С величайшим почтением,
Ваш слуга, Фаддей Булгарин.
На минуту я даже размечтался: вот бы стать единственным издателем Пушкина! Для этого и газета, и журналы: «Пчела», «Сын Отечества», «Литературные Листки», «Северный Архив», «Талия» есть, где разгуляться. Да невозможно это. Наверняка друзья потянут его в «Северные Цветы» и прочие альманахи. Да и рамок ему никто не задаст: не то, что мы грешные, а и Александр Христофорович, и даже государь
2
«Пушкин приехал!» заорал в коридоре Орест Сомов. На этот раз он меня не удивил. Я успел отложить статью из иностранного отдела, писанную Гречом, встал из-за стола. Дверь распахнулась, в проеме возник Пушкин. Он мгновенно окинул кабинет и остановил взгляд на мне. Глаза смотрели остро, с доброжелательным интересом. Сразу начал шутить. Это всегдашняя у него манера или только со мной?
Здравствуйте, дорогой Александр Сергеевич!
Добрый день, любезный Фаддей Венедиктович. Уж не намекаете ли вы, что я вам дорого обхожусь?
Нисколько. Истинному таланту цены нет.
У рукописи всегда мера найдется. Теперь бы и Гомера продали! Скажите, сколько бы вы ему за строчку дали? Почем у вас гекзаметры? Дороже наших ямбов с хореями? оскалился Пушкин.
Так они и длиннее, Александр Сергеевич, сказал я и жестом пригласил его в свое кресло, вот, присаживайтесь, гранки готовы.
Нет, увольте, на редакторское место мне рано. Пушкин сгреб со стола приготовленные гранки стихов, и устроился в кресле у низкого столика. Вы позволите?
Как вам удобно.
И перо, пожалуйста.
Я подал свое, со стола.
Длиной в гекзаметр, сморщился Пушкин. И вы этакой оглоблей все-все отмахиваете?
Этим я чужое режу, пошутил я, но Александр Сергеевич, кажется, принял всерьез, кивнул и склонился над рукописью.
Меня для него больше не было. Он погрузился в текст, иногда шевелил губами, два-три раза сделал отчеркивания, что-то вписал. Я занял свое редакторское кресло, притянул вновь статью Греча, но из-под тиха наблюдал за Пушкиным. Так он работает? По крайней мере, отречение полное. Я хотел предложить ему чаю или кофе, но не решился отвлечь. Греч мне не шел, тогда я сообразил, что еще надо сделать. Влез в стол и достал пачку ассигнаций, отсчитал положенное 250 рублей. Коли он все про деньги говорит, значит, находится в безденежье. Помещик он, я слышал, небогатый.
В четверть часа все было кончено.
Вот тут, Фаддей Венедиктович (я быстро подошел) надобны запятые, тут точка. А здесь слово заменить «влекомый» на «гонимый» будет точнее, мне только что на ум пришло. А здесь две опечатки обязательно поправить надо.
Хорошо, Александр Сергеевич, все будет в точности исполнено Извольте, вот гонорар.
Пушкин вскочил, взял деньги, сунул их в карман.
Это кстати. Я обедать собирался, не хотите ли присоединиться? просто сказал он.
С превеликим удовольствием, я принял приглашение через короткую паузу, только распоряжусь.
Признаться, в эту секунду я пытался понять причину приглашения: внезапный порыв или замысленный расчет?
Я нашел в коридоре Сомова и отдал ему гранки с наказом проследить правку и сообщить Гречу, что сегодня, верно, уже не буду. После вернулся к гостю.
Так едем, у меня и извозчик готов, сказал тот.
Пушкин велел ехать к «Доминику». Дорогу мы потратили на болтовню об общих литературных знакомых. Пушкин был оживлен, сплетни его, казалось, искренне забавляли. В ресторане Александр Сергеевич спросил отдельный кабинет.
Читаю в глазах ваших, Фаддей Венедиктович, род того удивления, какое бывает при том, когда певчий бас в литургии дает петуха.
Не скрою, Александр Сергеевич, удивлен, но с приятностью.
Считаю, что нам следует ближе быть знакомыми, ведь мы люди одного круга.
Безусловно. Русская литература для нас
Правда ли, что ваш батюшка весьма родовитый дворянин?
Что?.. Да. Наш род известен с конца XVI века. Основателем считается севский часник Василий Григорьевич. Старый князь Карл Радзивилл был опекуном моего отца, когда тот остался сиротой.
А Радзивилл королевского рода! Вот видите: хоть мои предки и постарше ваших, мы вполне можем ладить? подмигнул мне Пушкин.
