У меня тряслись руки, не было ни сил, ни желания работать, я не понимал, за что мне так «повезло». Я встал на колени и заплакал, но продолжал собирать камни. Когда я всё-таки понёс неполный мешок в ту сторону, куда мне сказали, подбежал горбун, стал меня бить и орать, что я дум-дум. Потом он приволок меня к камням и заставил набрать больше половины мешка и нести его. Одно скажу: таскать тяжёлые мешки с камнями за спиной то ещё удовольствие. Вот так началась моя карьера и новая незавидная жизнь, которая не могла мне присниться даже в самом страшном сне.
***
Каждый день мы вставали на рассвете до восхода солнца. У нас был даже завтрак: зелёная субстанция и кувшин воды, после чего шли в карьер, который местные называли «каму». Работали без обеда и выходных. Где профсоюзы и трудовые инспекции, когда они так нужны? Работали до заката, одно радовало: в пустыне темнеет рано и быстро. Потом ужин с любимой субстанцией, и все шли в пещеру. Пещера не закрывалась и даже не охранялась, на всех были обручи, но не у всех на шеях у кого-то на лапах, хвостах, и всё равно многие были смирными: никаких драк из-за еды, всё тихо и спокойно, никто не смотрел на меня как на бифштекс, ни у кого не текла слюна из пасти.
Вечером все собирались в пещере у горячих камней красного цвета, как у костров, жарили мясо или личинки (откуда они брали мясо, я так и не понял), а личинки собирали с кустов, и они были не маленькие, а такие большие, жирные. Народ сидел, общался, и потом все расходились спать.
Народ тут был необычный, людей немного, в основном человекоподобные. Ящерицы, ходящие на двух лапах, с хвостом, с жёлтыми глазами и вечно выскакиваемым из пасти языком, они легче всего переносили жару. Орки не такие, как в наших книгах, да, были зеленоватого оттенка, с бритыми головами, но клыки изо рта не торчали. Они вечно играли в кости. Свиньи-переростки, ходившие на задних ногах. Два больших быка с поломанными рогами и с мощными руками. Из кошачьего семейства были львы и пантеры, их вид был самым многочисленным, и, когда они собирались своей компанией, к ним никто не подходил, одним словом, ещё тот зоопарк. Встречались и такие, которых я не мог опознать или сравнить с нашими животными. Змееподобные, умеющие раздувать шеи, как кобры, но они держались отдельно. О, был один крокодил, сам по себе, он всегда спал, когда выдавалась свободная минутка. Пара медведе-подобных, огромных, покрытых шерстью, обладала силой невероятной и была в уважении у всех, даже у надсмотрщиков. Все существа были мужского пола.
Всего нас было шестьдесят, может, чуть больше. Но я ни с кем не общался, сидел отдельно, и никто не обращал на меня внимания. Все звали меня дум-думом, я был местным дурачком, но пока меня такое положение устраивало. Я сидел и слушал, запоминал, что они говорят, учился, повторял каждое слово и понимал, что, если выучу их язык, это будет первым шагом к выживанию, а может, и к спасению.
Я был не просто носильщиком камня, а незаменимой затычкой, потому что не только таскал камни, но и помогал надсмотрщикам убираться в пещере, копал выгребные ямы, что-то переносил с места на место, и это было любимым развлечением охранников. Звероподобная банда состояла из тех ещё грязнуль: недоеденная пища, шкуры и шерсть после линьки одним словом, беспорядок, и я сперва делал всё «на отвали», но потом понял, что лучше не спеша и качественно убираться в пещере, в которой прохладно, как будто тут работает кондиционер, чем впахивать на жаре.
Иногда меня отправляли работать на кухню к местному повару сухому старику, больше похожему на ходячий скелет. Поначалу он пытался со мной общаться, но, поняв, что я не знаю языка, начал меня учить: брал миску или кувшин и проговаривал название, а я за ним повторял. Я узнал, чем нас кормили, это типа варёного зелёного гороха.
