«Нет, Ху, тебе нельзя заниматься музыкой. Иначе общество узнает о моих шедеврах в прошлом, и ты будешь изгнан с пьедестала» эта фраза изменила мое отношение к творчеству. Я демонстративно бросил барабанные палки в его гараже, так и не приступив к музицированию. Позже отец мне неоднократно говорил, что это был мой лучший удар, который никто и никогда из музыкантов не сможет повторить. При этом, он обычно отворачивался, сохраняя молчание, а затем, пропадал в своей обители, куда вход с того момента был для меня категорически воспрещен.
Особенность моей профессии заключалась в том, что часто приходилось сохранять врачебную тайну, выдавая при всем этом своему пациенту, некую одностороннюю расписку, обеспечивающую ему спокойный сон и некую гарантию о моем высоком уровне профессионализма. Моя прямоугольная табличка на двери, выделялась от всех остальных, наделяя особым статусом, выделяя среди прочих профессионалов неким ореолом избранности. Ее секрет был прост и работал, как говорится: «на ура», внушая любому скептически настроенному человеку абсолютное спокойствие и доверие. На табличке виднелась длинная надпись: Старший научный сотрудник лаборатории мутагенеза медико-генетического научного центра Ху. Отсутствие фамилии производило некий фурор в очереди. Пациенты просто не понимали, как ко мне обращаться, слегка смущаясь от этого и теряя свою уверенность, полностью попадая под мой врачебный авторитет. За стеной в ожидании, больные могли позволить себе улыбнуться, но, только вставая с кушетки, расположенной вдоль стены, или делая первый шаг к двери, в их головах происходила химическая реакция. Сравнить ее можно было только с прыжком в неизвестное, а переступив через волшебный порог кабинета из больничного коридора, сразу же менялись в лице и выбирали для своего обращения ко мне, всего лишь две буквы Вы.
На рабочем столе с медицинскими картами, современным организационным оборудованием в виде моноблока, но никак не ноутбука, которым обладает множество студентов, я спокойно заполнял очередную расписку. На подоконнике, ухоженный цветок с причудливым названием «тещин язык», тянулся к оконной ручке пластикового окна. Шумы с улицы практически не проникали в мою рабочую обитель. Портрет Пирогова Николая Ивановича возвышался над моим удобным креслом.
«Медицина это сестра философии», проговорил довольный мужчина, сидя по другую сторону стола.
В такие моменты задумываешься о том, что болезням нет числа, но есть лишь заработная плата, а еще пациенты, которые тебе благодарны или ожидают твоей помощи. Какая же тут философия? Улыбнувшись, я стал слушать дальше, продолжая писать. Мужчина все никак не унимался.
«А все философы предпочитают коньяк, вы, кстати, какой предпочитаете»?
В такие моменты иногда начинаешь погружаться в эту науку с головой, как правило, размышляя об этикете. Согласитесь, такой вопрос является показателем дурного тона. Что ответить в такой ситуации? Лучше философствовать об этом, нежели о каких-то сверх заратустровских мыслях при всем моем уважении к пациентам. Аспект моей деятельности это не героико-хирургический эпос с лавровыми листьями на венке, где сами понимаете, что стоит на первом месте. Вот именно стоит, как недостающая буква Й, что в имени моем, дает совсем не то, что надо бы, короче говоря, трезвость.
«Менструация это кровавые слезы раздосадованной матки» вы думаете, это сказал или написал Гиппократ? Нет. Это все люди, которые не имеют к медицине никакого отношения. Врач, он либо врач, либо философ. Откуда у нас время на философские камни в почках?
«Вот, пожалуйста, я бы сказал, приходите еще, но думаю, одной встречи мне с вами достаточно, чтобы понять, что вы абсолютно здоровый человек», обратился я к своему пациенту, прилагая некую расписку и волшебную справку для работы.
Слегка прищурившись, мужчина поднес листок с шапкой «Справка» к своим глазам на двадцать сантиметров от головы, сразу стало понятно, мой клиент забыл дома очки.
