Слушай, вдруг спохватился я, а как тебя зовут‐то вообще?
Очень вовремя, правда? И почему я не додумался поинтересоваться раньше? Наверное, как‐то сразу свыкся с мыслью, что она Принцесса, ей шла эта незатейливая кличка.
А какая разница? В глазах у неё мелькнуло удивление. Ты всё равно не будешь звать меня по имени. Язык сломаешь в четырёх местах.
Я рассмеялся:
Детка, моя шизофрения представилась Васиштхой, так что я уже ничему не удивлюсь. Ну, если только тебя не назвали в честь какого‐нибудь монстра из вселенной Лавкрафта тогда да, будет сложновато.
Почти. Анна-Мария-Роза-Элеонора, с каменным лицом сказала Принцесса.
Я решил, что она меня разыгрывает, и снова расхохотался. Но губы у неё по-прежнему оставались плотно сжатыми, так что моё веселье резко улетучилось.
Чё, серьёзно?
Ага. Мама никак не могла определиться.
Как‐то длинновато А если покороче? Ну, у тебя же должно быть какое‐то домашнее имя. Вот, например, у меня был один знакомый, Амадей, типа как Моцарт. Но все звали его Дей. «День» по-английски, очень круто, символизм и всё такое. Я остановился и заглянул ей в лицо. А ты кто? Роза?
Принцесса, тем же ледяным тоном сказала она. Мне нравится обезличенность. Я дистанцируюсь от имени, смотрю на себя со стороны. Это помогает наблюдать за своими действиями как за чужими и давать им непредвзятую оценку. Она помолчала и поинтересовалась: А тебя правда зовут Реми?
Спасибо, блядь, что не Жоффруа, мрачно отозвался я. Иначе пришлось бы вешаться. У maman
Тут взгляд мой упал на выставочное окно книжного магазинчика, который располагался на выходе из парка, и я забыл обо всём на свете, в том числе о беседе.
Там, на обмотанных гирляндами полках, стояли разноцветные книжки, журналы, буклеты куча всякой такой фигни. В глаза мне бросилась ярко-синяя глянцевая обложка с крупной жёлтой надписью «Дети не умеют жить».
Обалдеть! Я так обрадовался, что едва не подпрыгнул на месте. Двадцатый эпизод!
О, ребята, вы не знаете этот комикс? Гениальная вещь. Хотите или нет, я расскажу, в чём там замес. Уж извиняйте, придётся потерпеть.
В общем, главные герои старшеклассники со сверхспособностями. Никого такой хернёй не удивишь, да? Я уже вижу ваши снулые рожи. Штамповка, банальщина, скажете вы и потянетесь за пультами переключить канал. Но погодите, не торопитесь, дайте мне договорить.
Фишка в том, что детки не сражаются со злом, не пытаются спасти мир нет, ничего подобного. Силы у них на самом деле дурацкие и бесполезные. Вот, например, один из чуваков, Анархист, мечтает свергнуть правительство, но единственные, кто готов ему помочь, ленивцы, которых он может контролировать. Так себе умение, да? Попробуй устрой революцию, когда все твои бравые воины спят по двадцать часов в сутки.
Или вот Трезвенник. Он умеет превращать любой алкоголь в воду. Такой, знаете, Иисус наоборот. Его ненавидят все бармены в радиусе ста километров. Живи он во времена «сухого закона», был бы главным героем, грозой подпольных самогонщиков. Но, увы, родился не в то время не в том месте.
А как вам Соблазнитель? Ему достаточно посмотреть на девок и те уже текут, штабелями падают к его ногам, только и думают о том, как бы с ним трахнуться. Классная же штука, возразите вы, очень полезная. Ну да, не спорю, я б не отказался. Вот только пацанчику это в хуй не впёрлось, потому что он вообще‐то гей.
Короче, супергерои-неудачники пытаются найти своим способностям хоть какое‐то применение, испытывают кризис идентичности, если говорить по-умному, и ощущают нелепость жизни. Но всё не так уж плохо, у них есть кое-что действительно важное: дружба и взаимоподдержка. Они помогают друг другу, и мир становится чуточку менее бессмысленным.
