Мария Степановна покраснела и говорит:
А устрица, между прочим, не чавкает.
Сергей Васильевич говорит:
Вот видите, даже устрицы не чавкают, а вы чавкаете.
Галька Зеленова говорит:
Да, Мария Степановна, вы столько едите, что у вас вся кровь к желудку приливает, голове ничего не остается, поэтому вы ничего не соображаете.
Четверо проголосовали против, одна воздержалась.
Аркашка стал говорить:
Ребята, вы меня знаете, за отдел буду глотку драть. В обиду вас не дам.
Ты сначала мне десятку отдай, сказал Сергей Васильевич.
Да возьмите вы свою десятку, говорит Аркашка и сует Сергею Васильевичу в руку трешку.
Пока тот бумажку рассматривал, Галька Зеленова опять вскочила:
А что ты мне говорил?
А что? побледнел Аркашка.
Жить, говорит, без тебя не могу. Потом пожил и говорит: «Жить с тобой не могу». Так можешь или не можешь? Скажи при всех.
Аркашка говорит:
Да что же это такое? Я с женой еле-еле живу, а тут еще одна пристает.
Мария Степановна опомнилась и говорит:
Аркаша, как же вы можете быть начальником отдела, если вы постоянно портите в комнате воздух Своим гнусным одеколоном по шестьдесят копеек литр. Я вас все спросить хотела: вы им брызгаетесь или внутрь употребляете?
Судьба Аркашки была решена. Видно, он настолько сам себе стал противен, что все пятеро проголосовали против.
Вот это активность масс, сказал, потирая руки, секретарь парткома. Смелее, товарищи, жестче. Всю правду в глаза. Это по-нашему, по-советски.
Тут Гальки Зеленовой очередь подошла. Она говорит:
Товарищи, сегодня, когда весь наш советский народ в едином порыве сплотился для великих свершений, я, как и весь наш народ
Сергей Васильевич говорит:
Какой «наш народ», если у нее по первому мужу фамилия Цукерман?
Галька так и села с открытым ртом.
Мария Степановна говорит:
Да уж, Галочка, какой уж тут народ, если вы, извиняюсь, с Аркашкой жили. А чтобы с Аркашкой жить, это вообще надо веру в коммунизм потерять.
Аркашка вскочил:
Какое вы имеете право оскорблять светлое будущее всего человечества! Я здесь вообще ни при чем. Это она со мной жила, а я об этом понятия не имею. Я женатый человек.
Короче, против Гальки проголосовали.
Полякова очередь настала. Все приготовились. Поляков встает ни жив ни мертв.
Я, говорит, свою кандидатуру снимаю. Лучше жить рядовым, чем облитым грязью.
Все говорят:
Нет уж, извините, всем так всем.
Сергей Васильевич говорит:
Стукач вы, вот вы кто.
Поляков говорит:
Почему стукач?
А потому что, когда вы после обеда спите, все время головой об стол стучите.
Секретарь парткома говорит:
Ну что ж, я считаю, что выборы проходят в поистине демократической атмосфере. Активность масс достигла предела. И поскольку других кандидатур нет, я предлагаю на пост начальника отдела Ивана Сергеевича Загоруйко. А что, он человек надежный: с Галькой Зеленовой не жил, ест мало, головой не стучит. Думаю, с отделом справится. Одним словом, кто за то, чтобы начальником был он?
Все подняли руки. На том собрание и кончилось. Уходя, Селезнев сказал директору:
Вот так надо с народом работать.
А на другой день в газете появилась заметка, в которой сообщалось, что в институте в обстановке принципиального обсуждения и инициативы масс единогласно был выбран новый завотделом Иван Сергеевич Загоруйко.
Как я был предпринимателем
Сейчас все богатые предприниматели: татары, армяне, евреи все они называются «новые русские».
Я думаю: дай-ка я тоже стану этим «новым русским». Куплю чего-нибудь подешевле, продам подороже и разбогатею.
Один приятель мне говорит:
Не связывайся, от этого бизнеса одна головная боль!
«Ничего, думаю, главное начальный капитал добыть». Прихожу к другу, говорю:
Дай денег на начальный капитал!
Он говорит:
Не дам, не хочу друга терять.
Я говорю:
Как же ты меня потеряешь?
Он говорит:
А вот как деньги дам, так сразу и потеряю.
«Ладно, думаю, мы пойдем другим путем».
