Кастор, скажи, тебе понравились Бактры?
Впервые я вижу город огромный, неохотно отвечает юноша на вопрос. Нет радости в голосе Кастора.
И? допытывается Лаодика.
Честно признаюсь, не понравились Бактры.
Что так? Удивлённая Лаодика оборачивается назад. Главная улица столицы невероятно прекрасна! Разве тебя не впечатлили нарядные здания, агора, храмы, квадраты кварталов? Нет? Тебе просторы пустые милее? Ну тогда посмотри, всюду люди спешат по делам. Обожаю шум улиц. Как у человека кровь наполняет жилы, так у нас жители дарят энергию великолепному полису.
Потому и не нравятся Бактры, что много люда собралось. Не вижу великолепия, о котором ты говоришь. Кроме храмов старинных, ничто не удивило меня. В тесноте неприятной живёте. Шумно, дымно у вас, сутолока, гам. Испражнениями пахнет на каждом углу. Если мор разразится, так погибнете разом, всем скопом.
Повозку окружают со всех сторон всадники-продромы. Беседа обрывается. Из-за лошадей Лаодике нечего показывать Кастору.
Познакомься, дочь, это Макарей, архитектор. Будет строить дворец Макарей правителю Кангюя. Умнейший муж, в дороге будет учить тебя.
Лаодика вглядывается в мрачного незнакомца. Ему лет около тридцати с небольшим, худощавого сложения, лицом с правильными чертами. Муж суровый не встречает деву улыбкой, напротив, мрачнеет. Евкратид отдаёт поручение всадникам. Два продрома покидают лошадей и помогают погрузить в повозку тяжёлый сундук учёного мужа. Лаодика вынуждена ступить на улицу. Пока сундук погружают, один из всадников вручает деве небольшой кожаный кошель.
Это вам от красивой вдовы.
Всадник на лошади подаётся вперёд на полкорпуса. В открывшемся пространстве на противоположной стороне улицы Лаодика застаёт «красивую вдову» Аттиду в чёрных одеждах и таком же чёрном платке. Печальная Аттида стоит неподвижно, словно каменная дорожная герма. На краткий миг взгляды двух дев встречаются. Аттида поднимает правую руку открытой ладонью к подруге. Лаодика раскрывает кошель, внутри него оказываются три новеньких серебряных обола базилевса Деметрия. Более ничего нет в кошеле: ни остракона, ни записки на драгоценном папирусе. Лаодика вскидывает голову, но, увы, подруги более нет на прежнем месте.
Аттида! шепчет дева. Как мне жаль
Запоздало машет рукой Лаодика месту, где совсем недавно стояла подруга.
Отъезжаем, Лаодика! нежно обращается отец к дочери. Сопровожу я тебя до ближайшего статмоса. Секретный есть к тебе разговор. Удручённая дева поднимается в повозку, утирает частые слёзы. Повозка трогается, дабы навсегда увезти Лаодику из родного города.
Глава 5. Напутствия
Евкратид
Повозка тронулась, городские ворота остались позади. В большой повозке трём взрослым людям тесно, половина пространства занята сундуками.
Меридарх трогает один из сундуков, обращается к дочери:
Я перебрал без тебя приданое. Ты недосчитаешься многих привычных вещей. Вместо милых безделиц уложил имущество родовое, необходимое тебе в Кангюе.
Отец, почему бы мне самой не распорядиться моим собственным приданным? В тон вопроса вложена жгучая обида.
Движет мной забота о тебе. Опыт меридарха передаю тебе. Поговорим же, дочь, не о скромных утратах девичьего имущества его тебе восполнит с лихвой твой жених, а о том тайном знании, что тебе действительно пригодится в далёком краю.
Ты отправляешь меня к варварам без любимых, дорогих мне вещей! Это очень-очень жестоко, отец! протестует Лаодика. Мне будет и без того печально в одиночестве, зачем же мне делать ещё больнее?
Одиночество? Какое одиночество? переспрашивает Евкратид.
Ты, верно, насмехаешься надо мной, опытный родитель? тараторит Лаодика. В Кангюе никто не говорит на койне! Вот и безмолвное одиночество! Пытка молчанием меня поджидает. То не замужество, то мои похороны. Грубые варвары будут, как ты вот сейчас, надо мной потешаться. Изведут меня новые родственники придирками, их уклад мне совсем непонятен. Злые они все как один! Приготовляют для меня унижения. Гордость моя пострадает. В служанку меня обратят.
