Очнувшись, она почувствовала первые капли воды, падающие на ее лик и скатывающиеся с него вниз, на землю. С увеличением дождя, который стал сплошной стеной, она смотрела на эти изгибающиеся линии воды, идущие от небес. Она увидела зарево, что освещало лес, и почувствовала запах горящего дерева, что тянулся пеленой по кронам деревьев. Привстав, она посмотрела еще раз в сторону этого необычного света, что когда-то пугал ее племя. Но в этот раз она пошла к нему, и шаг ее становился все быстрее и быстрее, пока не перешел в бег, как будто ее что-то подстегивало. Она неоднократно спотыкалась о мокрые сучья и корни деревьев, но, вставая, продолжала бежать, пока лес не расступился и перед ней не оказалась открытая широкая поляна. В ее центре, объятое огнем, полыхало дерево, оно озаряло лес, что был расположен вокруг этого необычного места. Дерево потрескивало, а падающие на него капли дождя превращались в пар, который поднимался, как облако, вверх. Само дерево, казалось, и было тем неутомимым огнем, пугающим всё живое вокруг; его ветви были языками пламени, что врезаются во тьму, а сыплющиеся искры разносит ветер, пока их не накроет другая стихия. Она, завороженная этим зрелищем, посмотрела вниз, где под ее ногами лежал красный плод, что она никогда не видела и не чувствовала его запаха, но он был ее неистовым желанием. Она почувствовала, как по ее ногам течет кровь, и это было не от ран, что она получала раньше, это было само естество. Начавшийся новый репродуктивный цикл ее вида менял ее. Две яркие искорки приближались к ней, вырисовывая силуэт большого существа, который плавно двигался, переставляя свои лапы. Зверь, что страшил ее и убил то несчастное животное, был совсем рядом, но она больше не боялась его, а лишь наблюдала за ним. Он подошел вплотную, обнюхивая ее; у него была крупная голова с большими торчащими клыками, которые отражали огонь, исходящий от горящего дерева. Зверь лишь потерся о ее бедра и, огибая ее, медленно подошел к лежащему на земле плоду и лег рядом с ним. Взяв его, она, не в силах противостоять этому вожделению, вкусила сладкий плод, и его сладкий сок разлился по ее телу, просачиваясь в каждую клетку ее организма, наполняя его нескончаемым светом, что несет в себе вселенная. Ее волосяной покров облетел с порывом ветра, ноги стали длиннее, бедра округлились, а волосы на ее голове стали гладкими, прямыми, как падающая вода. Разум проснулся вместе с «Я»; древо, что стояло напротив создания, обрело свечение торсионной формы с закручивающимися в бесконечности, умирающими и возрождающимися энергиями.
Он чувствовал ее запах и бежал к горящему дереву тот самый, кого она видела у леса обгладывающим кости. Он неистово закричал, поднимая вверх руки, пытаясь что-то исправить, но мгновение прошлого возвело высокую стену, что замыкается в каждом разумном существе. Он видел ее красоту и не мог ничего с собой поделать; упав на колени, обливаемый дождем, он смотрел с вожделением на ту, что теперь была недоступна. Лишь зверь прохаживался рядом, поблескивая своей мокрой темной шкурой. Подобрав откушенный плод, он жадно стал его поедать, и лишь гром, как волна, пронесся по долине, сотрясая землю.
Два существа растворялись в энергии тора; обретя познание, они смотрели друг на друга, обуянные страстью и окутанные новым неукротимым страхом потери дикой чистоты.
Глава 2. Междуречье
О все видавшем до края мира,
О познавшем моря, перешедшем все горы,
О врагов покорившем вместе с другом,
О постигшем премудрость, о все проницавшем
Эпос о Гильгамеше. Таблица 1
Мое появление было как яркая вспышка, что принесло небо. Я не помнил ничего кроме величественных гор, что вечно возвышались надо мной. Когда я поднимался на них, с вершины я видел зеленый лес, за которым у притока великой реки зажигались огни и клубился дым. Для меня это место было запретом, что тяжелыми ставнями заграждал мне путь.
Лежа на мягкой травяной подстилке, я пытался вглядеться в яркое солнце, что слепило меня. Но скоро я привык к его свету и мои зрачки сузились до крохотной точки; светило, переливаясь, играло своими лучами на моей ладони. Мой покой что-то нарушило, и мелкие камешки посыпались мне на лицо. Обернувшись, я увидел быстрого оленя, что промчался от меня вниз по склону. Я тут же устремился за ним, обегая низкорослые деревца, что были мне по пояс, и перепрыгивая через круглые валуны, встречающиеся у меня на пути. В несколько прыжков я взобрался на большое дерево, что свисало над большим ущельем, и, перецепляясь по его сучьям, перепрыгнул на соседнее, соскочил вниз и оказался возле большого притока реки. Скоро прибежал и олень. Увидев меня, он приостановился и, фыркнув, постучал своим копытом о камни; звук из его гортани был как рык льва.
