Я села, прислонившись к влажной стене, и жаркий пар успокоил мое нутро. То погружаясь в дремоту, то выныривая из нее, я купалась в печальных воспоминаниях.
Отец погиб. Бетиль умер. Мама на грани смерти. С горя мне хотелось украсть самую быструю кашанскую лошадь из скакунов шаха и умчаться в Пустошь, только чтобы подержать маму за руку. Но на самом деле я больше не была ее дочерью. Теперь моей матерью стал этот дворец. Я нуждалась лишь в объятиях его стен.
В тот день, когда нас атаковали йотриды, их каган принудил моего отца к унизительным уступкам, и я вошла в состав дани. Помню жуткое мгновение, когда воины вырвали меня из материнских рук. Йотриды смертельные враги нашего племени. Они молились тем же святым, что и аланийцы, а мы почитали только Потомков. Лат слышит наши молитвы, потому что Потомки живут под сенью ее трона, а ложные святые поджариваются в адском пламени. Так меня учили, хотя больше я в это не верю.
Каган йотридов, который даже некоторое время жил среди нас и был чуть старше моего брата, подарил меня аланийцам. Хотя меня увезли далеко от дома, в конечном счете все обернулось к лучшему. И вот теперь я сидела в купальне, достойной правительницы всего мира, и мой живот был наполнен. И все же сердце до сих пор щемило по тому, чего меня лишили.
Пар сдавил мне грудь, и я окунулась в теплый водоем в центре купальни. Я всегда избегала ледяной воды. Когда холод сковывал мне вены, я всегда вспоминала те морозные и голодные дни в землях силгизов. Пока я дрожала при мыслях о том времени, наложницы выходили и входили в купальню. Те, кто не испытывал ко мне ненависти, вежливо улыбались и приветствовали. А другие тщательно избегали моего взгляда. Подумать только, после всего, через что я прошла, я оказалась здесь.
Вошла Зедра. Она сняла с волос полотенце и присоединилась ко мне в воде, черные кудри упали ей на грудь. Я привстала и с улыбкой пробормотала приветствие, надеясь, что не обижу ее своей рассеянностью, хотя она всегда была добра ко мне. Как и ко всем.
Я так тебе завидую, сказала она, хихикнув. Раскрасневшиеся щеки явно намекали на то, что она выпила. Теперь ты посол. Нет, Великий визирь!
Ничего подобного. Просто стоящий во главе орды человек случайно оказался моим кровным братом.
В тебе течет кровь завоевателей, сказала она. Еще одна причина для зависти.
У тебя нет ни единой причины мне завидовать.
Да ты еще и скромница, опять причина для зависти.
Прекрати.
Я плеснула водой ей в лицо. Она приняла это с улыбкой, даже не вздрогнув. Когда она только приехала во дворец, всего год назад, то не купалась. Она отказалась залезать в купальню, несмотря на мольбы евнухов, а вместо этого сидела на полу и поливала голову из ведра. Как объяснила Зедра, именно так моются в Вограсе, откуда она родом, однако наложницы из Вограса так не делали. Иногда я замечала, как она будто в трансе смотрит на воду в купальне. Странная девушка, это еще мягко сказано.
Хотя по закону я была свободна, а Зедра рабыня, ее статус был выше моего. В конце концов, она возлюбленная наследного принца, которого народ уважал не меньше, чем его отца, шаха Тамаза. К тому же из всех наложниц одна только Зедра подарила ему сына.
Евнухи в бордовых халатах поменяли благовония в расставленных по углам курильницах. От них растекался пряный аромат с нотками алоэ и мускуса.
Каково это увидеть брата после стольких лет разлуки?
Да, каково это? Меня словно ударили молотом, затоптала орда или обнял медведь, но я пыталась найти более подобающие слова.
Он выглядел как мой брат и в то же время не так. Как мальчик, которого я хорошо знала, и одновременно с этим абсолютный незнакомец.
Зедра кивнула:
Время и расстояние превращают людей в незнакомцев, но кровные узы останутся навеки. Уверена, он чувствует то же самое по отношению к тебе. Для девятнадцатилетней девушки она была мудра не по годам. Ее лицо напряглось. Так скажи. Что теперь будет? Следует ли нам волноваться?
