Но потом он нащупал в кармане металлические контуры и медленно расплылся в улыбке.
Лампа.
Вот в чем дело.
Он еще даже не загадал первое желание, но судьба уже начала меняться.
Глава 4
Незадолго до полудня два Директора школы вышли из своего кабинета и направились в театр, чтобы поприветствовать новых учеников.
Если Аладдин был в твоем списке Зла, как он оказался в моей школе? спросил Райен, широкоплечий и загорелый, с растрепанными кудрями.
Рафал его волосы-колючки были такими же бледными, как и его кожа, посмотрел на него.
Спроси стимфов.
Это твои птицы, и ими управляешь ты, напомнил ему брат.
До сегодняшнего дня так и было, проворчал Рафал. Они настаивают, что отправили Аладдина именно туда, куда полагалось.
Этот вор и мошенник всегдашник? удивился Райен.
Рафал кивнул.
Я попытался еще раз записать его к себе, но Сториан стер его имя из списка Зла и вернул его тебе.
Директор Школы Добра уставился на брата-близнеца.
Значит, это все Сториан придумал.
Похоже, перо в первый раз отменило наше решение, задумчиво сказал Рафал.
Оно считает, что мы ошиблись? ответил Райен. Мы не ошибаемся, оценивая души.
То немногое, в чем мы друг с другом согласны.
Он ухмыльнулся брату, но Райен остался задумчив.
Они шли по школе, скромному за́мку размером примерно с особняк или загородную виллу. Братьям нравилась атмосфера маленькой школы в ней произрастало чувство общности, а не грандиозные эгоистичные амбиции.
Ученики Школы Добра жили в восточном крыле, а Школы Зла в западном. Всегдашники и никогдашники ходили на большинство занятий вместе, в гостиных тоже можно было находиться и тем, и другим. Поначалу думали, что нужно обозначить границу между Добром и Злом резче но, поскольку Райен и Рафал защищали школу вместе, несмотря на противоположность своих душ, они хотели здорового соперничества между учениками. И при этом равновесие в Лесу все равно поддерживалось. Именно поэтому Сториан назначил Директорами близнецов: их братская любовь была сильнее, чем верность той или иной стороне. Пока их любовь оставалась сильной, а Добро и Зло были в равновесии, это равновесие отражалось в сказках Сториана. Иногда в конце побеждало Добро. Иногда Зло. И эти победы и поражения заставляли обе стороны стремиться к совершенству. Перо двигало мир вперед по одной сказке за раз.
А какое место во всем этом занимала Школа? В сказках Сториана говорилось о выпускниках знаменитой академии, и именно поэтому юные всегдашники и никогдашники так старательно учились. Они надеялись, что когда-нибудь, уже после окончания Школы, перо расскажет именно их историю и сделает их легендой. Вдоль стен в кабинете Директоров стояли целые шкафы с этими историями «Принц-лягушонок», «Мальчик-с-пальчик», «Умная Мария», «Златовласка», все когда-либо написанные сказки были посвящены бывшим ученикам.
Когда Директора подошли к обеденному залу, Рафал заметил, что брат по-прежнему молчит.
Неужели этот мальчишка-вор стоит таких раздумий?
Райен посмотрел на него.
Перо не зря перевело его в другую Школу. Что, если Аладдин действительно злой но перо считает, что я могу сделать его добрым? Что, если он мое испытание?
Превратить никогдашника во всегдашника? нахмурился Рафал. Это невозможно.
Но мы же оба согласны, что этот мальчишка не добрый, а мы никогда не ошибаемся, оценивая души, ответил Райен. Но если я смогу сделать его добрым если смогу превратить во всегдашника
Что тогда тебе помешает сделать то же самое со всеми злыми душами? саркастически спросил Рафал, ожидая, что Райен засмеется.
Но брат не засмеялся. Он лишь улыбнулся словно действительно именно об этом и думал.
Рафал похолодел.
Но как же равновесие?
