Это работа не для женщины, увещевал ее отец, рассматривая вмятину на задней двери, оставленную голодной толпой. Тетя же молча наслаждалась результатами своей работы.
Я подменю тебя на выходных, сообщил он ей. Пойду вместе с Сабин.
Я нервничала всю неделю перед первым появлением в качестве персидской принцессы вместе с отцом на игре малой лиги в парке Джорджа Берка. Что, если никто не придет за бесплатными «Персидскими»? Он разочаруется во мне и вернет меня тете. Но трибуны были полны, и когда я вышла на поле, держа перед собой коробку с выпечкой, тут же почувствовала энтузиазм толпы.
Предполагалось, что дети встанут в очередь, а отец установит складной стол. Вместо этого в них проснулся менталитет пчелиного роя. Они подошли ко мне, потянувшись к огромной картонной коробке. Сначала так делали только самые маленькие, поэтому мне достаточно было поднять ее над головой. Но потом их сменили дети постарше. Некоторым было по десять-двенадцать лет, и они были гораздо выше. Меня тут же сбили с ног, коробка вылетела из рук. Я почувствовала на себе сокрушительный вес детей, ничего не видела, уши наполнились их криками и радостными возгласами, но я не могла различить ни слова. Кто-то пнул меня в грудь. Я даже кричать не могла, из меня будто выдавили весь воздух, собственные фанаты чуть было не похоронили меня заживо. Как только руки и ноги занемели, нагрузка начала спадать. Я различила пятно солнечного света, потом еще одно, и вот детей чудесным образом оторвали от меня и расшвыряли по сторонам. Отец наклонился и поднял меня с земли. Он натянул упавшие бретельки костюма обратно на плечи, его лицо было цвета грязной воды. Он стер что-то с моего лба, а затем встал и, держа меня на руках, ушел с поля.
В фургоне я прижала салфетку к порезу на лбу. Костюм был порван, грязь въелась мне в локти и колени. Позже мы узнаем, что у меня сломано ребро. Но я больше ничего не боялась, ведь была с ним, в безопасности. Он вмешался, когда это было так важно.
С этим покончено, верно, Сабин? тихо спросил он, когда мы свернули на Джон-стрит. С персидской принцессой покончено?
Я кивнула.
Хорошо. Потому что мне это никогда не нравилось. Это с самого начала было ошибкой.
У меня сжался желудок. Я была не согласна, но сложно было спорить с ним, когда моя кровь капала на асфальт, хотя я и потратила четыре года на то, чтобы внести вклад в его бизнес. Большая часть этой затеи казалась мне веселой.
Мне многое нравится: быть на телевидении, помогать с бизнесом
На секунду он посмотрел на меня.
Я говорю о «Персидской». Все это ошибка. Он свернул на нашу улицу. Ошибка, которая началась давным-давно.
Я почувствовала всю тяжесть этих слов, все одиночество, навалившееся на меня, когда мы вышли на подъездную дорожку, и часть меня этому чувству поверила. Ошибка, о которой он говорил, это была я.
Тогда можно мне пойти работать в пекарню?
И что ты собираешься там делать?
Печь.
Он рассмеялся.
Ты же не умеешь печь, Сабин.
Я могла бы научиться. Ты мог бы научить меня.
Он покачал головой.
У меня нет на это времени. Мне нужно заниматься бизнесом.
Тогда можно я буду продолжать играть персидскую принцессу? Я хочу помочь.
Ты помогаешь, ходя в школу, делая домашнее задание и составляя компанию бабушке. Все, дело решенное. Он махнул рукой в мою сторону. Я сам скажу Стелле.
Тетя не прилагала особых усилий, чтобы спасти роль персидской принцессы, увидев мои травмы. Да и детство вскоре закончилось. В двенадцать лет мое тело начало меняться, и я стала странно смотреться парящей на ковре. Я вытянулась, у меня появились грудь и бедра. Атлас плотно обтягивал ягодицы, а полупрозрачный живот теперь выглядел еще неприличней, чем тогда, когда ткань была порвана и испачкана грязью. Наступили темные годы подросткового возраста, предательство тела, разгул эмоций. Стелла делала все, что могла, чтобы решить проблему, но, думаю, и она в конце концов устала от нападок моего отца. Она снова навязала меня ему. Но и ему я тоже была не нужна.
