Мы шли по солнечной улице нашего зелёного района. Неподалёку плескались купальщики, а на лавке трещали алкаши, от которых несло за километр.
Например?
Ну не знаю ну вот на этих вот посмотри, Танька понизила голос и кивнула в сторону лавки. Хотела бы попробовать почемулозгать у такого?
Чего?! я аж заорала.
А Танька как давай ржать. Она вечно какую-то чушь порола. И ведь сразу и не поймёшь, серьёзно она или прикалывается.
Ну а так, отсмеявшись, она продолжила, они ж, небось, не вчера бухать начали.
Ну явно, я покосилась на их опухшие, с позволения сказать, лица.
Ну так вот начали ещё тут она замерла и повернула на меня расширенные глаза. Ты прикинь, они же как мы были
Да харэ уже гнать! Может, они из деревни какой-нибудь приехали на стройке пахать. Я не думаю, что, знаешь ли, они были когда-то нормальными.
Ну не знаю, не знаю
Меня бесила Танькина манера время от времени начинать нести такую пургу. Прикидываться каким-нибудь философом, делать вид, что умеет думать. Все знали, что умом она не блистала. Вечно с четвёрок на тройки перебивалась. И это в году! Про семестровые вообще молчу.
Мне мама даже как-то втирала, что нечего мне с ней дружить. Но я тогда, конечно, её послала. Нет, ну какая разница, как она учится? Так-то мне, конечно, плевать, просто иногда, как ни странно, и по рассуждениям это было заметно.
Хотя нет, это глупо. Братец мой хоть и был отличником, умным по жизни его язык не поворачивался назвать. Например, он всегда поднимал с пола упавшую еду, два раза быстро прикасался ей к губам и после этого ел. Типа это спасало его от микробов? Кто-то говорил, что у него какое-то там расстройство, а по мне, он просто дурак. Хоть и ботаник.
Постепенно наш разговор перешёл на школу, на одноклассников и наконец на Светку.
Ты видела, как она вешалась на того пацана на моём ДР? я старалась звучать как можно более беспристрастной.
Какого? А! Ваньку-то, что ли? Ну да, она это любит. Я фиг знает, чего она припёрлась. Да и, честно говоря, он. Я никого из них не звала. Ты же тоже?
Я помотала головой.
Так ты его не звала? я отвернулась, будто рассматривала чудеснейший куст, чтобы Танька не видела мои горевшие щёки.
Не. Я его не знаю. Я только Егора звала и сказал привести пару нормальных друзей, а он кого-попало притащил.
Я промолчала.
В очередной раз Танька продемонстрировала отсутствие вкуса. Судя по всему, ей нравился этот стрёмный Егор, а Ваню она считала уродом.
Мы ещё поболтали, пошастали по району. Я видела, как у Таньки загорались глаза у каждого общепита, но есть я её не звала. После прошлого раза мне вообще расхотелось за неё платить. Хотя это было печально. Мне нравилось делать приятное. Но всё-таки хотелось хоть чуточку благодарности и, как любит говорить наша классная Оксана Евгеньевна, соблюдения субординации.
Помню, как-то к нам в школу пришёл бородатый психолог. Он вёл какие-то курсы, которые обозначались как психологические, но мне показались просто кружком для обсуждений всякой ерунды. Так вот, пару раз мы с Танькой на них сходили, и этот бородач однажды дал всем тест. Ну какой-то там психологический, на определение личности, характера и этого всего. Потом, когда он посчитал баллы за ответы, вызывал всех по одному, чтобы обсудить результаты. Нас с Танькой позвал вдвоём и сказал, что типа на первый взгляд у нас вроде бы всё одинаково, но есть одно различие: я лидер, а она ведомый.
И её понесло. Стала в каждой бочке затычкой. Стала пытаться, как говорится, проявляться во всём. Везде вставлять своё важное мнение и не соглашаться в любой ерунде.
И вот я долго думала, каким надо было быть идиотом, чтобы так поступить. Это я не про Таньку с ней-то всё ясно. Я про этого недопсихолога. Ведь очевидно, что подросток, которому сказали, что он ведомый, начнёт выворачиваться наизнанку, чтобы таким не быть. Хотя и считаю, что это нормально. Нормально, что в отношениях, включая дружбу, кто-то альфа, а кто-то, ну да блин, омежка. Нет, не так. Кто-то реально лидер и заводила, а кто-то хм короче, я понимаю, почему Танька обиделась, хоть и на правду. Кому понравится такое слышать? Но это, можно сказать, внесло раскол в наши отношения, и ссориться мы с ней стали куда больше, чем раньше. Нам тогда было по двенадцать, уже не год дружили. А тут такое.