«А что за анкилозирующий спондилоартрит»? еле прочитав по слогам, спросил мужчина.
«Вы приходите на работу, говорите, что вас прострелило, в общем, вы меня поняли».
«Ох, дорогой мой, я даже не знаю, как вас отблагодарить»! отложив экземпляр справки о моем лечении, мужчина вытянул из-под потертого коричневого пиджака, бутылку какого-то неизвестного мне доселе коньяка.
Улыбка пациента это лучшее в моей работе, особенно его счастливое лицо, когда он пожимает мне руку, перед тем как выйти за дверь.
Ладно, хватит о профессии. Книга совсем не о том, а о некой особе женского пола, которая перевернула всю жизнь профессионала моего уровня, с кички на палубу. Мы познакомились с ней после того, как я окончил школу и прошел ординатуру.
Kolesolovochka
Любая книга станет прахомИ лучше раньше, чем сейчас.Ты отрекись, пока не поздно,Что где-то матом написал.Ты в вечность плюнул ядом,И думаешь, запомнят ли?Как правильно писать им матом,Слова о непристойности.
Моя девушка, как бы сказал батя: «с ковра». Еще сызмальства, я искренне полагал, что модель это обычный человек, только мало жрущий. В принципе так и получается.
Мы познакомились с моей будущей женой, когда мои ноги в начищенных до блеска черных туфлях, занесли меня в небольшую столовую. В очереди, перед худощавой девушкой, я выбрал тарелку с солянкой. На второе пюре с двумя куриными рублеными котлетами «по-киевски», а под конец, все никак не мог решиться, кофе с заварным пирожным или обычный земляничный, хоть он и клубничный, компот. Вы просто представьте себе стоимость земляничного напитка в обычной столовой! Кто же отправится в лес, чтобы найти эти редкие и маленькие ягоды?
Девушка с пышными черными ресницами роняла слюни, то и дело, оглядываясь на мой разнос. Поднос это лопата с неким веществом, химический состав которого, очень трудно определить даже мне биологу-генетику с немалым стажем, хотя по химии у меня всегда была твердая пятерка. Суть совсем не в этом, поднос вам принесут прямо под нос, а разнос это то, на чем официант разносит заказ, но в общепите, где царит самообслуживание, вам придется поднять свою могучую опу самим.
Свободных столиков, к сожалению или на мое счастье не оказалось. Из всех свободных мест я выбрал то, что не с угрюмым мужиком, поедающим борщ. Его рыжие усы, как у уставшей лисы от первого, виднелись за пять шагов.
Минуя его столик, я услышал чавканье за своей спиной. Впереди еще виднелись места, но моя опа решила приземлиться к роняющей слюни девушке, стоявшей передо мной в очереди. На тарелке, симпатичной на первый взгляд особы, были макароны и какая-то странная рыба.
«К вам можно?» вежливо начал я диалог.
«Да, конечно», спокойно отозвались незнакомые ХХ-хромосомы.
Когда столовая ложка отправилась в тарелку с плавающими черными маслинами, нарезанными колечками и выловила копченую колбасу, а затем оказалась на уровне моего рта, наши взгляды с ХХ-хромосомами встретились. Ее голодные глаза сопровождали каждое мое движение. Внезапно раздалось громкое урчание живота. Я чувствовал запах пищи на ложке. Стыдливо, но скорее кокетливо, девушка поправила свой локон слева от ее аккуратно постриженной челки, закрывавшей лоб.
Это непередаваемое чувство, когда вы сильно голодны, во рту у вас солянка с копченой колбасой и специфичным кисловатым привкусом маслин, с теплой бульонной жидкостью и пережеванными частичками, они проглатываются и «переходят» в глотку, плавно стекая вниз к желудку, приводя ваш мозг посредством нервной системы в восхитительный и непередаваемый тактильный и одновременно вкусовой восторг.