Добро пожаловать, барышня, в наш город! Доброго вам счастья! и даже по-солдатски приложил ладонь к лаковому козырьку черной казенной фуражки.
Наташа кивнула ему, улыбнулась и подумала: «Добрым словом тут встретили меня Эх, счастье, счастье».
Не для себя одной хотела Наташа счастья. Она всегда думала, что не бывать счастью у нее в доме, если вокруг столько бедных, обездоленных, голодных.
Сдавая теперь свой чемодан в камеру хранения, Наташа вдруг почувствовала себя прежней девчушкой. Казалось, что она никуда никогда не уезжала из Царицына. Вот и привокзальный садик, круглый, похожий на волшебную карусель за штакетником, окрашенный по казенному красным суриком, тем самым суриком, каким обычно окрашивают товарные вагоны.
На углу коротенькой улицы Гоголя, перед Александровской площадью, по-прежнему аптека, в которой Наташа когда-то школьницей еще покупала мятные лепёшки.
А вон всё та же длинная вывеска «ЧАЙ ВАСИЛИЯ ПЕРЛОВА». На вывеске китаянки под зонтиками, джонки-лодочки китайские под парусами. А вот магазин братьев Добиных, где тётя Клава, уезжая из Царицына, купила себе золотой перстенёк с аметистовым камнем. Перстенёк этот она потом подарила Наташе, когда та закончила учебу в гимназии. Поблескивает он на мизинце левой руки. Посматривает на него Наташа и думает: «Что теперь в Петербурге, у тёти Клавы?».
Наташе надо засветло добраться до металлургического завода, на Заовражную улицу, к Степанову. Путь неблизкий, и Наташа наняла извозчика. Калитку открыла Груня. Наташа, предупреждённая Антоном Григорьевичем, что дочь Степанова тоже подпольщица и знает пароль, спросила:
Не у вас ли столуются студенты?
Помилуйте, ответила Груня, понимая, кто перед ней, но проверяя эту догадку, добавила: Какие в Царицыне студенты? Это вам не Саратов и не Казань
А разве на практику к мартеновцам студенты не приезжают? продолжала Наташа. Мне бы комнатку или угол. Я приехала на практику
Чуть улыбаясь, Груня пригласила Наташу в дом и спросила:
Откуда вы?
Не успела Наташа ответить, как на пороге появился Сергей Сергеевич. Ему Наташа и вручила письмо от Антона Григорьевича.
Стало по-вечернему синеть за окнами. Груня, задёрнув занавески, зажгла лампу. Из-под зеленого абажура мягко упал свет на розовую скатерть. Остыл уже и самовар на столе, а расспросам, казалось, конца не будет. Но вот заговорили о делах большевиков в Царицыне, о том, что после расстрела рабочих на золотых приисках сибирской реки Лены образовалась на металлургическом заводе, принадлежащем французской компании, инициативная группа РСДРП.
Подробнее узнаете потом, продолжал Степанов, когда обживетесь, оглядитесь. В пропагандистах у нас тут нужда. Особо в рабочей воскресной школе на нефтеперерабатывающем заводе Нобеля. Квартиру я вам устрою почти в центре города, за Астраханским мостом, в Арзамасском переулке А работать где думаете?
Уроками займусь. Преподавать отстающим ученикам английский язык. Так думаю ответила Наташа.
Не получится. У нас тут один из товарищей замыкался по городу из конца в конец, от ученика к ученику, а и двадцати рублей не зарабатывал в месяц. Уехал в Саратов сокрушался Степанов, что-то нам надо придумать
Ничего придумывать не надо, вступила в разговор Груня, было в газете объявление: в контору Лужнина требуется секретарь, знающий английский язык. Торговый дом Лужнина на полмиллиона в год получает колониальных товаров
Завтра же схожу в эту контору торопливо сказала Наташа.
Да-да! продолжал Степанов и спросил: А как с деньгами на харчи?
На месяц хватит ответила Наташа.
Это хорошо, закивал головой Степанов и продолжал: А то у нас в партийной кассе всего-то ничего. Может, кто и еще пожалует. Вдруг безденежный если? Через полмесяца станем побогаче, начнут поступать партийные взносы. А контору Лужнина вам Груня завтра укажет.