Мне приходилось носить воду в котёл из пещеры неподалёку и мыть его, начищая песком. Иногда мне доставалась лишняя миска этой каши. С водой тут не было проблем, воду разрешали пить без ограничения, всё-таки пустыня и жара, но вот что я узнал: вода из этой пещеры была холодная и не горькая, не как та, которая стояла в большом кувшине у нас.
А ещё старик научил меня собирать личинки с кустов и жарить их на камне или на веточке, и они были такие вкусные, хрустящие, как чипсы. От лагеря можно было отходить не больше, чем на километр, иначе боль, потеря сознания и подзатыльники от охранника. Но мне хватало и этого, я набирал много личинок откуда они появлялись каждое утро на сухих ветках с маленькими листиками, не знаю.
Один раз, когда мы сидели после ужина со стариком и жарили личинки, к нам подошёл старший надзиратель. Они начали что-то обсуждать, как я понял, касающееся меня. Потому что старший неоднократно показывал на меня дубинкой и называл моё новое имя Дум-дум. Я заметил, что старик общается с охранником, не боясь его, а тот со стариком с уважением. Так они говорили минут двадцать, и старший, посмотрев на меня и на старика, с чем-то согласился и пошёл в лагерь, а старик с улыбкой, трогая свою длинную белую бороду, довольно улыбался. И потом он сказал: «Всё будет хорошо, Дум-дум», а меня удивило, что я его понял.
Шло время, большую часть я проводил на кухне или убирался в пещерах, в каменоломню меня посылали редко. Я изменился: волосы отросли, я стал собирать их в хвост, одежда износилась, её пришлось выкинуть, так что я ходил в набедренной повязке, хитро завязанной, чтобы не задувало и ничего не болталось, этому меня научил старик. Мое тело высохло, я вытянулся, от физического труда появились мышцы.
Я понемногу освоил язык и кое-как мог общаться. Зверолюди ко мне относились лояльно, не обижали, но и не сказать, что за своего приняли, а с людьми я ладил, иногда приносил личинки, нашёл общий язык с охранниками и был у них на побегушках. Одним словом, жить можно, но я перестал пить горькую воду, как мне посоветовал старик. Он много чего знал, часто ходил в пустыню, у него не было кольца на шее, и он всегда возвращался, приносил растения и корешки, сушил их и хранил в мешочках. Вечерами мы сидели у камня и разговаривали, а в один вечер на закате, хотя тут это называли «когда пустыня горит», я спросил старика:
А как твоё имя? А то столько времени общаемся и дружим, а я всё «старик»!
Он улыбнулся и ответил:
Моё настоящее имя нельзя называть, мне когда-то это запретили, очень давно, так что зови меня Лоо.
Хорошо, Лоо.
Мы сидели и молчали, я ушёл в свои мысли, но тут он спросил:
Дум-дум, а как твоё имя? А то всё-таки Дум-дум это не имя, это кличка, у тебя же есть имя, которое дали тебе родители.
Конечно, есть, меня звать Матвей.
Тут старик подпрыгнул, как будто его ударило током, уставился на меня и переспросил дрожащим голосом:
Как тебя звать?
Матвей, мама дала такое имя. А что не так?
Старик начал осматриваться по сторонам, как будто искал что-то. Я никогда не видел, чтобы он был таким взволнованным. Он бегал по кругу, бормоча себе под нос, потом остановился, подошёл ко мне и на ухо сказал:
Никому никогда не говори своё имя, забудь его или проживёшь меньше дуновения ветра, и жизнь твоя не будет стоить и песчинки.
Потом он так же быстро отошёл от меня и сказал, чтобы я отправлялся в пещеру ему надо подумать. Я пошёл, лёг на травяной матрас и долго не мог уснуть, размышляя о том, что сейчас произошло.
Глава 3
Наутро старик был задумчивым. Мне приходилось всё делать самому, без его подсказок. Он сказал, что уходит в пустыню, его не будет пару дней и надсмотрщики в курсе. А вечером, когда все поели, он попросил позвать ему Маласима, большого, очень большого раба, под три метра ростом, загорелого, покрытого пылью из карьера и татуировками в виде рун и змей, с ирокезом на голове. Он работал огромной кувалдой, дробил большие камни.