Ну, вы поняли. Мне хотелось прочитать свеженький эпизод «Детей», а Принцессе найти «Силлогизмы горечи», так что мы, конечно, зашли в этот магазинчик.
Внутри пахло почему‐то не типографской краской, а лекарствами, как в аптеке. Пол, стены, сами стеллажи, заставленные книгами, всё сверкало больничной белизной. На кассе сидела загорелая девица в медицинском халате и, надувая большой розовый пузырь из жвачки, читала какой‐то роман в мягкой обложке. Пол-лица закрывали солнцезащитные очки, и выглядело это, надо признать, странновато. Но, может, у неё выдалась тяжёлая ночка с кучей бухла и амфетаминов, откуда мне было знать?
А где у вас Чоран? спросил я, чтобы увериться в том, что мы не перепутали двери, зашли куда надо.
В отделе противорвотных, отозвалась она, не поднимая головы. Третий стеллаж слева, пятая полка снизу, рядом с Сартром.
А комиксы?
Там же, где и вся гомеопатия. В конце зала.
Нормально нас обосрали, да? Я растерянно почесал затылок и обернулся к Принцессе. Она, держа кошку на руках, стояла возле витрины с сувенирами там были всякие магниты, закладки, рамки для фотографий, значки, и надо всем этим благолепием алел растянутый транспарант с надписью «Витаминные добавки».
С ума сойти, сказал я. И опёрся локтями о столик, за которым сидела кассирша. Подался вперёд, заговорщически понизив голос: А вы не охренели, а? Почему гомеопатия‐то?
Принцесса посмотрела на меня как на полоумного:
Потому что от комиксов никакого толку. Их покупают одни идиоты.
Тут я, конечно, вспылил:
Nique ta race![31] Чё ты понимаешь вообще?!
Вот знаете, ребятки, меня всегда бесил этот расхожий стереотип. Если человек читает комиксы значит, он débile profond[32], других вариантов быть не может. А я считаю, так говорят только те, кто ни хрена не смыслит в искусстве, ставит форму выше содержания. Ещё скажите, что работы какого‐нибудь Уилла Айснера или Алана Мура это дегенеративные картинки для умственно отсталых, ну-ну.
Короче, пререкаться я мог бы до вечера, вы меня знаете. Но плюнул и умотал в конец зала, оставив Принцессу наедине с её противорвотными философами. Ладно, нельзя же запрещать человеку иметь вкусы, отличающиеся от твоих, правда?
«Дети» стояли на самом видном месте на одной полке с муровской «Лигой выдающихся джентльменов», кстати. В предвкушении наслаждения я провёл ладонью по глянцевой обложке, бережно погладил корешок. И подумал, что многие книги действительно очень похожи на лекарства. Яркая сладкая оболочка, а внутри горький порошок. Он вроде помогает, облегчает боль, но у него куча побочных эффектов, начиная с тошноты, заканчивая спутанностью сознания.
Я плюхнулся в кресло, стоявшее в углу. О, знаете это чувство восторженного трепета, когда готовишься ко встрече с чем‐то прекрасным? Меня захватило именно оно. Я раскрыл журнал бережно, словно шкатулку с сокровищами. И не сразу понял, в чём дело.
Со страниц смотрела чернота. На них не было ни одной картинки или надписи лишь пустота. Восторг сменился разочарованием быстро, будто щёлкнул невидимый переключатель.
Ну что за срань?! От нахлынувшей обиды я едва не разрыдался. И подхватился, широким размашистым шагом направился обратно к Принцессе.
Она сидела на сияющем белизной полу и в недоумении листала красный томик, водя пальцем по строчкам, словно пыталась нащупать что‐то важное. Её так увлёк процесс, что она не обращала внимания на Нихиль, которая разгуливала вдоль стеллажей и настороженно принюхивалась к стоящим на полках книгам, шевеля усами.
Ничего не понимаю, в голосе Принцессы послышалось смятение. Тут везде одно и то же. Издеваются, что ли?
В любопытстве я заглянул ей через плечо. И правда, на всех страницах, как мантра, повторялась та самая мрачная цитата:
Если мы хотим реже испытывать разочарование и реже впадать в ярость, следует в любых обстоятельствах помнить, что мы явились в этот мир лишь для того, чтобы сделать друг друга несчастными.