Глава седьмая
Ванда
Когда Сабин зашла в гостиную, женщина преклонных лет поднялась во весь свой лилипутский рост и заплакала:
Ты!
Сабин наклонилась, чтобы обнять миниатюрную тетю, и я смело могла сказать, что таблетки, которые дала ей, подействовали. Ее взгляд стал затуманенным и стеклянным, как у коллекционной куклы. Однажды мне пришлось отводить ее на съемочную площадку «Доброе утро, Канада» в таком состоянии. К счастью, все было отточено и выверено в соответствии с нашим соглашением, просто нужно было напомнить текст, чтобы она смогла проговорить его в течение пяти минут.
Мы разорены, Саби! Тетя прижала ее к себе и зарыдала. Такой труженик и гений. А теперь у нас остался только твой дядя!
Ма, поздно уже плакать об этом. Энцо снял кроссовки в дверях, и мы с Полом сделали то же самое. Он повел нас по плюшевому лазурному ковру к диванчику, выполненному во французском провинциальном стиле. Виниловый слой, покрывающий диван, был вырезан на заказ с точностью портного, чтобы вместить подушки с рюшами и широкие деревянные вставки подлокотника. Когда мы сели, пластиковая обшивка издала пукающий звук.
Тетя вырвалась из объятий, но все еще держала запястья Сабин в руках. По ее лицу можно было судить, что когда-то она была красива, но теперь черты стали мягкими, будто сотканными из перламутровой фольги.
С уходом Франческо нам конец. Я костями это чувствую. О, figlia mia, пусть лучше бы Господь забрал меня вместо него! По крайней мере, вы были бы обеспечены.
В комнате воцарилась тишина, очевидно, она чего-то ждала от Сабин. Дочь, которая ничего не чувствовала из-за смерти своего отца Она выглядела ужасно. Я мысленно умоляла ее найти за дымкой успокоительного горе, хоть какое-нибудь нормальное чувство.
Хорошо выглядишь, zia, пролепетала она, отступая и присаживаясь на край дивана.
Сабин была бесполезна. Всякий раз, когда она налегала на таблетки или водку, мне приходилось исправлять все, что вылетало у нее изо рта. Поэтому я громко чихнула в сгиб локтя.
Это сработало. Глаза zia Стеллы обшаривали комнату, пока она не заметила Пола и меня на диванчике в стиле Людовика XV.
А это кто?
Сабин посмотрела на нас так, будто впервые увидела.
Я чуть улыбнулась.
Миссис Васко, мы помощники Сабин, Ванда и Пол, из Торонто. Мы так сожалеем о вашей потере. Губы Стеллы недовольно скривились, когда она заметила оборудование в руках Пола.
Сабин, ты что, привезла оператора на похороны отца?
Она же не знала, что он умрет. Энцо опустился в кресло, позолоченные закрученные ножки которого делали его похожим на мужчину, сидящего на коленях в золотых бриджах. Мы с Маркусом даже забыли встретить ее в аэропорту. Такой уж сегодня день.
А где Маркус? спросила я, понимая, что он не зашел за нами внутрь.
О. Энцо бросил взгляд на свою мать. Она же, в свою очередь, уставилась на лепнину. Ему нельзя пересекать порог этого дома.
Мы все на мгновение задумались над этим заявлением.
Марко хороший мальчик, наконец начала Стелла. Я просто пытаюсь поддерживать мир.
Мой отец неандерталец, заявил Энцо. Даже несмотря на то, что он не живет здесь уже Сколько, ма? Пять лет?
Три года. Стелла посмотрела на сына. И что такое «неандерталец»?
Пещерный человек.
О, да, поморщилась женщина. Энцо для него мертв. И почему? Потому что он гей.
Мы с Полом покачали головами.
Франческо, отец Сабины, был ему как отец. Grazia Dio. Он учил его всему в пекарне. Теперь Энцо печет даже лучше, чем я.
Спасибо, ма.
Так что забудь о моем муже. Я твержу ему, что нет ничего, чего бы родитель не сделал для своего ребенка. Но он и слышать не желает. Для Данте все, на что годится Энцо, это быть рабом в пекарне. Он ни разу не сходил со мной на собрание родителей.