Но сил идти уже нет. Из носа постоянно льется, смешиваясь на коже с дождем и слезами из почти ослепших от влаги глаз. Я держусь только благодаря спине Оливье впереди. Он играет роль спасительного маяка, не давая мне плюнуть на все и рухнуть в канаву с водой. Мышцы ломит от усталости и сырости, но я продолжаю отсчитывать шаги. Раз-два, раз-два, не спать, раз-два, раз-два, не падать, раз-два, раз-два, вставай, эросианская каракатица!
Мы слегка напоминаем аборигенов Гаапта: такая же черная кожа, воспаленные красные глаза светятся безумием, а скрюченные пальцы удивительно напоминают клешни. Но кому какое дело, как мы выглядим. Здесь ни одной живой души, даже хищники и прочие опасно-ядовитые звери убрались в свои норы, пережидать сезон дожей, которой длится ровно половину года. Угораздило же нас рухнуть именно в это время, да еще и вдали от всех населенных пунктов. Челнок неожиданно взбеленился, и нас выбросило в пустыне. Которая каждые шесть месяцев превращается в огромное болото.
Хорошо еще, что вместе со мной полетел Оливье. Спасибо капитану «Бисмарка». Собрание рудокопов в считанные часы превратилось в забастовку. Аборигены вдруг отказались работать в шахтах, ссылаясь на генезис, что привело хозяев рудников и надсмотрщиков в ярость. Но гааптян не испугали даже угрозы сжечь их гнезда дотла. Я, одна из лингвистов СПЕКТРа, случайно оказалась поблизости. И меня призвали к службе.
Плюх. Я опять упала. Да еще так позорно прямо на спину, и теперь барахталась в луже, как таракан, которому никак не перевернуться снова на лапки. Оливье ушел далеко, и не слышал звука моей вынужденной остановки. Видимо, и не заметит до самого города. А кричать не могу. Голосовые связки тоже отсырели и отказываются служить. И все это начинает слегка пугать
Огромным усилием воли Саманте все же удалось загнать воспоминание в отдаленный угол мозга, пока не вылезло самое страшное.
Самое время выпить, она скривилась в сторону своего отражения и отвернулась. Через секунду ее шкаф подвергся тяжелому испытанию всю одежду вытащили и свалили на постель огромным комком.
Это недопустимо! возмутился шкаф.
Заткнись, парировала Саманта. «Умную» мебель она терпеть не могла. Но дед старался шагать в ногу со временем и приобретал для дома все выходящие на рынок новинки. Герде, все еще живущей здесь, это обстоятельство причиняло немыслимые мучения. Каждый раз, когда с ней заговаривала кухонная плита или посудомойная машина, женщину начинало колотить. Теперь по дому она передвигается аккуратно, словно партизан в стане врага.
Матерь Божья! в спальню заглянула Герда.
Будешь долго жить, усмехнулась девушка. Только что тебя вспоминала.
Fräulein, что ты тут творишь?
Разбираю вещи.
Шкаф сейчас удар хватит.
Поделом ему. Скажи-ка, Герд, какого иглоплюва дед поменял тут все? Все эти электронные сволочи теперь пытаются учить меня жизни.
Честно говоря, он не ждал тебя.
В смысле? приподняла брови Сэм. Он же помогал Максу вытащить меня.
Он полагал, ты не захочешь возвращаться домой, считая себя виноватым перед тобой, Герда пожала плечами. За «Эриду», «Бисмарка» и Гаапт. Я приготовила суши.
Герда, я не выношу сырую рыбу.
Я слегка подкоптила спрута, не волнуйся. А жовонь* вообще печеный. Не отравишься.
Вот что эта несносная девчонка перечит старушке? Уважила бы напоследок. Когда ее теперь увижу?
Саманта ласково обняла женщину и помогла спуститься на кухню.
Как тебе жилось рядом с дедом? Я ведь ни разу не спросила тебя об этом.
Если бы не Макс, выдрала бы Готтфриду его куцую бородку.
Женщины сели за стол.
Ешь, Герда подвинула к девушке тарелки со снедью.
