Где это так?..
В Лештуковом. Вот вам и снимите!
Это уголовное дело, Никанор Иваныч.
Положим, уголовное. А вчера какой случай был: привозят к нам в участок человека вместо руки, кулдышка какая-то. Трамваем перерезало.
При чем же здесь чрезвычайное положение?
Да оно, конечно, ни при чем.
Нет, Никанор Иваныч Мы, право, говорим с вами на разных языках. Я вам о чрезвычайном положении, а вы, извините, черт знает о чем: о каких-то кулдышках! Ведь, по закону, дело ясное: чрезвычайное положение вводится во время каких-либо волнений и беспорядков. А нынче какие теперь беспорядки?
Рукосуев сделал напряженное лицо, подумал и нерешительно сказал:
В монастыре икону украли.
Никанор Иванович! воскликнул плачущим голосом Смяткин и даже всплеснул руками. Ведь, это в Ченстохове! Понимаете чуть не за тысячу верст! А мы говорим о Петербурге.
Ну, Петербург ваш тоже хорош: кражи разные, грабежи.
Где? Где, Никанор Иваныч? Ежели жулик с чердака мокрое белье стянет
Ну, не только белье Проволоку, вон, пишут, воруют все, телефонную.
Господи! Проволоку Да это, ежели бы и я был вором, и я бы ее воровал Подумаешь важное кушанье проволока! Нет, я понимаю, если бы вы сказали мне прямо: Смяткин! Я не могу снять чрезвычайной охраны, потому что в народе волнения и на каждом шагу динамит.
Выпейте еще чаю.
Знаю я ваш чай! Когда вам нечего сказать, вы мне чай предлагаете.
Мне нечего сказать?! Господи, Боже Ты мой! Сколько угодно. Вчера, например, приводят к нам в участок мальчишку. Малыш, этакий, лет двенадцати. «Что такое?» спрашиваю, «Гаврилюк?». Городовой это, который его привел Гаврилюк по фамилии.
Ну?
«Что такое?», спрашиваю, «Гаврилюк?». «Пымал», говорит, «ваше благородие. У дамы с руки рудюкуль оборвал». Каков народец? Ридикюль с руки! Да куда ж вы? Посидите!!
Смяткин, молча, с трясущимися от обиды руками, искал шляпу и палку.
Благодарю вас за чай, за приятные разговоры. Спасибо, что научили меня, дурака, государственным делам.
Он оделся, сухо пожал Рукосуеву руку и вышел в переднюю.
Потом приоткрыл дверь и, просунув голову, спросил:
Так не снимете?
Ей-Богу, вы меня удивляете Кажется, человек солидный, бакалейную торговлю имеете, а рассуждаете, как какой-нибудь интеллигент! Мальчишка десяти лет обрывает у прохожих ридикюли, а вы
Смяткин хлопнул дверью и ушел.
* * *
На улице к нему подбежал оборванный мальчишка и захныкал:
Холодно, господин! Дайте копеечку, на кушанье
Пошел прочь, мерзавец! свирепо закричал Смяткин. Из-за вас, чертей, чрезвычайную охрану держат, а вам, негодяям, хоть бы что!!!
Городовой Сапогов
Ялтинский городовой Сапогов получил от начальства почетное, полное доверия к уму и такту Сапогова поручение: обойти свой участок и проверить всех евреев занимается ли каждый еврей тем ремеслом, которое им самим указано и которое давало такому еврею драгоценное, хрупкое право жить среди чудесной ялтинской природы
Проверять хитрых семитов Сапогову было приказано таким образом: пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман.
Ты только держи ухо востро, предупредил Сапогова околоточный. А то так тебя вокруг пальца и обкрутят!
Жиды-то? Меня-то?..
* * *
Здравствуйте! сказал Сапогов, входя к молодому Абраму Голдину. Ты это самое, как говорится: ремесло свое Сполняешь?
А почему мне его не исполнять? удивился Абрам Голдин. Немножко кушаю себе хлеб с маслом. Знаете фотография, конечно, такое дело: если его исполнять, то и можно кушать хлеб с маслом. Хе-хе! На здоровьичко
Та-ак, нерешительно сказал Сапогов, переминаясь с ноги на ногу. А ты вот что, брат Ты докажи! Проверка вам от начальства вышла
Сделайте такое одолжение, засуетился Абрам Голдин, мы сейчас из вас сделаем такую фотографию, что вы сами в себя влюбитесь! Попрошу вас сесть Вот так. Голову чуть-чуть набок, глаза сделайте, попрошу немножко интеллигентнее рот можно закрыть! Закройте рот! Не делайте так, будто у вас зубы болят. Нос, если вам безразлично, можно пока рукой не трогать. Потом, когда я кончу, можно его трогать, а пока держите руки на грудях. Прошу теперь не шевелиться: теперь у вас за-ме-ча-тель-но культурный вид! Снимаю!! Готово. Спасибо! Теперь можете делать со своим носом что вам угодно.
