Наина Куманяева
Мир был на пороге конца
Глава первая
Наталья Призорова рассказывает
В тот памятный мне июльский вечер сумерки наступили рано. В конце сада на фоне бледнеющего после кровавого заката неба высились темные стены замка Визен, увенчанные высокой четырехугольной башней.
Ничто не нарушало тишины, в большом и запущенном саду листва не колыхалась. В комнату доносился душный аромат роз. Казалось, что сад затаил дыхание в ожидании, что что-то случится. Я сидела в кабинете доктора Кауфманна и только зажгла лампу, собираясь почитать, как услышала на гравии дорожки шаги почтальона. У нас в доме бывало так мало посетителей, что мне не трудно было каждого из них опознать по звуку шагов. Несмотря на то, что Люси фон Кауфманн и ее супруг были воплощением доброты и очень внимательны ко мне, я все же чувствовала тоску по родине. Поэтому письма, получаемые мной из дома, из России, имели для меня очень большое значение, и не раз случалось, что я с нетерпением ожидала той минуты, когда услышу военную поступь нашего доброго старины Фрица.
Услышав его отчетливое приветствие: «Добрый вечер, фройляйн Наташа», я подняла голову и взглянула на выросшую на пороге сутулую фигуру в запыленном, синем мундире почтальона.
Никого на крыльце не было, сказал он, и я пришел сюда.
Я не слышала звонка, ответила я. Герр советник и супруга его отправились в гости, а у прислуги сегодня выходной день.
Значит вы, фройляйн, остались одна в доме?
Я рассмеялась.
У фройляйн, Фриц, много работы, сказала я и указала на пачку исписанных листков бумаги, лежавших рядом с моей пишущей машинкой.
Он задумчиво покачал головой.
Вся Германия сошла с ума! Газеты кишат сообщениями об ограблениях и убийствах, заметил он мрачно. Дом коменданта расположен на холме в стороне от города, и госпожа фон Шпейхер, бывшая комендантша, никогда не оставалась одна дома. Вам бы следовало хотя бы запирать двери.
Со мной ничего не случится, ответила я, ведь тут недалеко расположен замковый караул. И, приняв от него корреспонденцию, я с радостью обнаружила, что в числе полученных писем было и письмо для меня от моей замужней сестры Ирины. Вы ведь знаете, что мы, русские девушки, привыкли сами следить за собой
Еще бы, ответил Фриц, у вас в России в защите нуждаются мужчины, и особенно полицейские, если все то, что пишут в газетах про ваших бомбистов правда.
И мы оба невесело улыбнулись.
Во всяком случае, заключенных вам, фройляйн, опасаться не приходится, продолжал почтальон, указывая на освещенные окна замка. Господа офицеры чувствуют себя под арестом настолько хорошо, что никому из них не придет в голову бежать.
Я снова улыбнулась, потому что и у меня в голове промелькнула та же самая мысль. Замок Визенхольм был старинной крепостью, а со времен Бисмарка служил еще и гауптвахтой для подвергшихся взысканиям офицеров. Порой отбывавших наказание офицеров отпускали в город, и случалось, что я встречала кое-кого из них. Режим был очень мягок, и доктор фон Кауфманн не раз говорил, что возмутительно, что им разрешают играть в карты и выпивать.
Сад, в котором был расположен бывший домик коменданта, простирался вплоть до замковой стены, и по вечерам до нас из крепости доносились шум и голоса. Собственно дом, в котором мы жили, был предназначен для коменданта крепости, но когда на этот пост был назначен майор фон Гагенбек, то он, будучи холостяком, предпочел поселиться непосредственно в замке и сдал домик прибывшему в Визенхольм советнику фон Кауфманну.
Да, господа офицеры не обидят фройляйн, сказал Фриц. Но я имел в виду бродяг. Во время уборки урожая сюда стекается много тварей этой породы И он покачал головой. Удивляться нечему, люди сходят с ума от голода, и пока нам будут платить столь нищенское жалованье, преступления не переведутся
Я удивленно взглянула на почтальона.
