Я бы хотел вас видеть, чтобы кое-что обсудить.
Да, конечно. А что, если мы заедем в вашу контору как-нибудь утром, когда будем в Милфорде за покупками? Как вы считаете: что нам теперь делать?
Понадобится частное расследование. Впрочем, это не телефонный разговор.
Да-да. Так мы заглянем к вам в пятницу утром, хорошо? Или пятница вас не устраивает?
Нет, вполне устраивает, вяло отозвался Роберт, подавляя разочарование. Около полудня?
Прекрасно. Итак, в двенадцать часов послезавтра в вашей конторе. До свидания и еще раз спасибо за поддержку!
И Роберт отправился на свою ежевечернюю прогулку по Хай-стрит, изо всех сил стараясь забыть, что его, так сказать, отвергли. Ведь поначалу он ничуть не стремился ехать в дом Фрэнчайз и даже не скрывал своего нежелания. Естественно, Марион хотела избежать повторения этой малоприятной сцены. Правда, он взял на себя защиту их интересов. Но это дело, а дело должно обсуждаться по-деловому в конторе.
«Ну что ж, думал Роберт, усаживаясь на свой любимый стул у камина и разворачивая вечернюю газету (напечатанную утром в Лондоне), ну что ж! Когда они явятся в пятницу, то надо будет перевести деловые отношения в более личные и постараться стереть память о тогдашнем отказе».
Тишина в доме успокаивала. Кристина заперлась в своей комнате и выйдет оттуда только после двух дней молитвы и религиозных возвышенных размышлений, а тетя Лин возилась на кухне с ужином. Пришло письмо от Леттис, единственной сестры Роберта. Во время войны она была на фронте, водила грузовик, влюбилась в высокого молчаливого канадца и сейчас воспитывала своих пятерых детишек в Саскачеване. «Приезжай, Робин, милый, писала она, пока мои ребята не выросли и пока ты сам не оброс мохом. Общество тети Лин тебе просто вредно!» Роберт даже услышал голос Леттис, произносящий эти слова. Она и тетя Лин никогда ни в чем не были согласны и смотрели на вещи по-разному.
Он улыбался, чувствуя себя отдохнувшим и спокойным, но этот блаженный покой был нарушен вторжением Невила.
Почему ты мне не сказал, какая она? с порога спросил Невил.
Кто?
Ну, эта самая Шарп. Почему не сказал?
Я и не думал, что ты ее увидишь. Все, что от тебя требовалось, бросить письмо в дверную щель.
Никакой щели в двери нет. Я позвонил, а они как раз вернулись откуда-то. Она сама мне открыла.
Я думал, после обеда она спит.
По-моему, она никогда не спит. Она вообще не из людской породы вся огонь и сталь.
Ты прав, старая дама весьма резка на язык, но будь снисходителен. У нее была очень тяжелая
Какая еще старая? Ты это о ком?
О старой миссис Шарп, разумеется.
Да я и не видел старой миссис Шарп. Я говорю о Марион.
О Марион Шарп? А откуда ты знаешь, что ее зовут Марион?
Она мне сама сказала. А это имя ей идет, правда? Даже представить нельзя, чтобы ее звали как-нибудь иначе!
Когда это ты успел так коротко с ней познакомиться, если видел ее только в передней?
Она угощала меня чаем.
Чаем? Я-то думал, что ты торопишься на французский фильм.
Я никогда никуда не тороплюсь, если такая женщина, как Марион, приглашает меня к чаю. А ее глаза ты заметил? Ну конечно заметил. Ведь ты ее адвокат. Великолепнейший оттенок серого, переходящий в светло-коричневый. А какая изумительная линия бровей, будто след кисти гениального художника! Крылатые брови. По дороге домой я сочинил о них стихи. Хочешь послушать?
Нет, твердо ответил Роберт. А как тебе понравился фильм?
Я его не видел.
Не видел?
Я же тебе говорил, что мы пили чай с Марион.
Короче, ты хочешь сказать, что провел в доме Фрэнчайз несколько часов?
Очевидно, мечтательно отозвался Невил. Но боже мой, мне показалось, что я провел там всего семь минут.
А как же твоя страсть к французским фильмам?
Но Марион сама настоящий французский фильм. Даже ты должен это видеть! (Роберт поморщился, услышав «даже ты».) К чему мне отражение, когда передо мной сама действительность? Непосредственность. Вот в чем ее главная прелесть. Я никогда не встречал никого, кто был бы так непосредствен, как Марион.
Даже Розмари? Роберт был в том состоянии, которое тетя Лин деликатно называла «вышел из себя».