Я не заметила бомбард в лагере Джихана, а значит, им будет непросто проломить стены. Если до этого дойдет, можно вернуть отправленных на запад гулямов, и те разберутся с захватчиками. Но, как бы я ни пыталась приободриться, по коже все равно бежали мурашки страха, мне не хотелось вставать между двумя людьми, которых я любила.
Я думаю, мы порешим дело миром.
Зедра прикусила губу:
Не можешь приоткрыть завесу, да? О чем же мне сплетничать за ужином?
Я хихикнула:
Не стоит об этом сплетничать, хорошо?
В Песчаном дворце тайны всегда просачивались наружу, но я доверяла Зедре, а мне нужно было выплеснуть свои тревоги.
Она не проболтается.
Кто-то обезглавил трех силгизских купцов, подставив шаха Тамаза. Нужно доказать, что он ни при чем.
Она охнула, закрыв рот ладонью, с ее рубиновых колец закапала вода.
Кто же мог Кто осмелился это сделать?
Я сказала первое, что пришло в голову:
Йотриды. В смысле, я не знаю, но у них есть все причины столкнуть нас лбами с силгизами. Их каган Пашанг суров, как стоптанный башмак.
Зедра хихикнула и плеснула в меня водой.
О Лат, что это еще за сравнение?
От смущения я застыла.
Так сказала бы моя матушка. Силгизские поговорки ужасно глупые.
Я всегда старалась не подчеркивать, откуда родом. В Аланье не любили мое племя мы ведь поклонялись Лат другим путем, наш язык грубее, образ жизни и традиции дикарские.
Когда теплая вода меня утомила, мне снова захотелось попариться. Я вылезла и закуталась в полотенце с узором из звезд.
Давай попозже сходим в город, предложила Зедра. Только вдвоем. Здесь что-то стало скучно. Ну, не считая осады и всего такого.
Она засмеялась.
Я в любом случае собиралась в город, у меня были кое-какие планы, поэтому кивнула и пошла в парную с углями.
* * *
Странные вещи творит осада с процветающим городом. Продуктовые базары бурлили от яростных перепалок и отчаяния. Продавцы подняли цены меры предосторожности на случай, если долгая осада приведет к перебоям в снабжении. Горожане стремились запастись всем, чем только можно: сухофруктами, чанами с колодезной водой, веточками для чистки зубов, щелоком. Что касается нас с Зедрой, мы ехали вместе в повозке, окруженной конными гулямами, и наблюдали за толпой из окон. Когда мы приблизились к площади Смеха, паническая атмосфера продуктового базара уступила место праздности богачей, стремящихся хорошо провести время.
Выйдя из экипажа, Зедра подняла руки и закружилась, как вограсская танцовщица, беззаботно и плавно. Вограс, откуда она родом, это гористая часть Пустоши, и она сильно отличается от привычного мира силгизов, йотридов и других равнинных племен, поэтому я не слишком много знала об их обычаях. Странно, что до сегодняшнего дня все это казалось таким неважным. Хотя я многое выяснила о мире с тех пор, как приехала в этот город, обучавшие меня Философы уделяли мало внимания Пустоши, ее племенам и географии.
Сегодня площадь Смеха оправдывала свое название. Перед поэтами, каждый из которых стоял на задрапированном гобеленом помосте, выстроились люди. Шкатулки у ног поэтов ломились от всевозможных монет: в основном аланийских, но я заметила монеты с парящим соколом Кашана, яростным павлином Сирма и даже несколько монет с угловатыми буквами западных земель.
Разумеется, мы с Зедрой сразу прошли вперед, не обращая внимания на сердитые взгляды и топот ног, пока пробирались сквозь толпу. Любимый поэт Зедра, закутанный в зеленый шелк так, что напоминал покрытую травой свинью, засиял от восторга.
Луна взошла, сказал он и повернулся ко мне, а вместе с ней и солнце.
Ох! Зедра захлопала и бросила серебряную монету в стоящую у его помоста шкатулку. Монета упала с приятным звоном. Надеюсь, это была лишь проба.