Это же испытание Сториана, верно? Вот его и спрашивай, отшутился Райен, затем заметил, как помрачнел брат. Я всего лишь шучу, Рафал. Душу нельзя изменить. Либо мы ошиблись, и он действительно добрый
Мы никогда не ошибаемся, вставил Рафал.
либо ошибается перо, и мои попытки превратить его во всегдашника провалятся, сказал Райен.
Причем провалятся катастрофически, добавил Рафал и посмотрел на брата. Но ты все равно попытаешься?
А ты бы не попытался, если бы считал, что Сториан на твоей стороне? поддразнил его Райен и слегка толкнул локтем в бок.
Может быть, ответил Рафал и отстранился, словно принимая безмолвный вызов.
Оба брата заявят права на одного ученика.
Ученика, которого еще даже не видели.
Они дошли до театра. Райен посмотрел на своего близнеца теперь уже он пребывал в задумчивости.
Знаешь, Рафал, с тех пор как мы были подростками, ты стал куда угрюмее.
Мы уже сто лет как подростки, ответил Рафал.
Именно, сказал Райен. Затем он уперся ладонями в деревянные двери и распахнул их.
Глава 5
Как и большинство детишек из Бескрайних лесов, Аладдин считал, что в Школе Добра его ждут драки на мечах, красивые девочки и ночные проделки в общежитиях.
Чего он не ожидал, так это обилия правил.
Правило номер десять, сказала профессор Мэйберри, декан Школы Добра, элегантная темнокожая женщина, стоявшая настолько прямо и произносившая согласные звуки настолько резко, что у Аладдина аж ягодицы сжимались. Ученики Школ Добра и Зла приглашаются на Снежный бал зимние танцы в сочельник. Все всегдашники обязаны туда пойти
А всем никогдашникам рекомендуется не идти, проворчал худой как скелет мужчина, стоявший рядом с ней. Его кожа была странного серого оттенка, волосы скорее седые, чем темные, брови густые и очень черные. Профессор Хамбург, декан Школы Зла. После первого курса вас разделят на три группы в зависимости от учебных успехов. Первая группа Лидеры, вторая Последователи, третья могрифы.
Аладдин зевнул и дернул галстук-бабочку. Ему было жутко скучно, а еще он злился, что его запихнули в совершенно абсурдную одежду с оборками и фалдами, словно он цирковая обезьянка какая-то. (И вообще, что это за слово такое могриф?) Он оглядел театр такой же вычурный, как и школьная форма, с резными деревянными скамейками и окнами-розетками и задумался, как вообще ребята из Школы Зла выносят весь этот пафос. И в самом деле, примерно пятьдесят никогдашников сидели по другую сторону прохода, так же разодетые в пух и прах, как и ученики Школы Добра; двадцать пять мальчиков-всегдашников с его стороны очень внимательно слушали деканов, как и двадцать пять девочек-всегдашниц, сидевших позади него. Одна из них привлекла его внимание маленькая девочка, едва достававшая до пола ногами. На веках у нее были ярко-розовые тени, в черных волосах фиолетовые ленты, щеки румяные. Аладдин попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела на профессора Мэйберри.
Правило номер одиннадцать. Вход в кабинет Директоров строго воспрещен, объявила декан Школы Добра, равно как и в кабинеты всех учителей
«Если бы я хотел жить по правилам, то остался бы в Шазабе», проворчал про себя Аладдин. Он бы уже загадал три желания, заполучил царевну и дворец, и все знали бы его имя. Он похлопал по лампе, лежавшей в кармане сюртука. Ему и секунды не довелось провести в одиночестве с тех пор, как он выиграл ее у Салима. Какой смысл держать при себе лампу, если не будет ни единой возможности ее использовать?
Аладдин посмотрел на никогдашников на первый взгляд они были одеты так же, как всегдашники, но потом он пригляделся и увидел, что те уже начали тайком вносить в форму изменения: резали рукава, прорывали дырки в рубашках, хвастались шрамами, татуировками и оружием, которое удалось тайком пронести.
«Нарушители правил», подумал Аладдин.
Вот эти люди ему по нраву.
Он снова повернулся к девочке с фиолетовыми лентами.