Но, Фриц, воскликнула я, вы рассуждаете как социал-демократ! Только бы господин советник не услышал ваши рассуждения.
Лицо почтальона расплылось в широкой улыбке. Я была поражена. В доме советник читали «Крестовую газету», и социал-демократы именовались поджигателями и негодяями.
Русской фройляйн можно сказать вещи, которых не станешь говорить прусскому чиновнику, сухо заметил Фриц.
Я поспешила поскорее переменить тему разговора и спросила:
Вы должно быть не прочь выпить пива после проделанного пути?
Если вы будете столь добры и нальете мне стаканчик, то не откажусь. Очень душно, должно быть, скоро будет гроза
Я выбежала в столовую и направилась к леднику, чтобы достать бутылку пива. В это мгновение до моего слуха донеслись отдаленные раскаты грома.
Ваше здоровье! провозгласил Фриц, опорожняя стакан. Затем почтальон отставил стакан и расправил усы. В эту минуту свет замигал.
Боже мой, воскликнула я, неужели потухнет электричество? Мне еще предстоит поработать, прежде чем я лягу спать
Электрическая станция перегружена, заметил Фриц, после прошлогоднего посещения его величества у муниципалитета нет денег на необходимый ремонт. Городу придется повременить с приличным электрическим освещением, пока нам не удастся провести еще несколько социал-демократических гласных. Но ждать придется недолго
Я очень слабо разбираюсь в политике, заметила я.
Речь идет о вещи более значительной, чем политика, внушительно сказал он. Борьба ведется теперь не между партиями, а между армией и народом. И из этого положения есть только два выхода или война, или революция
И снова послышались раскаты грома.
Я улыбнулась.
Война? Революция? Фриц, вы болтаете глупости. Люди, способные утверждать нечто подобное, не отдают себе отчета в том, что они говорят. Ни России, ни Германии это, слава Богу, не грозит! Ведь и у вас, и у нас имеется нравственный стержень нации, который удержит нас от глупостей. У нас есть царь, которого обожает народ, а у вас кайзер, которым вы можете гордиться. Ваша страна процветает, у вас прекраснейшие города с изумительными театрами и садами, которые находятся в вашем распоряжении и в которых вы можете проводить время вместе со своей семьей. У вас множество дешевых развлечений, которых лишены рабочие других стран. А что касается войны, то вы напрасно верите всему тому, что пишут в газетах. Никогда еще отношения России и Германии не были такими дружественными, как сейчас.
Почтальон медленно надел свою фуражку.
Возможно, что вы и правы, моя милая маленькая фройляйн, пробормотал он, но если военщина захочет войны, то ей не трудно будет добиться своего под каким угодно предлогом. У вас, правда, тоже имеется парламент; и поверьте, ваша Дума совсем не то, что наш рейхстаг, в котором только болтают и который не имеет никакого влияния. Вы в настоящее время пребываете в военном государстве. Штатский у нас не имеет никакого значения. Если бы вы вздумали рассказать начальнику почтовой конторы все то, что я вам сказал сегодня, то меня тут же выбросили бы на улицу, и, быть может, уже упрятали бы в тюрьму и лишили пенсии. Моя семья умерла бы с голоду. Но, поверьте мне, народные массы начинают проявлять беспокойство под этим военным режимом. И как только военные заметят, что им не сладить с народом, так они тут же развяжут войну. И это может случиться гораздо скорее, чем вы предполагаете
Я недоверчиво рассмеялась.
Война? С кем же вы будете воевать?
Фриц некоторое время помолчал. До моего слуха донесся порыв ветра. На небе за замком промелькнуло несколько грозовых вспышек, и загремел гром, на этот раз ближе и громче.
Осторожно оглядевшись по сторонам, почтальон приблизился ко мне и сказал: