За последующие сорок лет благодаря матери Агнес молитвенная община из дюжины сестер превратилась в место, где девушки обучались большему количеству профессий, чем где-либо на континенте. Большая часть учениц попадала сюда из созданной матерью Агнес школы для девочек-подкидышей, большинство из которых прямо со школьной скамьи отправлялись в монастырь.
Да, подобная вербовка не лучший ход, но жизнь редко предлагает хорошие варианты девочкам-сироткам, таким как я и Маргерит.
Я слышала, что произошло убийство, говорит мать Агнес, как только двери закрываются вновь. И что ты в этом замешана.
Не знаю, откуда она получает информацию, но всегда точную.
Расскажи мне, поднося чашку к губам, продолжает она. Почему градоначальник назначил венатре расследовать смерть этой бедняжки?
По двум причинам, отвечаю я. Преступление оказалось ужасным, и Удэн признался, что, хм, проводил тот вечер в ее компании.
Настоятельница глубокомысленно кивает:
Вот почему ни граф, ни его сын не ведут расследование.
Верно. Хотя Ламберт Монкюир помогает. Я постукиваю пальцами по краю своей чашки. Венатре, Симон, их дальний родственник, но он очень умный и знает толк в раскрытии преступлений. И я помогала ему, потому что нашла тело в ту ночь.
Катрин, что ты делала на улице посреди ночи? становясь серьезной, спрашивает мать Агнес.
Осматривала святилище, объясняю я. Ей никогда не нравилось мое увлечение лазаньем, даже когда я жила в аббатстве. Мы отстаем от графика, к тому же я хорошо вижу в лунном свете.
Насколько хорошо?
В ее тоне появляются такие нотки, от которых волосы у меня на затылке встают дыбом.
Достаточно, чтобы делать свою работу как следует.
Несколько секунд в комнате царит тишина, если не считать тяжелого дыхания матери Агнес.
Тебе не следует выходить на улицу ночью, наконец говорит она. Это небезопасно, и убийство тому доказательство. Я поразмыслю, не написать ли магистру Томасу, что я думаю о его поручениях для тебя.
В первый год после того, как я покинула аббатство, ему каждую неделю приходили язвительные письма от настоятельницы. Сомневаюсь, что он обратит внимание на очередное.
Расскажи мне об этом Симоне, просит настоятельница, уткнувшись в чашку.
Что о нем рассказывать? не ожидая такой смены темы, спрашиваю я.
Ее глаза с бесцветными ресницами смотрят на меня не мигая.
Ну же, Катрин, может, я и ослепла, но все еще прекрасно слышу. Он тебе приглянулся.
Я прокручиваю в голове наш разговор, пытаясь вспомнить, что такого сказала. Только то, что Симон раскрывает преступления и очень умен. Два замечательных качества. Но когда в мыслях возникает его нерешительная улыбка и то, как он заботился обо мне, в груди неожиданно разливается тепло. Как, во имя Света, она почувствовала это?
Он красивый? наслаждаясь моей внезапно возникшей неловкостью, спрашивает она.
Ну, довольно приятный, бормочу я и, поняв, что она ждет от меня продолжения, вздыхаю: Светлые волосы. Рост чуть выше среднего. Описания выходят довольно скупые. Не слишком худой, но и не полный. Светлокожий. На два года старше меня.
А глаза?
Светло-голубые, как у сестры Аликс, отвечаю я, умолчав о небольшом карем изъяне.
Значит, полная твоя противоположность. В ее тоне слышатся веселые нотки.
Я не коротышка, возражаю я.
Даже без туфель на каблуке, которые надела сегодня к моему выходному платью, я выше большинства женщин и многих мужчин.
А еще у него тоже вьются волосы.
Настоятельница фыркает:
Беру свои слова назад: вы похожи как близнецы. Ни больше ни меньше. Она моргает, вновь переходя на серьезный тон: Неужели его внешность отвлекла тебя от самого важного его характера?
Щеки тут же начинают гореть.
Он кажется порядочным.
Неплохо для начала.