Собрал дома все шмотки: два костюма тренировочных, пальто ратиновое, пуховую перину и бюстгальтер жены девятого размера. Поехал на вещевой рынок, развесил все, стою, жду, когда разбогатею. Уже минут десять жду, а все никак.
Подошел мужик с бородой, говорит:
Ты за место платить собираешься?
Я говорю:
Как разбогатею, так сразу, а пока у меня всего три монетки на метро.
Весь день простоял ничего. К концу дня опять этот с бородой подходит, говорит:
Хочешь, я у тебя все это барахло за сто тысяч куплю?
Я думаю: ну не тащить же мне все это назад
Бери, говорю.
Положил сто тысяч в карман, только уйти хотел, как этот с бородой говорит:
Ну что, разбогател?
Я говорю:
Ну так, чуть-чуть.
Ну, говорит, плати за место.
Я говорю:
Сколько?
Двести тысяч.
Я говорю:
Знаешь, кто ты после этого? Козел бородатый!
И тут же рядом с ним амбал появляется и говорит:
А за козла ответишь!
Я сразу сто тысяч и отдал. Бородатый говорит:
Обыщи его, Коля!
Коля взял меня за ноги и поднял. Потом как тряхнет: из меня все три монетки и высыпались.
Я кричу:
Отпусти!
Бородатый говорит:
Ну раз просит
Коля и отпустил. Я с высоты прямо на голову и пришел. Приехал домой, думаю: верно говорят, от этого бизнеса одна головная боль.
Но я на достигнутом не остановился. Я решил в Турцию поехать, чтобы там стать «новым русским». Денег занял и заделался «челноком». В Турции мне понравилось. Номер у нас в Стамбуле был трехместный, то есть с двумя узбеками на одной кровати. Потом меня на турецком базаре чуть в гарем не продали. Но это не важно, главное, что я там обувь нашел прямо на фабрике-изготовителе и по дешевке. Классная обувь! Хозяин клялся, что еще ни один клиент не жаловался. Купил целых 800 пар. Привез в Москву. Притащил в магазин, говорю директору:
Вот обувь суперлюкс, ни один клиент еще на качество не жаловался.
Директор посмотрел обувь и говорит:
А как же они пожалуются, если это туфли для покойников? Вот, гляди, подошва картонная.
Я сначала дар речи потерял, а потом в себя пришел, говорю:
Что ж, по-вашему, покойники обычно мало ходят, они в основном, как правило, лежат.
Я говорю:
Правильно, но они обычно лежат в обуви, и в хорошей обуви им лежать будет приятнее.
Он говорит:
Где же я тебе столько покойников возьму, здесь же у тебя обуви на два кладбища вперед.
«Что ж, думаю, делать?» Думал, думал и придумал. Продам-ка я их у метро, пока-то народ до дома дойдет, пока разберется, а я уже у другого метро. Сел у метро, продаю по дешевке. Идут нарасхват. Но я же не думал, что они так быстро Минут через пятнадцать смотрю, они меня уже окружают с туфлями на руках.
Ты, говорят, гад, почему нам туфли для покойников всучил?
Я говорю:
Мужики, вы чего, все равно рано или поздно все там будем.
Они говорят:
Но ты значительно раньше.
И давай меня этими туфлями лупить. Деньги отобрали, туфли не вернули. Пошел я в бюро ритуальных услуг, сдал им остатки по дешевке.
Они говорят:
Вот если бы ты нам гробы из Америки поставлял, ты бы сразу миллионером сделался. Такие гробы есть американские с ручками, с бахромой, с кондиционером.
Я думаю: чего мне в Америку ездить, лучше здесь налажу выпуск наших отечественных американских гробов. И тогда уж точно этим «новым» стану, а заодно и «русским». Заложил в банке свою квартиру, продал все, что в доме оставалось, снял сарай, нашел двоих столяров, говорю:
Мужики, обогатиться хотите?
Они говорят:
А бутылку поставишь?
Я им две поставил. Они говорят:
Считай, обогатились.
Короче, начали работать. Они гробы строгают, я бегаю материалы достаю. Они такой первый гроб сделали, сам бы лежал, да некогда. Ну просто настоящая палехская шкатулка. Потом этот гроб первое место получил в Монреале на выставке несгораемых шкафов.
Стали мы гробы в бюро поставлять за большие деньги. Нарасхват пошли. Многие богатые люди их при жизни покупали. Одни в них деньги хранили, другие спали прямо в офисах. Но недолго музыка играла. Где-то месяца через два приходят два амбала. Говорят: