Немногим людям ХХI века дано понять, какого это остаться в полной тишине. Мы так привыкли потреблять терабайты контента, что, оставшись без него, наш мозг вынужден столкнуться с беспощадной реальностью, и, поверьте мне, готовы к такому немногие. Я видел, как это сводило людей с ума, Ведь им приходилось столкнуться с самими собой. Не теми «собой», кого они рисуют в социальных сетях и кого прячут под брендовой одеждой, а собой настоящим. И зачастую этот человек пугает больше, чем все хлопки вместе взятые. У тебя вдруг появляется время крепко задуматься, как же так вышло, что мы сейчас сидим в темноте.
Вспомнить то утро, когда мы впервые проснулись от грохота артиллерии и работы систем ПВО. Тогда мы еще не умели отличать выход от прилета. Не понимали, что происходит. Все официальные объявления были позже. Тогда была лишь канонада и беготня в трусах по дому. Первые сообщения о прилетах по местным новостям. Первые ракеты, разрывающие ночное зимнее небо. И бесконечные вереницы военной техники, идущей куда-то на запад. И мы на фоне всего этого, испугано мечущиеся в своих домах и не понимающие, что же нам делать. До той зимы мы ведь никогда и не задумывались об этом. Никто не учит, что делать, когда начинается война.
Помню, как позвонил своему начальнику, чтобы узнать, нужно ли сегодня ехать на работу, и мы долго молчали в трубку, не зная, что сказать друг другу. С того самого момента мы начали жить в полной неопределенности. А сейчас мой начальник мечется где-то на линии фронта за рулем грузовика.
Тем вечером, погруженный во тьму своей квартиры, я вспоминал об очень многом. Вспоминал лица ребят в военной форме, такие же лица как у меня, и думал, а многие ли из них остались в живых. Думал о лицах беженцев в палаточном городке, и о таких же лицах, что бежали к нам восемь лет назад из Донецка и Луганска. Вспоминал свое лицо до той зимы, еще не такое осунувшееся и усталое, и думал о том, как постарел я за время войны. А главное, вспоминал свою жизнь.
Я не из тех людей, кто любит копаться в прошлом. Мне не свойственно по сто раз мусолить сказанные когда-то слова. В моей природе нестись вперед как локомотив, не обращая внимания на тех, кто зазевался и попался мне на путях. Но той ночью, слушая как гаубицы грохочут где-то в далеке, я все думал о Свиренко и вспоминал день, когда увидел его впервые.
Я познакомился с ним осенью 2012 года. Один мой старый друг, Егор Анохин, уговорил меня заглянуть в небольшой бар, где собирались его новые приятели. Я не хотел идти к ним. Стеснялся себя, ведь одет был в старую толстовку, зашитую когда-то заботливой рукой моей матери. Но все же я решил заглянуть ненадолго, чтобы вскоре уйти, придумав какой-нибудь повод.
Свиренко я заметил сразу. Его трудно было оставить без внимания. Среднего роста, черноволосый, с широкими мужественными плечами, миловидным лицом и приятной улыбкой, которая открывала щербинку в зубах. Черное пальто его небрежно висело на стуле. Серая шапка по невнимательности, с которой он относился к вещам, лежала у его ног. Свиренко никогда не ценил вещи, мало к чему относился серьезно, да и вообще образ жизни вел весьма аскетичный. Он был одним из первых увлеченных лишь самой сутью жизни людей, которых я встречал на протяжении следующих двух лет. И, наверное, более остальных повлиял на мое мировоззрение, которое складывалось тогда из религиозных практик, американской классической литературы и туманных песен Джона Фогерти, Лу Рида и безумного Моррисона. Но, самое главное, именно Свиренко познакомил меня с людьми, которые, сами того не осознавая, перевернули с ног на голову все мое представление о жизни и о себе самом, оставив после себя рваные следы воспоминаний, фраз, образов и всего того, что я привык считать своей внутренней самостью. Они стали моим миром. Моими мыслями. Они стали мной. А после с таким же оглушительным грохотом разбили мне сердце, став лишь серыми призраками тех, кем являлись когда-то. Они не смогли отстоять то, что ценили больше самой жизни простую мечту быть теми, кем они захотят.
Со временем роль, которую играл Александр Свиренко в моей судьбе, все больше отходила на второй план. Да и стоит признать, что он был далеко не самым ярким представителем нашего поколения и меркнул рядом с теми, кто встречался мне после. Но все же он был тем, без кого моя жизнь могла приобрести совершенно другой облик. Он просто был рядом со мной и был настоящим. По крайней мере, так мне казалось тогда.
Свиренко был человеком добродушным, с каким-то ребяческим, а порой и вовсе по-детски наивным отношением ко всему сущему. На каждый вопрос он отвечал откровенно, не боясь смутить окружающих или выглядеть глупо. И все это в задорной манере, с которой он носился повсюду, замирая иногда в причудливых позах, словно выставляя напоказ свое подтянутое тело, которое Свиренко, как ни пытался это скрыть, любил и тешил удовольствием во всех его формах и проявлениях.
Я уже давно перестал переживать о том, что произошло между нами. Но лишь вечером того дня, когда случайно столкнулся с Александром, впервые за долгое время задумался: «Как же так вышло, что этот человек, горевший когда-то, как тысячи неоновых ламп, стоял теперь совершенно невзрачный?»
Я не знаю, что стало тому причиной. У меня нет ответов, которые расставят все точки над «i». Знаю только, что после первых залпов все наперебой бросились искать причины случившегося. Обвинять друг друга. Но правда в том, что мы сделали это сами. Пускай не осознанно. Пускай сами того не желая. Но сделали мы это своими руками и сделали очень давно. И возможно, кому-то удастся сделать выводы лучше нас. Возможно те, кто придет на смену нам, смогут все осмыслить. А нам остается лишь думать о прошлом и с тревогой смотреть в будущее. Ведь самое страшное, кажется, еще впереди.
Часть 2
Глава 1
Я не знаю, была ли встреча со Свиренко обыкновенной случайностью или же закономерным итогом моих предыдущих действий, но в одном я уверен точно без нее в моей жизни все могло бы сложиться иначе. Я встретил его в тот момент, когда уже больше не мог существовать так, как воспитали меня в детстве. Мне нужен был человек, за которым я мог бы уйти от того, что было мне уготовано.
Я родился третьим ребенком в обыкновенной семье, которая после ухода отца погрязла в бедности, в небольшом городке на границе с Украиной, большинство жителей которого работали на заводе железобетонных конструкций или руднике. Мать моя была женщиной простой и безропотной. С детства она приучала меня к мысли, что я должен воспитать в себе силу и сделать мир хоть немного лучше, и говорила мне снова и снова: «Ты должен честно трудиться и быть достойным мужчиной. А если будет уже невмочь, терпи и уповай на Бога». Она часто повторяла эти слова, но я никогда не слушал. Я был обычным мальчишкой, и заботили меня лишь сущие глупости.
Но однажды, в один омерзительный дождливый день, гнетущую серость которого я часто вижу в кошмарных снах, близкого друга нашей семьи нашли висящим в петле. Я долго не мог понять, зачем он так поступил, часто думал о нем и наконец спросил у матери:
Зачем он убил себя?
Иногда люди не могут вынести все беды, которые валятся на них, и решают сдаться, ответила она совершенно спокойно. Мать, как и многие в ее поколении, считала самоубийство слабостью, а обращение к психологу позором. Порой жизнь бывает очень непростой, а люди недостаточно сильными, чтобы справиться с этим.
Всем живется так трудно?
Не всем. Есть и другие.
Кто они?
Нечестные люди.
Они не страдают?
Они наживаются на бедах других. Живут чужим горем и чужими трудами, произнося эти слова, мать немного поежилась.