Расскажи мне все. Хочу знать, что помешало вам с дедом поубивать друг друга
Твой друг мне нравился больше тебя, слова прозвучали бы грубо, но няня улыбнулась.
В этом я даже не сомневалась. Жаль, что мы не росли вместе.
Даже такому человеку, как финансовый магнат Гроссман, могли отказать. И отказали. Максиму ни под каким предлогом не разрешалось переселяться на другую планету. Казалось бы, какая им разница? Дело в том, что в его лице они теряли дешевую рабочую силу, согласную на все ради даже призрачного шанса на приобретение защитного купола в отдаленном будущем. Как правило, до этого шанса никто не доживал.
Гроссман не собирался сдаваться. К делу подключились Соммерский Горнорудный Концерн, акционерное общество «БарРуд» и Институт горного дела. И вскоре миграционной службе пришлось одобрить их запрос на перевод Звонарева Максима в столицу Соммера, Фламме, с целью обучения шахтерским премудростям. Потому что мальчик выиграл в ежегодную лотерею и получил стипендию для бесплатного обучения на первом курсе.
Как земной парень оказался записан в этот конкурс, разбираться уже не стали. Записали, и ладно. Земля, с ее исчерпанными недрами, не могла позволить себе споры с тем, кто обеспечивает ее полезными ископаемыми. И когда Макс прибыл на место назначения, Гроссман объявил, что готов оплатить полное обучение мальчика, и помочь со стажировкой в самом Концерне. В консульстве Земли поняли, что Звонарева они больше не увидят.
Остаться наедине с нервным подростком мой дед не рискнул, поэтому упросил декана «Эриды» продлить мои каникулы. Тетка поскрипела зубами, ссылаясь на нарушение всех предписаний школы, но под давлением Гроссмана согласилась. Все соглашались. И я тоже.
На целых шестьдесят дней мы с Максом снова почувствовали себя детьми. Странности характера сближают, и к концу летних каникул каждый из нас обрел настоящего друга. Сначала парнишку смущал возраст новообретенной подружки, но я знала, как заставить относиться ко мне как к равной. И вскоре он перестал чувствовать разницу. Единственное, что его бесило мои выигрыши в шахматы. Но что поделать, если я знаю все его ходы наперед? Нечестно? Да. Но я ненавидела проигрывать.
А потом с Земли пришло сообщение умерла Светлана. К счастью, успев указать в завещании Гроссмана в качестве опекуна. Я помогла парню пережить утрату, и даже дед иногда сочувственно хлопал его по плечам.
Я ощущала его боль и страдание, как свои собственные. И понимала, чего именно хочется Максиму в тот или иной момент, стараясь идти навстречу. И деда заставляла прислушиваться к своим словам. Поэтому парень не замкнулся в себе.
Герда рыдала навзрыд, когда меня провожали на Ио. Максим выглядел подавленным, но скрывал как мог подступающие к глазам слезы. Сама героиня дня ничего не чувствовала. Я закрылась от чужих мыслей и образов, иначе их боль могла бы раздавить меня.
Всю дорогу до Ио дед молчал. И молчал его разум. Впрочем, он всегда старался в моем присутствии думать о пустяках. Кому понравится, когда в ваших мыслях ковыряются, пусть даже близкие люди? Но сейчас он умудрился выкинуть из головы вообще все. Я копалась там с изощренностью хирурга-психопата, но находила лишь неизменную пустоту. И лишь когда он провожал меня до шлюза, ведущего к школьному куполу, нависшему над нами своей мрачной громадой, заговорил с теплотой в голосе.
Не считай меня врагом, дорогая, дед опустился на колени. А я неожиданно для самой себя обняла его.
Брось, деда. Я все равно тебя люблю.
Я поступаю так для твоего же блага. Я хочу тебе добра. Знаю, сейчас ты не поймешь. Но пройдут годы, и ты увидишь я оказался прав.
Мы соприкоснулись нашими шлемами, и дед отправился обратно к челноку. И вот тогда я поймала его волну.
Только так могу спасти здесь сильнее справится
Все, спасибо за ужин, но мне пора собираться, Саманта отодвинула тарелки и встала.
Только не вляпайся в очередные неприятности