Трудно понять, когда вы шутите, Александр Сергеевич, а когда серьезны.
Почти всегда серьезен.
А мне кажется напротив. Или вы все свои шутки дарите мне?
Не обольщайтесь Икры хотите?
С удовольствием.
И шампанского.
Пушкин заказал закуски, три перемены, сверх того шампанского, много вина и просил меня не беспокоиться.
На первых закусках разговор затих, Пушкин выказал жадность к еде, словно пропостовал неделю. Расстегаи были особенно хороши, белужья икра свежая, а красная чуть солона. Пушкину нравилось все, все хвалил, над всем причмокивал толстыми чувственными губами.
Первый тост подняли за литературу.
Литература призвание ваше, молвил Александр Сергеевич, но ведь начали вы с военного поприща; впрочем, как многие. Но когда вам пришло в голову это занятье?
У нас в корпусе был театр, стихи писались, сказал я. Да и военную карьеру мою в России, честно говоря, оборвала, в какой-то мере, литература: я же сатиру на полкового командира написал. На гауптвахту попал, но тем дело не кончилось. Впрочем, бывают и совершенно обратные карьеры, закончил я рассказ.
Как это? заинтересовался Пушкин.
Знал я двух молодых поэтов, которым пришлось идти в бой именно во искупление своих стихов.
Расскажите, расскажите!
Извольте. Было это в финскую кампанию. В корпус графа Каменского присланы были из Петербурга военным министром, графом Аракчеевым, поручики Белавин и Брозе, не помню какого пехотного армейского полка. И вот за что: общими силами они написали сатирические стишки под заглавием «Весь-гом». Осмелюсь напомнить, что прежде командовали: «Весь-кругом», и что это движение, фронтом в тыл, делалось медленно, в три темпа, с командой: раз, два, три. А потом стали делать в два темпа по команде в два слога: весь-гом. Эта маловажная перемена послужила армейским поэтам предметом к критическому обзору Аустерлицкой и Фридландской кампаний. В службе не допускаются ни сатиры, ни эпиграммы, и молодых поэтов наказали справедливо и притом воински. Военный министр прислал их к графу Каменскому без шпаг, то есть под арестом, предписав: «Посылать в те места, где нельзя делать весь-гом». Эти офицеры были прекрасные, образованные молодые люди. В первом сражении граф Каменский прикомандировал их к передовой стрелковой цепи, однако ж, без шпаг. Поэты отличились, и, не смея прикоснуться ни к какому оружию, потому что считались под арестом, вооружились дубинами и полезли первые на шведские шанцы. Граф Каменский после сражения возвратил им шпаги, и написал к военному министру, что «стихи их смыты неприятельскою кровью». Граф Аракчеев позволил им возвратиться в полк, но они не согласились и остались в корпусе графа Каменского до окончания кампании, отличаясь во всех сражениях.
Пушкин совершенно забыл о еде, и во все время рассказа, кажется, даже не шелохнулся, только глаза сверкали.
Отличный рассказ. Вставьте куда-нибудь, молвил поэт. Стихи кровью смыты вот образ поэтический, созданный поневоле Каменским Впрочем, мне кажется, стихи не пятно, чтоб смывать, а доблесть, особенно если из-за них приходится рисковать головой А что, страшно в бою?
Нет, Александр Сергеевич, после страшно. А в бою есть хмель, кураж, такое упоение, от которого голова кружится. Даже рану человек на себе, порой, не замечает.
Теперь некогда, а после, Фаддей Венедиктович, вы мне все про вашу Финляндскую компанию расскажите. Ваш рассказ тем хорош, что вы все подмечаете нашим, литературным глазом. Все черты, впечатления А то спросишь бывалого человека, а он только и скажет: «да, мол, было дело! Ходили в атаку пять раз. Потом победили (или проиграли)» и весь сказ. Интересный собеседник это большая редкость. Я по молодости, бывало, резко менял круг знакомых, так, что даже друзья обижались. Нравилось мне быть рядом с тогдашними светскими львами Орловым, Чернышовым, Киселевым. Киселев в 31 год стал генерал-майором, он умел одновременно быть другом Пестеля и доверенным лицом императора Александра. Чем не типаж? Орлов состоял, как потом открылось мне, в Ордене Русских Рыцарей и мечтал о военном походе на Москву. А генерал-адъютант Чернышов имел многочасовые беседы с Наполеоном и прекрасно знал окружение французского императора. Что мне были сетования Пущина, что это не близкие нам люди?.. Так расскажите о Финляндской кампании?