Константин Юрьевич Волошин
Звезда Давида
© Константин Волошин, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Глава 1
Огромная флотилия ушкуев[1] выплыла из-за излучины Вятки. Впереди открылась панорама города Хлынова[2], стоящего на невысоком холме в окружении бревенчатого тына, изрядно уже подгнившего.
На переднем ушкуе стояли два воина в холщовых рубахах. Ветер холодил их тела, а глаза жадно всматривались вдаль. Люди уже бежали к причалам, махали руками, орали и вскоре заполонили весь берег реки.
Встречают, кивнул статный крепкий мужик, кивая на город. Заждались!
А как же, Прокопий, ответил спокойно сосед. Долгонько мы в походе были.
Определим неделю гульбищ, а там посмотрим.
Что-то задумал? вопросительно глянул товарищ на Прокопия. В глазах вспыхнули искорки лукавства. Поведал бы, а?
Не время, Онуфрий, отмахнулся Прокопий. Голова всё ещё гудит, будь она неладна! Вот поправлюсь, тогда и поговорим. И тронул замызганную повязку на голове. Пусть народ утихнет после воплей и плача.
И то верно, атаман, согласился Онуфрий, что выполнял должность помощника атамана. Вон Ефим не дотянул до дома. Вчерась отдал Богу душу. Жаль! Отменный воин был. Когда ещё такого дождёмся. Онуфрий тяжко вздохнул, перекрестился и глянул на небо. Потом перевёл глаза на гребцов. Те поспешали и гребли во всю силу, спеша встретиться с родными.
Передовой ушкуй разворачивался, приноравливаясь пристать к причалу. На дощатом помосте уже встречали родные и вопили, размахивая радостно руками. Подводы грохотали по помосту, пылили по дороге, торопясь принять награбленное.
Вон и колокола затрезвонили, усмехнулся Прокопий. Попы уже прикинули, что им перепадёт Прокопий скривил губы и огладил рыжеватую бороду.
Да Бог с ними, примирительно отозвался Онуфрий. Так повелось исстари.
Дармоеды! пробурчал Прокопий себе в бороду, а Онуфрий не стал спорить.
Гвалт, вопли и причитания слились в сплошной рёв толпы. Он заглушал перезвон колоколов двух церквей, а от них уже степенно спускались темной массой попы, дьяконы и прочие мелкие служки. В руках несли хоругви и икону Божьей Матери, надеясь этим сдобрить утрату многим вдовам.
Прокопий сделал ряд поручений Онуфрию, сам вышел на берег, обнял жену и трёх детей, старшему из которых, Глебу, шёл уже пятнадцатый год. Распорядился, обращаясь к сыну:
На энтом ушкуе треть всего наша. Смотри, не проворонь чего. К вечеру успей всё перевезти на двор. Где Втор? Он должен помочь тебе.
Едет следом, отец, блеснул юноша глазами. Да вон он подъезжает! Повернулся назад и замахал рукой, торопя ключника.
Фёкла, что там дома? обернулся Прокопий к жене.
Да все хорошо, наш благодетель! А у тебя что энто с головой? Небось, рана? Надо сменить твою повязку, да побыстрее, как бы худа не было.
Замолкни! Не на людях же. Пошли домой. Васька, бери узел, тащи следом.
Мальчишка лет двенадцати недовольно шмыгнул носом, схватил тяжёлый узел и заспешил за родителями. Аннушка шла рядом, стараясь помочь брату.
Отстань! огрызнулся оскорблённый Васька и, тяжело дыша, продолжал идти.
А тятька нам привёз подарки? не унималась девочка. Ей было лет десять, но в её голове уже вертелись мысли о женихе и красивых подарках, чтобы покрасоваться перед подружками и стрельнуть глазами поверх них на смазливого Прошку.
У меня всё есть, а тебе всего мало, егоза! Вот отдадут тебя замуж, тогда будут у тебя всякие побрякушки и прикрасы.
Разве тебе не хотелось бы получить подарок?
Разве что кинжал с красивой ручкой, все же отозвался Васька и замолчал.
Дома Фёкла суетилась, угождая супругу.
Прокопушка, тебе сразу обед или прежде баньку посетишь?
Банька подождёт, а с обедом поторопись. Нарочно ждал, когда пристанем.
