Доктор хмурится.
Вы умеете писать?
Мой отец был учителем.
Вы помните своего отца? вырывается у него.
Нет. Не знаю, почему это сказала. Откуда вообще взялись эти слова? Может быть, это неправда.
Он поджимает губы.
И все же хотел бы узнать, что вы помните о прошлом, будь то правда или нет.
Я не могу ничего вспомнить.
Он обводит комнату взглядом и слабо улыбается.
На вашем месте я бы не был так в этом уверен. Он еще раз смотрит вокруг себя и перестает улыбаться. Можете лечь и закрыть глаза?
Я делаю, как он говорит. Эти врачи всегда выдумывают какие-нибудь уловки, чтобы заставить меня признаться в преступлениях, о которых я ничего не помню. Что бы я ни совершила, все это уже в прошлом. Его уже поглотила тьма, порожденная гниющими в моей голове секретами. Ничего им не удастся найти, как бы они ни старались. Даже лучшим врачам не под силу найти то, чего уже нет.
Расслабьтесь, Мэри, и разожмите руки.
Мод, говорю я. Меня зовут Мод.
Слышно, как ручка скребет по бумаге.
Ну вот, уже неплохое начало, произносит он. И я думаю, как же это просто. Будто семечки щелкать. Дышите глубоко. Расслабьтесь.
Мои пальцы оцепенели и отказываются слушаться. Я медленно разжимаю их.
Представьте, что вы в безопасном и красивом месте, и постарайтесь вообразить его.
Боярышник. Боярышник и стоячая вода в кромешной ночи.
Представьте, что гуляете там, вы в безопасности.
Гуляю? По болоту? Ночью?
Все спокойно, говорит он. Ничто не может вам навредить.
Кто-то кричит в коридоре. От шагов дрожит пол. Вибрация доходит и до моей кровати.
Где вы сейчас? спрашивает врач.
В моей комнате. Я открываю глаза.
Он кивает и делает запись в моих бумагах.
Интересно. Ничего не получилось вспомнить? Совсем?
Нет.
А увидеть безопасное место?
Нет.
Он кивает и продолжает писать.
Ничего страшного. Гипноз выявит больше.
Гипноз?
Возможно, вы слышали о месмеризме.
Я сажусь на кровати.
Месмеризм? Как в мюзик-холлах?[1] Он хочет сделать из меня идиотку, посмешище. Вы хотите посмеяться надо мной? Нет.
Он поднимает руку.
Никто не будет смеяться. На протяжении всего сеанса вы будете находиться в состоянии покоя и только мысленно вернетесь в прошлое. Он улыбается. Гипноз позволит нам пробудить ваше подсознание и добраться до давно забытых воспоминаний. Он смотрит в сторону, закрывая свой блокнот. Я освобожу ваше прошлое.
Но что, если я не хочу выпускать его на свободу?
Вам нечего бояться. У него открытый, честный и теплый взгляд. Глупо это, наверное, доверять красивым глазам. В конце концов, однажды они меня уже предали.
Во Франции врачам удалось добиться великолепных результатов благодаря гипнозу при лечении истерии, сообщает он. Думаю, он поможет и нам в случае с вашей болезнью.
Моей болезнью?
Травматическая амнезия. Он наклоняется ко мне, луч света в виде ромбика падает на его лоб, словно бриллиант, словно третий глаз открывается прямо в центре. Иногда после катастрофы Его голос смягчается. После пугающего или какого-то печального события Он думает, что мне надо пояснить значение слова «катастрофа». Наш разум выбирает забвение. И прячет все связанные с ним воспоминания как можно дальше. Таким образом мы защищаем себя, это наша стратегия выживания. Но жить в состоянии постоянного страха никому не захочется, правда?
Не хочу говорить ему, что мне страшно и всегда было страшно, сколько я себя помню.
Я всегда была больна, говорю я ему вместо этого.
Нет. От его улыбки мне хочется плакать. Нет, не всегда. Когда-то вы чувствовали себя хорошо.
Значит, было время до безумия, и этот доктор Диамант хочет вернуть меня в него.
Не уверена, что это хорошая идея. Совсем не уверена.
Тетрадь остается у меня. Поверить не могу. Все остальное принадлежит лечебнице даже одежда на моих плечах, но карандаш и тетрадь мои. Я раскрываю ее и пролистываю страницы. Она пахнет свежестью и новизной, страницы не пропитаны вонью лечебницы. Я оглядываюсь в поисках безопасного места, чтобы спрятать ее. В этой комнате много таких укромных мест. За столом есть как раз подходящего размера выемка между половицами и стеной. Цветочная тетрадь идеально туда помещается.