Сапогов встал, с наслаждением расправил могучие члены и с интересом потянулся к аппарату.
А ну вынимай!
Что вынимать?..
Что там у тебя вышло? Покажь!..
Видите ли Сейчас же нельзя! Сейчас еще ничего нет. Мне еще нужно пойти в темную комнату проявить негатив.
Сапогов погрозил Голдину пальцем и усмехнулся.
Хе-хе! Старая штука!.. Нет, брат, ты мне покажи сейчас А этак всякий может.
Что это вы говорите? встревожепно закричал фотограф. Как же я вам покажу, когда оно не проявлено! Нужно в темную комнату, которая с красным светом, нужно
Да, да кивал головой Сапогов, иронически поглядывая на Голдина. Красный свет, конечно темная комната Ну, до чего же вы хитрые, жидова! Учитесь вы этому где, что ли Или так, сами по себе? Дай мне, говорит, темную комнату Ха-ха! Не-ет Вынимай сейчас!
Ну, я выну так пластинка будет совершенно белая!.. И она сейчас же на свету пропадет!..
Сапогов пришел в восторг.
И откуда у вас что берется?! И чтой-то за ловкий народ! Темная, говорит, комната Да-а. Ха-ха! Мало чего ты там сделаешь, в этой комнате Знаем-с. Вынимай!
Хорошо, вздохнул Голдин и вынул из аппарата белую пластинку. Смотрите! Вот она.
Сапогов взял пластинку, посмотрел на нее и в его груди зажглась страшная, тяжелая, горькая обида.
Та-ак Это значит, я такой и есть? Хороший ты фотограф. Понимаем-с!
Что вы понимаете?! испугался Голдин. Городовой сумрачно посмотрел на Голдина
А то. Лукавый ты есть человек. Завтра на выезд получишь. В 24 часа.
* * *
Сапогов стоял в литографической мастерской Давида Шепелевича, и глаза его подозрительно бегали по странным доскам и камням, в беспорядке наваленным во всех углах.
Бонжур, вежливо поздоровался Шепелевич. Как ваше здоровьице?
Да так. Ты ремеслепник будешь? А какой ты ремесленник?
Литографический. Ярлыки разные делаю, пригласительные билеты Визитные карточки делаю.
Вот ты мне это самое и покажи! сказал подмигивая Сапогов.
Сколько угодно! Мы сейчас, ваше благородие, вашу карточку тиснем. Как ваше уважаемое имя? Сапогов? Павел Максимович? Одна минутка! Мы прямо на камне и напишем!
Ты куда? забеспокоился Сапогов. Ты при мне, брат, пиши!
Да при вас же! Вот на камне!
Он наклонился над камнем, а Сапогов смотрел через его плечо.
Ты чего же пишешь? Разве так?
Это ничего, сказал Шепелевич. Я на камне пишу сзаду наперед, а на карточке оттиск выйдет правильный.
Сапогов засопел и опустил руку на плечо литографа.
Нет, так не надо. Я не хочу. Ты, брат, без жульничества. Пиши по-русски!
Так оно и есть по-русски! Только это ж нужно, чтобы задом наперед.
Сапогов расхохотался.
Нужно, да? Нет, брат, не нужно. Пиши правильно! Слева направо!
Господи! Что вы такое говорите! Да тогда обратный оттиск не получится!
Пиши, как надо! сурово сказал Сапогов. Нечего дурака валять.
Литограф пожал плечами и наклонился над камнем. Через десять минут Сапогов сосредоточенно вертел в руках визитную карточку и, нахмурив брови, читал:
Вогопас Чивомискам Левап. На сердце у него было тяжело
Так Это я и есть такой? Вогопас Чивомискам Левап. Понимаем-с. Насмешки строить над начальством на это вы горазды! Понимаем-с!! Хороший ремесленник! Отметим-с. Завтра в 24.
Когда он уходил, его добродушное лицо осунулось. Горечь незаслуженной обиды запечатлелась.
«Вогопас, думал, тяжело вздыхая, городовой, Чивомискам!»
* * *
Старый Лейба Буцкус, сидя в уголку сквера, зарабатывал себе средства к жизни тем, что эксплоатировал удивительное изобретение, вызывавшее восторг всех окрестных мальчишек Это был диковинный аппарат с двумя отверстиями, в одно из которых бросалась монета в пять копеек, а из другого выпадал кусок шоколада в пестрой обертке. Многие мальчишки знали, что такой же шоколад можно было купить в любой лавчонке, без всякого аппарата, но аппарат именно и привлекал их пытливые умы