Я понимаю тебя, что моя хитрость снова превзошла тебя в скорости.
Подойдя к небольшому животному, я приобнял его, и оно потерлось своими рогами о мою руку, с уважением помахав головой. Испив воды, я играючи обрызгал своего друга, а тот в отместку, зайдя в воду, начал стучать по воде копытами, обдавая меня сверху донизу водой. Мой громкий смех отражался эхом, проносясь по ущелью, быстро растворяясь в лесу среди деревьев. Мне нравились его обитатели. Птицы, что пели мне красивые песни по утрам и не давали мне выспаться; семейство быстроногих крохотных пушистых зверьков, что вечно прятались в норах между корнями; бурый громила с крепкими лапами, который их распугивал, лазая на дерево за медом, а потом убегал от роя пчел, что гнали вора до самой реки. Они были моими маленькими друзьями, с которыми я делил эту воду, этот лес и эти горы. Однажды, когда солнце было в зените, я услышал топот, идущий со стороны большой долины с севера. Я вскарабкался на один из каменистых пригорков и увидел давних друзей, что приходят сюда с появления большой воды, которая растекается по своей пойме. Это были животные даже больше для меня, что шли с севера в поисках пищи. Их тела были покрыты густой шерстью, они медленно двигались в сторону зеленых пастбищ.
Я встал на их пути, приблизившись к вожаку, и тот остановился передо мной. Его бивни были закручены в несколько витков, он прикоснулся ко мне своим хоботом. Посмотрев на меня, он протяжно затрубил свою песнь; я поклонился, приветствуя их. Стадо побрело дальше, поднимая клубы пыли, а я еще долго наблюдал, как черные спины гигантов скрываются за холмами.
В лесу я часто находил ловушки для животных и ломал их силки-то были уготованы для моих друзей. Кто-то постоянно развешивал их повсюду, и выкопанные ямы с острыми кольями, что были вбиты на дне, периодически появлялись на моем пути. Но однажды меня разбудило не пение птиц, а крик оленя, и это был голос отчаяния и боли. Я рванул в сторону исходящего звука, где опушка леса примыкала к низовью реки. Приблизившись, я увидел маленького мулу (человека) в шерстяной набедренной повязке, что стоял возле ямы с длинным копьем в руках. Увидев меня, он опешил и отшагнул в сторону.
О боги, ты кто? пятясь назад, пробормотал он испуганно.
С трудом разобрав звучание, что исходило из его рта, я приблизился к яме и увидел своего окровавленного друга. Он склонил голову, упершись рогами в один из острых кольев, что пронзили его тело; его дыхание было редким, а движения почти не было, лишь тихий клекот из его горла. От увиденного я пришел в ярость и, взяв первый попавшийся камень, запустил его над человеком. Глыба угодила в дерево, что стояло с ним рядом; от удара дерево сломалось, куски древесины разлетелись в стороны. Споткнувшись, человек упал; перекатившись, он на четвереньках, бросив свое копье, скрылся в гуще леса. Я аккуратно поднял оленя. Когда я вынимал из него колья, он взревел от боли. Взвалив его хрупкое тело себе на плечи, я побежал изо всех сил к источнику жизни, что находился в глубине леса и всегда помогал мне, когда я испытывал сильную боль внутри или от ран; он неоднократно спасал и моих друзей, что приходили к нему лечиться. Я чувствовал его слабое дыхание на своей шее, теплая кровь текла по моему телу, окрашивая меня в ярко-красный цвет. Проблески солнечных лучей сопровождали меня, прорываясь сквозь листья надо мной. Прибежав к источнику, от которого сорвалась стайка маленьких птиц, испугавшихся моего появления, я остановился, набирая полной грудью воздух. Древнее окаменевшее дерево, что когда-то раскололи боги своей палицей и пробили землю, изъяв оттуда живительную влагу. Я медленно опустил его в воду. Он больше не ревел, как прежде; прохлада воды успокоила его боль, а каменистая канавка воды окрасилась алым цветом, и поток, что стекал вниз, уносил ее вглубь леса, питая корни величественных деревьев, которые будто бы притихли в этот момент, прислушиваясь к нам. Я еще раз взглянул на животное его глаза застыли, покрывшись холодной пеленой смерти. Что-то сжало меня, как невидимая боль от поражения копьем, а застывшая на моем теле кровь, потрескавшись, давила меня все сильнее.