Подбородок приносит мои лекарства после ужина. Это половина того, что я принимаю обычно.
Глаз с тебя не спущу. Ее лицо приближается к моему. Только попробуй выкинуть что-нибудь, и доктор Уомак с тобой разберется.
Я смотрю ей в глаза, пока она не отводит взгляд.
А когда гасят свет, сворачиваюсь в кровати и думаю об отце. Он был учителем, я сказала. Откуда такая уверенность? У меня нет воспоминаний ни о каком учителе, ни даже об отце. Ни картинки, ни лица, тела, голоса или запаха. В моей голове даже нет той пустоты, которую должен занимать отец. У него такие же темные волосы, как и у меня? У меня его глаза, его нос? Может быть, у него такие же усы, как у Уомака, или морщинки вокруг глаз, как у Диаманта. Как так вышло, что я полностью забыла собственного отца? И наверняка он тоже забыл обо мне, иначе он точно пришел бы и забрал меня отсюда. Он бы пришел и забрал меня домой.
Я погружаюсь в сон, продолжая мысленно искать этого человека, который, возможно, любил меня, заботился обо мне, но не нахожу его. В моих мыслях осталось место только для болота. Все как обычно.
Глава 3
Прошла неделя после встречи с новым доктором. Я все еще жду, что начну чувствовать себя иначе, голова прояснится, как после сна, но усталость никуда не уходит и в голове стоит слабое жужжание. Возможно, это мухи роятся над разлагающейся плотью, кишащей личинками. Плотью трупа, который вытащили из болота.
Как же истрепались локти и манжеты моего платья, да еще и испачкались. Я оттягиваю рукав и проталкиваю в него карандаш. Он прохладный и твердый, и его острый грифель царапает кожу при движении. Его присутствие успокаивает, я чувствую себя под защитой.
Кто-то со смехом бегает вверх и вниз по лестнице. Казалось бы, санитары должны остановить эту женщину, но нет. Наверное, все они оглохли. Если бы моя дверь не была заперта, я бы положила конец этому бреду.
Заткнись! кричу я наконец. Конечно, за всем этим грохотом она меня не слышит.
И кто-то принимается бить в церковный колокол. Этот зловещий «бом-бом-бом». Только его не хватало. Мне и так сложно думать, а тут еще и этот нестихающий звон. Я жду, когда он смолкнет безуспешно. Звон продолжается все утро.
Может, кому-то удалось сбежать. Повезло же. О, как этому человеку повезло! Как бы мне хотелось сейчас бежать по хрустящему насту, на свежем воздухе, спасаться бегством отсюда и бежать, бежать. Как бы мне хотелось оказаться этим беглецом.
Санитарка со сморщенным, как сушеная слива, лицом приносит мне обед миску чего-то зеленого, ломоть хлеба и чашку воды. Миска и чашка сделаны из олова. Нам не полагается ничего с острыми краями или легко бьющегося. Она ставит их на стол возле двери. Стол шатается. Вода выплескивается через край и оставляет пятно. Она делает вид, что ничего не замечает, и уходит, закрывая за собой дверь.
Стол всегда шатается, когда на него что-нибудь ставят, потому что одна ножка короче остальных. Наверное, ее обглодали мыши или крысы, а может сумасшедшие.
Я подхожу к двери и проверяю, заперта ли она, но ключ тут же поворачивается в замке. Что ж, сегодня сбежать не удастся. Пожалуй, так даже лучше. Все равно далеко бы я не ушла с такой кашей в голове. Я заглядываю в миску. Зеленой жижей оказывается сельдерей в вязком вареве плавают тушеные и жилистые стебли и листья.
Мою комнату пеленой заволакивает темнота. По шее пробегает леденящий холодок. Так пахнет болото. Оно пахнет им вонью и гнилью.
Кто-то дышит, дышит прямо за моей спиной. Это неровное дыхание принадлежит не мне. Меня бьет дрожь, я чувствую, как по коже бегут мурашки и поднимаются волоски.
Пол под ногами превращается в грязь, траву и зловонную воду.
Я снова на болоте, бегу в темноте. Мои туфли оскальзываются и едут в грязи и мокрых листьях. Он близко. Его шаги шлепают по воде прямо за моей спиной уже так близко.
Он хватает меня за волосы. Я вытягиваю руки, но ухватиться не за что, ничто меня не спасет. Я падаю на спину. Голову заполняет боль, резкая и жгучая.
Перед глазами плывут деревья, кочки и канавы. Он тащит меня за волосы, выдирая их из скальпа. Мои крики беззвучны, их поглощает болото.
Есть только он, его тяжелое дыхание и ярость.