себя.
Без понятия, выровняв дыхание, ответил я.
Комсомольская активистка оказалась горячей штучкой. Вот так бы свои собрания проводила, глядишь, я бы их не пропускал.
Это было неправильно, принялась она морализаторствовать.
Ожидал услышать «потрясно», но да ладно, я отвалился от стола и начал приводить одежду в порядок.