На Анастасийской улице улыбнулась Наташа. Там же и магазин, где я школьницей покупала турецкие рожки Там?
Вот и узнали, что Наташа родом из Царицына, что она росла тут, пока мать была жива, пока отец не привёл мачеху.
Из Петербурга тогда приехала тетя Клава и увезла меня, закончила свой рассказ Наташа.
А теперь как же? К отцу пойдешь? спросила Груня.
Зачем? Не видела его десять лет и видеть не хочу, ответила Наташа. Он заставлял меня целовать след мачехи
Ужас! Какой ужас! возмущалась Груня.
Вы мне роднее родных прервала все рассуждения Наташа и добавила: Надо не забывать, что я теперь на нелегальном положении, что я уже не Наташа, а с паспортом Зинаиды Дорониной.
Степанов расшагался из комнаты Груни в кухню. Останавливался на миг, разглядывая Наташу. Он улыбался. Ему было весело.
А не доводилось ли вам, Наталья Владимировна, встречать у Антона Григорьевича в его мастерской кого-нибудь из Царицына? спросил он.
Слушая рассказ Наташи о встречах с Борисом у забора Путиловского завода и в ювелирной мастерской, глаз не отводил, ловил каждое слово. А дослушав, сказал озабоченно:
Грустно мне, как подумаю о Борисе, заброшенном судьбой в северные края, с Борисом рядом всегда надо быть кому-нибудь из нас. Предостерегать, чтобы он не сбивался с пути большевика. А парень он хороший, отважный, смелый парень
А чего было беспокоиться о Борисе? Он уже во многих городах Вологодской, Костромской, Нижегородской губерний побывал. Все села и деревни, где ручной промысел, исходил, изъездил, прикидываясь скупщиком ложкарного товара свистулек, половников, раскрашенных под золото. На лесоповале Борис встретил Ивана и, выслушав его рассказ о тяжелой жизни, посоветовал ехать в Царицын. Там жилье найдется. И работа найдется!
Есть там харчевня около Вознесенской церкви. Там меня увидишь. В харчевне той. Там все сезонники сходятся.
Изумились Андрей и Катя, услыхав долгожданный голос Ивана, темной ночью пришагавшего с лесоповала.
Узнал я, что есть город Царицын так там можно хорошо зарабатывать! Вот туда поедем жить.
Соберем вещички и в путь, к новой жизни.
А с долгами как быть?!
Я у кузнеца в подручных работал Все соседям роздал долги ответил Андрей, вызвав довольную улыбку отца.
Иван шагнул за порог, сильно толкнув ветхую дверь российской бревенчатой избенки, уже падающей одним углом, полугнилой, с запахом, напоминающим трехсотлетие Дома Романовых.
Решительность отца, его насмешки над пустым столом, проклятия лавочнику и старосте развеселили Андрея. Он и закуривать не стал, как обычно спросонья. Шел и дышал лесным воздухом. Радовался, что характер отца круто меняется.
На зеленой полянке за околицей села, где начинался сосновый бор, Андрей приостановился и без сожаления подумал: «Теперь уж без меня сойдутся на Петров день парни и девки плясать и песни петь на этой вот лужайке Ну, что ж!..».
Глянула на полянку Катерина, вспоминая первую встречу тут с Иваном, самым ловким и сильным тогда парнем на селе. Вот как годы летят будто вчера была первая встреча, а минуло уж более двадцати лет
Иван тоже взглянул на лужайку, место своей ушедшей молодости, когда тут встретил Катю, девицу привлекательную, да еще в венке из всяких цветочков. «Словно царевна она выглядела тогда, подумал Иван, поглядев на жену. Всем девкам была девка!».
Грустное лицо Андрея повеселело; картуз лихо сдвинут наискосок к затылку. Это Ивану пришлось по душе. Тоска по дому, покинутому навсегда, неведение о предстоящем отлетели куда-то. Он любовался сыном.
Чего загорюнилась-то? спросил Иван жену, желая подбодрить. Поневоле побежишь от нужды куда глаза глядят, продолжал он, то пощипывая курчавую бородку, то покручивая усы. Аль забыла, как мы кланялись до земли, просились в кабалу за пуд муки, за полпуда пшена, за бутылку подсолнечного масла. Втроем отрабатывали долги каждый год!