Я вздыхаю. Как описать Симона? Я провела рядом с ним несколько часов и не уверена, что узнала его лучше, чем в первую минуту знакомства.
Он добрый, но держится настороже. И, кажется, ему не нравится зависеть от Монкюиров.
Мы когда-нибудь встретимся с ним?
Я съеживаюсь от этой мысли.
Думаю, ваши предположения о нас с Симоном слишком хороши. Я его почти не знаю. Пора действовать. Он из Мезануса. Вы когда-нибудь слышали это название?
Конечно. Настоятельница берет имбирное печенье и, откинувшись на спинку кресла, макает его в чай. Это деревня со знаменитым Светочем на побережье Приции.
Реми оказался прав насчет Приции. Но, если святое место назвали Светоч, значит, там произошло какое-то чудо.
Кто там умер?
Принцесса, сбежавшая с острова на западе Бринсуллии несколько сотен лет назад. Мать Агнес замолкает на мгновение, чтобы попробовать откусить печенье теми несколькими зубами, что у нее остались, а затем вновь макает его в чай. Отец догнал ее в Мезанусе, но она отказалась возвращаться с ним, и он ее убил.
«Слушаться родителей» один из Десяти столпов праведной жизни, поэтому рассказ несказанно удивляет меня.
Храм, в котором почитают беглянку?
Она сбежала не без повода. Ее отец принуждал девушку выйти замуж за него.
На секунду мне кажется, что я просто пропустила имя принца, которого ей навязывали в женихи. А осознав услышанное, откидываюсь на жесткую спинку дивана.
Он хотел жениться на собственной дочери?
Ее мать умерла, а король обезумел от горя. Настоятельница вновь подносит печенье ко рту и в этот раз откусывает от него кусочек. Видимо, принцесса Дайма очень походила на нее.
И все же начинаю я.
Даже мысль о подобном отвратительна. Но в Светочах людям даруются великие чудеса, выстраданные мучениками при жизни.
Неужели к ней за помощью обращается так много людей, спасающихся от кровосмесительных браков?
Матушка Агнес проглатывает печенье и бросает на меня укоризненный взгляд.
Ее могила стала местом паломничества для страдающих душевными болезнями, начиная от младенцев с родовыми травмами и заканчивая теми, кто видит и слышит то, чего нет, а также убийцами, питающимися плотью своих жертв.
Еще один кусочек печенья отправляется в рот настоятельницы.
А у меня от услышанного сводит живот.
Неужели есть те, кто настолько безумен?
Редко, но да.
Почему таких не казнят?
Мать Агнес протягивает мне чашку, и я доливаю туда чаю.
Наша вера осуждает наказание тех, кто не осознает серьезность своего преступления.
Я фыркаю:
Вы хотите сказать, что наказание бессмысленно, если они не поймут, за что страдают?
Она продолжает держать чашку, и я добавляю столько же сливок, сколько наливала Маргерит несколько минут назад.
Зачастую семьи отчаянно верят, что близкий человек совершает ужасные вещи не по своей воле. Мол, в него что-то вселилось, игнорируя мой выпад, продолжает мать Агнес, откидывается на спинку кресла и поправляет рясу, прежде чем сделать глоток. Обычным людям проще поверить в это, ведь даже самые мудрые ученые почти ничего не знают о том, что у нас здесь, она постукивает себя по виску. Три религиозных ордена и больницы размещают в своих стенах паломников, но жители деревни принимают многих в своих домах. Не буйных, конечно. Только тех, кто не приспособлен к самостоятельной жизни. Многие врачи приезжают в Мезанус, чтобы понаблюдать и поговорить с самыми тяжелыми больными, попытаться понять их и помочь вернуть душевный покой.
Симон не врач, но, судя по всему, проводил рядом с ними много времени.
Так эти чудесные исцеления результат их усилий или благословения Даймы? спрашиваю я.
Мать Агнес пожимает плечами:
Твои предположения так же хороши, как и мои. Но ее имя не вписали бы в Молебен о Святых без веской на то причины.
Меня, впрочем, больше интересует жизнь Симона до приезда в Коллис. Интересно, он родился и вырос в Мезанусе или приехал туда лечиться?