Короче, этот бородатый урод фактически испортил мне жизнь.
Я бы предпочла, чтобы всё оставалось, как раньше. Потому что лидерство-то Танька не забрала, а вот бесить своими попытками стала.
И она не понимала одну вещь речь шла не только о наших с ней отношениях. А в целом о ней. О том, что она ведомая. Вот и весь сказ.
Всё забываю спросить! Танька шлёпнула себя по лбу. Я тебе мой портсигар не давала?
В очередной раз я незаметно закатила глаза на слове «портсигар». Она вечно с ним носилась, как с описанной торбой. Или как там?
Нет.
А то после тусы не могу его найти. Вадика просила на даче поискать. Сказал, что не нашёл.
Жалко потеряла, получается?
Я старалась проявлять участие, хотя, уж простите, но это кринж. Портсигар! Она нашла его на барахолке и купила за какие-то нереальные для неё деньги. Лучше бы в кафе за себя платила. И с тех пор вечно раскладывала по сигаретке под эти резиночки. Он ещё вонял мёртвым старпёром, а она думала, что это шик.
Я, признаться, даже порадовалась, что больше не увижу этой безвкусицы.
Портсигар, блин Портсигар!
Дома отец опять был, скажем так, не в себе. С порога я услышала, как он своим вязким от опьянения голосом втирал матери какую-то дичь.
Раньше мне было её даже жалко, и я пыталась заступаться. Мама же. А потом
В общем, это тоже случилось, когда мне было двенадцать считай, проклятый выдался год отец в очередной раз вернулся пьяным. Я бы даже сказала, что в невменозе. У него были пять степеней опьянения. Первая это когда он чуть был поддатым и считал, что никто этого не замечает. Становился более оживлённым и разговорчивым. Начинал выдавать слова-маркеры, которые трезвым не употреблял: сечёшь, опа-па и разумеется. Он вставлял их почти что рандомно, и они откровенно резали слух.
Вторая степень: разговоры за жизнь. Ему обязательно нужно было поговорить. Он становился эдаким проповедником и любил собирать вокруг себя зрителей. Когда Пашка, брат мой, ещё жил с нами, он тоже в этом участвовал и слушал отца, постукивая ногой. Сначала меня именно это даже больше раздражало. Каждую минуту три стука правой ногой. Аж переломать ему её под корень хотелось.
Третья степень: жалобы и нытьё. Отец подходил к каждому и придирался. Говорил, кто и что неправильно делает. Плакался на свою жизнь. Если в первых двух он ещё пребывал в поднятом расположении духа, то тут он, если и улыбался, то только с издёвкой. Как-то он мне сказал, что, если я не буду учиться так же хорошо, как мой брат, меня будут использовать как насадку на хрен. Мне было десять.
Четвёртая стадия: агрессивная. Тут он тоже мог придираться, но зло. Не как гнида, как в предыдущей, а с распусканием рук и матом. Голос у него превращался в рык. Казалось, он даже не говорил. Трезвым он запрещал мне смотреть ужастики, хотя, вот честно, я не видела ни одного, который был бы страшнее его в этой стадии.
Ну и пятая: полный отруб. Не знаю уж как, но сил добраться до дома у него хватала, а потом всё. Стоило ему переступить порог, как он падал на пол и не двигался. Временами мог издавать какие-то звуки, но на живого человека он был не очень похож. Когда я его увидела так первый раз, мне было лет семь. И я думала, что он умер. Я зарыдала, а он вдруг что-то пробулькал, и я испугалась ещё больше, потому что решила, что он стал зомби.
С тех пор в «Ферму зомби» я больше не играла.
А мать меня тогда ещё наругала, что я пошла в коридор. Типа, чего это я там забыла.
Так вот, в тот самый момент, после которого я мать защищать перестала, отец вернулся в четвёртой стадии и выносил всем мозги. В какой-то момент он решил сделать это не в переносном смысле. Я сидела в зале и смотрела в выключенный экран. В своей комнате я в такие моменты не скрывалась. Во-первых, потому что он всё равно заходил щеколды-то у меня не было. Он начинал всех искать, если кого-то не видел. Так что проще было сидеть на виду, чтобы не провоцировать. А во-вторых, я чувствовала ответственность за маму и вечно прислушивалась, что там происходило у них.