Это почему? поинтересовался я.
Потому. Дед Федор насупился и шумно выдохнул через нос. Крути баранку давай и лишнего не спрашивай.
Глава 4
Вернувшись домой, я тут же плюхнулся спать, но даже утро не принесло облегчения: перед глазами до сих пор мелькали циферки и графы таблиц, и даже поездка в трамвае не смогла вытряхнуть их из головы. В конце концов я вышел сразу после Николаевского моста и дальше двинулся пешком, чтобы хоть немного проветриться.
Получилось если не выдохнуть окончательно, то хотя бы отключиться, и теперь ноги несли меня сами. За Мойку, потом налево, мимо дворца Юсуповых. Прямо по улице, которую в этом мире вряд ли назвали в честь декабристов. Поворот, еще поворот и снова прямо, до самого Гривцова то есть Демидова переулка и потом по мосту через Екатерининский канал.
И только на этой стороне я понял, куда пришел.
Кондитерская на набережной выглядела совершенно обыденно и вряд ли хоть чем-то отличалась от десятков подобных себе, раскиданных по всему центру города. Да и была самой обычной если не считать того, что я определенно сюда ходил. Часто, чуть ли не каждый день: кофе здесь всякий раз варили отменный.
В моем старом мире.
И здесь же в меня стреляли. Год назад, в марте девятьсот восьмого того девятьсот восьмого. То ли обычные бандиты, то ли чей-то ревнивый муж. А может, и политические, приняв за кого-то другого. В те времена в Петербурге уже было неспокойно. Я так и не узнал, кто желал мне смерти: били с той стороны канала, издалека и в спину и тут же удрали.
Удивительная штука память. Иногда забываешь чуть ли не целые годы и не из прошлого века, а совсем недавние. А иногда вспоминаешь то, что было сто лет назад. Без усилий и в мельчайших подробностях, будто в замедленном режиме снова и снова смотришь кино у себя в голове.
Вот я выхожу наружу из той двери. Чашки в руках уже нет осталась на столике. Есть газета, которую почему-то очень нужно дочитать. Я замедляю шаг, пробегаюсь глазами до конца разворота, качаю головой видимо, статья мне не очень-то понравилась. Сворачиваю листы в трубку и убираю под пиджак нет, под бушлат апрель в том году выдался холодный.
Потом выстрел. Пуля бьет в стену, в лицо летит каменная крошка, кто-то верещит
Вот так дела, пробормотал я, касаясь неровных краев кончиками пальцев.
Отметина осталась и год спустя. Может, немного другая, не той формы, чуть глубже и треугольная, с разошедшимися в стороны по видавшей виды краске трещинами но точно в том же самом месте, чуть правее угла окна.
Пуля попала сюда и в том мире, и в этом.
Я шагнул влево и заглянул сквозь стекло в утренний полумрак зала. Посетителей в кондитерской еще не было слишком рано, но она уже открылась. За стойкой в углу скучала невысокая полная женщина в белой косынке. Может, та же самая лица я, конечно же, не запомнил, хоть и бывал здесь не раз и не два.
На мгновение даже мелькнула мысль зайти и спросить только что? Не бывал ли здесь год назад мужик? Какой? Лет тридцати-сорока, среднего роста, крепкий, мрачный, с темной щетиной и сединой на висках. Одетый одетый как все.
Таких тысячи в любом мире.
И в любом столетии.
Владимир Петрович! Ваше благородие, Владимир Петрович!
Засмотревшись на дырку в стене, я не заметил, как рядом со мной остановился знакомый автомобиль. Дверца со стороны водителя распахнулась, и оттуда высунулся и призывно махал мне Захар, кажется. Денщик Дельвига выглядел куда бодрее, чем в нашу первую встречу, да еще и улыбался так, будто почему-то до неприличия обрадовался, увидев меня.
Впрочем, так оно, похоже, и было.
Владимир Петрович, вот не поверите я как знал, что вас тут встречу. Меня ж в гимназию отправили, со срочным поручением, продолжал тараторить Захар, обегая капот автомобиля. Антон Сергеевич срочно к себе требует!