Лаодика, прошу, успокой пустое треволнение. Плохое отношение к людям порождает и плохие события. Разве я не говорил тебе эту старую мудрость?
Быть глупо-наивной, отец? Ты это мне предлагаешь? Хороши же твои наставления!
Наивность? Не про наивность с тобой говорю. Быть наивным в диком лесу, наполненном хищными тварями, смертельно опасно. Говорю про изначальное дружелюбие. Увидь в варварах не врагов, но друзей. Продемонстрируй им открытость и искренность. Это я про Кушана, жениха твоего. Он дорожит доверием. Твой первый шаг навстречу жених оценит. Итак, про беспокойства. Начнём по порядку койне. Кушан, правитель Кангюя, говорит на койне, разве этого тебе мало? считает на пальцах меридарх. Кастор тоже и его отец Филипп им койне родное Уже трое владеющих койне из тех, кого я видел в Кангхе. Что же до прочих? Ну так твой бактрийский прочим хорошо будет понятен. Милая дочь, ты не едешь в Кангюй стряпнёй заниматься. Ты не кухарка. Ты не прислуга. И не из прислуги происходит твой знаменитый македонский род. Ты невеста правителя, не тебе самой стирать грязное бельё. Мелочных придирок от властительной арийской родни ты, Лаодика, никогда не услышишь. Кушан само благородство. Беспричинно в Кангюе никто не обидит тебя.
Слово мне предоставишь после речи своей? входит в беседу архитектор.
Как закончу, так и начинай. Евкратид явно благоволит Макарею. Меридарх поворачивается к дочери, говорит с ней твёрдо, игнорируя заданный вопрос.
В жизни я пришёл к тому твёрдому заключению, что где бы ты ни оказался: в Бактрах ли, сокровищнице Бактрии, в Великой Сирии ли многопёстрой или в свободном Кангюе всюду надо соответствовать ожиданиям людей. При Диодоте соответствовал я ожиданиям деспотичного сатрапа, клялся ему беспрестанно в преданности. Когда он отложился от дел Селевкидов, согласился стать его шпионом в Сирии. Я был юн, очень юн тогда, тебе едва по пояс. Мне было восемь лет. Попав же в Сирию и вступив в корпус пажей базилевса, позабыл про данные Диодоту клятвы и стал лучшим пажом. «Тот самый великолепный красавчик Евкратид» вот так меня называли в Антиохии. На меня равнялись, мне предлагали товарищество, звали в любовники, мне подражали, для меня были открыты двери домов аристократов Сирии. Вернувшись в Бактрию и застав смену династии, я принёс клятву верности новой династии. С меня не убыло гордости от новых клятв. Приспосабливался я к ожиданиям людей, облечённых верховной властью, потому и уцелел в бурных событиях.
Как же мне поступать, отец, с личными чувствами? Дева тянет беседу в иную сторону.
Личные чувства ты, дочь моя, надёжно сокрой от глаз и ушей посторонних, как я сокрыл сокровища, тебе необходимые.
Что за сокровища ты спрятал? Впервые в глазах Лаодики появляется интерес.
К ним я приду позже, но пока не о них будет разговор, посмеивается Евкратид. Как прибудешь в Кангюй, с первых дней соответствуй ожиданиям твоих подданных. Варварами их не называй, слово то наше им хорошо известно вместе со смыслом его, а лучше и вовсе слово то хулительное позабудь. Ни к чему тебе браниться среди незнакомых тебе людей. Ты же не хочешь с первого дня нажить врагов среди новой семьи?
И какие ожидания у моего жениха? Кем он хочет видеть меня? Дева приводит в порядок растрепавшиеся волосы, завязывает белую диадему.
В Кангюе заправляют сарматы. Правитель Кушан их приблизил к себе. Сарматы поставлены Кушаном выше прочих племён в союзном государстве. Равноправие среди мужей и дев лично я наблюдал и в свадьбе, и в сражении, и при похоронах. Выдавали при мне замуж знатную сарматку всем племенем на совете, как у нас лучшего из лучших мужа женят. Свобода это их самая чтимая богиня. Демократия стародавняя священная традиция кочевников. Дух у сарматов очень воинственный, девы у них владеют ценным родовым оружием, сражаются в доспехах на лошадях наравне с мужами. А умирали сарматки так же храбро, как и их отцы, братья и мужья. Хоронят знатных сарматок с оружием. Грустный этот обряд я тоже в Кангюе застал.