Вся семья в молчании, совершив короткую молитву, чинно уплетала праздничный обед. Никто не смел спросить подробности похода, и лишь выхлебав миску киселя, Прокопий тронул повязку на голове и изрёк:
Поход оказался вполне удачным. Правда, наших мужичков посекли изрядно. Да мы всё одно захватили и Ярославль, и Кострому. Костромской воевода Плещей оказался зело трусливым. Нам удалось прогнать его и нагрузить наши ушкуи так, что боялись зачерпнуть воду. Обошлось. Глеб привезёт воз, тогда сами посмотрите.
Прокопушка, дай я повязку тебе сменю на чистую, взмолилась жена, просительно глядя мужу в глаза. Я осторожно, больно не будет.
Идем в баню, там и сделаешь! недовольно буркнул супруг и тяжело поднялся, словно старик.
В баньке Прокопий грубо овладел женой, и та с благодарностью целовала ему руки, обхлёстывала пахучим веником и старательно мыла тело. Она была уже лет под сорок, телом дородная, но лицо оставалось моложавым. Коса светлая, тяжёлая, но без седины. Лишь брови резко выделялись темными дугами над голубыми глазами.
К обеду следующего дня обширную избу Прокопия посетил Онуфрий. От него уже не несло грязным потным телом и заскорузлой одеждой, был расчёсан и свеж лицом.
Здоров будь, Прокопий, атаман-посадник! поклонился Онуфрий хозяину и его жене. Детишки юркнули за дверь, боясь рассердить отца.
И тебе не хворать, Онуфрий. Не ждал так рано. Что, уже отдохнул?
Долго ли нам с энтим, Прокопий? Глаза помощника выражали острое желание поговорить, узнать мыслишки атамана. Скучно дома-то. Ничего интересного не случилось за те месяцы, что мы шастали по городкам. Пообедал уже?
Уже, коротко бросил Прокопий и кивнул на лавку, предлагая сесть. Чего тебе неймётся? Мог бы и обождать денёк. Ладно, что уж, дела так дела
О них и хотел поговорить, тихо отозвался Онуфрий. Полтыщи вдов у нас.
А чего ты хотел? вдруг озлился Прокопий. Война! Как без убитых? Спаси, Господи! Атаман истово перекрестился. А что у тебя про энто?
Надо б им помощь оказать, Прокопий. За общее дело пострадали.
Так и будет. Но больше месяца траур нечего держать. У нас баб мало, а мужики тоскуют без них. Так и скажи всем. Пусть оплакивают, но через месяц всем ожениться. И детишкам вольготнее быть при отце, хоть и приёмном.
Не маловато месяца-то будет? усомнился Онуфрий.
Хватит! Нечего зря слезы лить, когда детей у нас мало, а рожать баб нет! И хватит об этом! Есть дела поважнее траурных воплей.
Ты о пленных переселенцах? И о них стоит с тобой решить. Куда их?
Пусть сами решат, кто с кем согласен жить. Их у нас больше двух сотен. Выделить землю к северу от города, но поблизости. Пусть обустраиваются, пока тепло. Выдели им муки, семян на огородину и поля. Рожь прежде всего. И пусть не проедают всё. Инструмент, кому мало будет. И пусть строятся. Деревни три, а там видно будет. По семьям решать треба.
Хорошо бы по коню каждой семье, а? Как без тягла-то им?
Обязательно. Табуны пригнали уже?
На подходе, Прокопий. Завтра ожидаем. А с телегами что?
У них что, рук нет? Пусть сами ладят себе, как могут. Кузнецы пусть работают для них бесплатно до весны. Без железа им не обойтись. И налог до осени с них не брать. Обойдёмся. Немного можем закупить по сёлам у мордвы и татар.
Как снег ляжет, так и отправим обозы, согласился Онуфрий.
Фёкла поставила на стол жбан медовухи, закуски, хлеб и пироги. В молчании, перекрестив снедь, уплетали чёрную икру, варёную осетрину, грибы и кашу из пшена, сдобренную мясом вчера зарезанного кабана.
Отвалившись к стене, Прокопий заметил, оглянувшись:
Ты, Онуфрий, вникай во все дела тутошние. Стёпка уже стар для такого, а ты помоложе меня будешь. Так что присматривайся.
А ты что ж, Прокопий? встрепенулся Онуфрий и подался вперёд, ожидая продолжения начатого разговора.
Вот одужаю малость, соберу вас на совет. Будем решать, а пока лишь скажу, что задумал я пощипать булгар на Волге.
Булгар, на Волге? Каким макаром? Онуфрий огладил бороду, внимательно смотря в тёмные глаза атамана.