Требует? усмехнулся я.
Сердечно просит ваше благородие. Захар понизил голос и виновато втянул голову в плечи. Просил передать помочь надобно, и никак без вас не справиться, Владимир Петрович.
Вот так выбор: провести еще один день в гимназии или прямо сейчас мчаться навстречу очередной тайне этого мира, на помощь могучему древнему Ордену и лично его преподобию капеллану.
Видимо, получить классическое образование мне все-таки не судьба.
Ну, если сердечно просит Я неторопливо шагнул к автомобилю. Ладно уж, так и быть поехали.
Машина сорвалась с места даже раньше, чем я успел захлопнуть дверцу и как следует устроиться на сиденье. Захар явно спешил, поэтому крутил баранку с солдатской лихостью. Ему, пожалуй, не хватало врожденного Таланта и изящной небрежности Дельвига, но их отсутствие он с избытком компенсировал старанием.
И темпераментом: чуть ли не каждый маневр сопровождался недовольным пыхтением, а то и руганью. Захар выжимал из мотора все, что мог, и то и дело подрезал машины и распугивал лошадей могучим ревом из-под капота но виноватыми неизменно оказывались другие, вплоть до пешеходов и городовых в будках.
Я уже всерьез начал сомневаться, что мы доедем до места в целости и сохранности, но Захар вдруг свернул направо, перемахнул через Неву и полетел на север по Большому Сампсониевскому проспекту уже без лишней суеты. Здесь дорога оказалась почти свободной, так что у меня, наконец, появилось возможность спокойно оглядеться.
И сообразить, что едем мы явно не на Галерную.
Уж извините, ваше благородие, снова заговорил Захар. Я же вас даже поблагодарить не успел. Сами понимаете суета такая
За что благодарить? поинтересовался я.
Так вы же мне жизнь спасли, Владимир Петрович. И даже руку сохранили. Их преподобия не сдюжили хоть и целителей просили, и самого архиерея звали Те не смогли, а вы пришли, пошептали и вот она, как новенькая! Захар принялся демонстративно трясти затянутой в тонкую перчатку конечностью, и так увлекся, что едва не упустил руль. Выходит, Талант особый есть в вашем благородии. Или, может, слово какое известно раз уж такие чудеса творите?
Много будешь знать скоро состаришься, усмехнулся я. Лучше скажи мы куда едем? Я гляжу не к Синоду.
Так в Парголовскую мызу, ваше благородие. Захар, в отличие от меня, отозвался с явной охотой. Антон Сергеевич нынче там остановился, считайте, у самих графов Шуваловых в гостях.
Это что ж получается у вас там еще учреждение?
Я не без труда подобрал слово: «база» тут явно не годилась, а от термина «площадка» веяло чем-то уже более поздним, из советской эпохи. Но, так или иначе, Орден явно располагал ресурсами посолиднее, чем пара этажей в здании на Галерной под боком у Святейшего Синода. Впрочем, неудивительно должны же были капелланы разместить где-то личный состав и оружие. И где-то еще возможно, на севере города, в Парголово расположились казармы, арсенал гаражи, в конце концов.
Никак нет, ваше благородие. Там только усадьба, парк дачи господские еще, отозвался Захар. Но их сиятельства дозволили. Андрей Павлович лично велел наших разместить. И оказывать всяческое содействие.
Когда Орден просит ему редко отказывают. И, видимо, не только юные гимназисты, но и целые аристократы графского рода Шуваловых.
Ни светофоров, ни уж тем более пробок по пути, ясное дело, не имелось так что мы долетели до выезда из города за каких-то минут десять. Но и их хватило, чтобы погода испортилась окончательно. Утро и без того выдалось не самым приятным, а теперь вокруг понемногу становилось нет, не то чтобы темно но как-то серо и мокро. Небо так и не разродилось дождем, зато будто сползло вниз к земле под собственной тяжестью. В воздухе повисло водяное крошево, на стеклах машины снаружи выступили капли, а еще через половину километра мы заехали в такой туман, что Захару пришлось замедлить ход машины и разве что не лечь грудью на руль, выглядывая впереди поворот.